ОТДЕЛ ПЯТЫЙ.................................................................................. 2

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ НА ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД. КАПИТАЛ, ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ......................................................................................... 2

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ........................................................ 2

КАПИТАЛ, ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ.................................... 2

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ...................................................... 24

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ. СТАВКА ПРОЦЕНТА. «ЕСТЕСТВЕННАЯ» НОРМА ПРОЦЕНТА 24

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ....................................................... 37

ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД................. 37

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ................................................ 61

ВЫДЕЛЕНИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ В ФОРМЕ КАПИТАЛА, ПРИНОСЯЩЕГО ПРОЦЕНТЫ.................................................................................... 61

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ........................................................ 71

КРЕДИТ И ФИКТИВНЫЙ КАПИТАЛ........................................ 71

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ..................................................... 87

НАКОПЛЕНИЕ ДЕНЕЖНОГО КАПИТАЛА;............................. 87

ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СТАВКУ ПРОЦЕНТА................................. 87

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ................................................ 109

РОЛЬ КРЕДИТА В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ 109

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ................................................ 117

СРЕДСТВА ОБРАЩЕНИЯ И КАПИТАЛ;................................. 117

ВОЗЗРЕНИЯ ТУКА И ФУЛЛАРТОНА..................................... 117

ОТДЕЛ ПЯТЫЙ.............................................................................. 140

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ НА ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД. КАПИТАЛ, ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ (продолжение).......................................................... 140

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ................................................. 140

СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ БАНКОВСКОГО КАПИТАЛА........... 140

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.................................................................. 155

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. — I 155

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ..................................................... 175

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. — II (продолжение) 175

1) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В ССУДНЫЙ КАПИТАЛ......... 175

2) ПРЕВРАЩЕНИЕ КАПИТАЛА ИЛИ ДОХОДА В ДЕНЬГИ, ПРЕВРАЩАЮЩИЕСЯ В ССУДНЫЙ КАПИТАЛ................................................................................. 182

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ..................................................... 186

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ.—III (окончание) 186

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ...................................................... 203

СРЕДСТВА ОБРАЩЕНИЯ ПРИ КРЕДИТНОЙ СИСТЕМЕ..... 203

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.............................................. 230

«ПРИНЦИП ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ» И АНГЛИЙСКОЕ БАНКОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 1844 ГОДА................................................................................... 230

ОТДЕЛ ПЯТЫЙ

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ НА ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД. КАПИТАЛ, ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ

При первом рассмотрении общей или средней нормы прибыли (отдел II этой книги) эта последняя не выступала еще перед нами в своем законченном виде, так как выравнивание прибылей представлялось еще просто выравниванием промышленных капиталов, вложенных в различные сферы производства. Это рассмотрение было дополнено в предыдущем отделе, где исследовались участие торгового капитала в этом выравнивании и торговая прибыль. Общая норма прибыли и средняя прибыль предстали теперь в более узких границах, чем прежде. В ходе дальнейшего исследования следует иметь в виду, что, говоря об общей норме прибыли, или о средней прибыли, мы подразумеваем это последнее значение, т. е. говорим лишь о средней норме в ее законченном виде. А так как норма эта теперь одинакова для промышленного и для торгового капитала, то, поскольку речь идет только об этой средней прибыли, нет также необходимости впредь делать различие между промышленной и торговой прибылью. Независимо от того, вложен ли капитал в сферу производства как промышленный капитал или в сферу обращения как торговый капитал, он приносит pro rata * своей величине одну и ту же годовую среднюю прибыль.

Деньги, взятые здесь как самостоятельное выражение известной суммы стоимости,— независимо от того, существует ли она в действительности в форме денег или товара,— могут на основе капиталистического производства быть превращены в капитал и вследствие такого превращения из стоимости

соответственно. Ред.

372

данной величины становятся стоимостью самовозрастающей, увеличивающейся. Он» производят прибыль, т. е. дают капиталисту возможность выжимать из рабочих и присваивать определенное количество неоплаченного труда, прибавочный продукт и прибавочную стоимость. Тем самым помимо потребительной стоимости, которой они обладают в качестве денег, они приобретают добавочную потребительную стоимость, именно ту, что они функционируют как капитал. Их потребительная стоимость состоит здесь как раз в той прибыли, которую они производят, будучи превращены в капитал. В этом качестве потенциального капитала, средства для производства прибыли, деньги становятся товаром, но товаром sui generis *. Или, что сводится к тому же, капитал как капитал становится товаром ⁵⁴⁾.

Предположим, что годовая средняя норма прибыли равняется 20%. В таком случае машина стоимостью в 100 ф. ст., применяемая в качестве капитала при средних условиях .и среднем уровне знания дела и целесообразной деятельности, дала бы прибыль в 20 фунтов стерлингов. Из этого следует, что человек, располагающий 100 ф. ст., обладает силой превратить 100 ф. ст. в 120, или произвести прибыль в 20 фунтов стерлингов. Он обладает потенциальным капиталом в 100 фунтов стерлингов. Если этот человек уступает эти 100 ф. ст. на год другому, который действительно применит их как капитал, то он дает ему силу произвести 20 ф. ст. прибыли, произвести прибавочную стоимость, которая ничего ему не стоит, за которую он не уплачивает никакого эквивалента. Если это последнее лицо уплачивает собственнику этих 100 ф. ст. в конце года, предположим, 5 ф. ст., т. е. часть произведенной прибыли, то оно оплачивает таким образом потребительную стоимость этих 100 ф. ст., потребительную стоимость их функции как капитала, функции производить 20 ф. ст. прибыли. Часть прибыли, уплачиваемая владельцу этих денег, называется процентом, что, следовательно, является не чем иным, как особым названием, особой рубрикой той части прибыли, которую функционирующий капитал должен выплатить собственнику капитала вместо того, чтобы положить ее в собственный карман.

Ясно, что обладание этими 100 ф. ст. дает их собственнику силу присвоить процент, некоторую часть прибыли, произведенной его капиталом. Если бы он не 'отдал этих 100 ф. ст.

* — особого рода. Ред.

⁵⁴⁾ Здесь можно было бы процитировать несколько мест, в которых экономисты так именно и понимают дело.— «Вы» (Английский банк) «являетесь очень крупными торговцами товаром капитал?* — такой вопрос при опросе свидетелей в связи с отчетом по банковскому законодательству (палата общин, 1857) был задан одному из директоров этого Банка. [«Report on Bank Acts», 1857, р. 104].

373

другому лицу, то это последнее не могло бы произвести прибыль, вообще не могло бы функционировать в качестве капиталиста по отношению к этим 100 фунтам стерлингов⁵⁵).

Говорить в данном случае вместе с Гилбартом (см. примечание) об «естественной справедливости» — бессмыслица. Справедливость сделок, совершающихся между агентами производства, основывается на том, что эти сделки как естественное следствие вытекают из отношений производства. Юридические формы, в которых эти экономические сделки проявляются как волевые действия участников, как выражения их общей воли и как обязательства, к выполнению которых каждую из сторон принуждает государство,— эти юридические формы, будучи только формами, не могут сами определить этого содержания сделок. Они только выражают его. Содержание это является справедливым, поскольку оно соответствует способу производства, адекватно ему. Оно несправедливо, поскольку противоречит ему. Рабство на основе капиталистического способа производства несправедливо; точно так же несправедлив и обман на качестве товара.

Эти 100 ф. ст. производят прибыль в 20 ф. ст. потому, что они функционируют как капитал — промышленный или торговый капитал. Однако sine qua non * такого функционирования их в качестве капитала является расходование их как капитала, следовательно, расходование денег на покупку средств производства (при капитале промышленном) и на покупку товара (при капитале торговом). Но чтобы деньги могли быть израсходованы, они должны быть налицо. Если бы А, собственник этих 100 ф. ст., израсходовал их на свое личное потребление или удержал их при себе как сокровище, то В, функционирующий капиталист, не мог бы израсходовать их как капитал. Он затрачивает не свой капитал, а капитал, принадлежащий А, но он не может затратить капитала, принадлежащего Л, помимо воли А. Таким образом, в действительности эти 100 ф. ст. как капитал первоначально расходуются капиталистом А, хотя вся функция его в качестве капиталиста ограничивается этим расходованием 100 ф. ст. как капитала. Поскольку дело касается этих 100 ф. ст., то В лишь потому функционирует как капиталист, что А передает ему эти 100 ф. ст. и таким образом расходует их как капитал.

⁵⁵⁾ «.То обстоятельство, что человек, берущий деньги взаймы с целью извлечь из них прибыль, должен отдать часть прибыли кредитору, является само собой разумеющимся принципом естественной справедливости» {Gilbart. «The History and Principles of Banking». London, 1834, p. 163).

* — непременным условием. Ред.

374

Рассмотрим сначала своеобразие обращения капитала, при носящего проценты. Затем, во вторую очередь, следует рассмотреть тот своеобразный способ, при котором он продается как товар, именно ссужается, а не уступается раз навсегда.

Исходным пунктом являются деньги, которые А ссужает В, Ссуда может быть предоставлена под залог или без залога:

однако первая форма является более древней, за исключением ссуды под товары или под долговые обязательства, как-то: векселя, акции и т. д. Эти особые формы нас здесь не интересуют. Мы имеем здесь дело с капиталом, приносящим проценты, в его обычной форме.

В руках В деньги действительно превращаются в капитал, проделывают движение Д — Т — Д' и затем снова возвращаются к А как Д', как Д + ΔД, где ΔД представляет процент. Ради упрощения мы пока оставляем в сторона тот случай, когда капитал остается в руках В на более продолжительное время и проценты выплачиваются в определенные сроки.

Итак, движение таково:

Д - Д - Т - Д' - Д'.

Дважды здесь появляются 1) расходование денег как капитала, 2) обратный приток их как реализованного капитала, как Д', или Д + ΔД.

При движении торгового капитала Д — Т — Д' один и тот же товар дважды, а в тех случаях, когда купец продает купцу, и многократно, переходит из одних рук в другие; но каждое такое перемещение одного и того же товара означает метаморфоз, куплю или продажу товара, сколько бы раз ни повторялся этот процесс, до тех пор пока товар не войдет) окончательно в потребление.

С другой стороны, в Т—Д—Т совершается двукратное перемещение одних и тех же денег, но это двукратное перемещение указывает на полный метаморфоз товара, который сначала превращается в деньги, а затем из денег опять в другой товар.

Напротив, для капитала, приносящего проценты, первое перемещение Д отнюдь не является моментом ни метаморфоза товара, ни воспроизводства капитала. Таким моментом перемещение Д становится лишь при вторичной затрате, в руках функционирующего капиталиста, который ведет с этими деньгами торговлю, или превращает их в производительный капитал. Первое перемещение Д выражает здесь не что иное, как переуступку, или передачу, лицом А лицу В — переуступку, обыкновенно совершающуюся при соблюдении известных юридических форм и условий.

375

Этому двукратному расходованию денег как капитала, причем первое из них есть простая передача денег лицом А лицу В, соответствует и двукратное возвращение их. Как Д', или Д + ΔД, они возвращаются из движения обратно к функционирующему капиталисту В. Тогда последний снова передает их А, но уже вместе с частью прибыли, передает как реализованный капитал, как Д + ΔД, где ΔД не равно всей прибыли, а представляет собой только часть прибыли, процент. К В они возвращаются обратно лишь в качестве того, что он израсходовал,— в качестве функционирующего капитала, являющегося, однако, собственностью А. Поэтому, чтобы процесс их возвращения закончился, В должен передать их А. Но кроме суммы капитала, В должен передать А под названием процента часть прибыли, произведенной им при помощи этой суммы капитала, так как А давал деньги В только как капитал, т. е. как cтоимость, которая не только сохраняется в движении, но и создает своему собственнику прибавочную стоимость. Они остаются в руках В лишь до тех пор, пока являются функционирующим капиталом. И по своем возвращении,— по истечении срока,— они перестают функционировать как капитал. Но и в качестве нефункционирующего более капитала они должны быть снова переданы обратно А, который не перестал быть их юридическим собственником.

Форма ссуды, вместо формы продажи, свойственная этому товару, капиталу как товару, встречающаяся впрочем и при других сделках, вытекает уже из того определения, что капитал выступает здесь как товар или что деньги в качестве капитала становятся товаром.

Здесь необходимо провести следующее различие:

Мы видели («Капитал», кн. II, гл. I) и кратко напоминаем здесь о том, что в процессе обращения капитал функционирует как товарный капитал и как денежный капитал. Но в обеих формах капитал становится товаром не как капитал.

Как только производительный капитал превратится в товарный капитал, он должен быть выброшен на рынок, продан как товар. Здесь он функционирует просто как товар. Капиталист выступает в данном случае лишь как продавец товара, подобно тому, как покупатель — лишь как покупатель товара. Как товар продукт должен в процессе обращения посредством продажи реализовать свою стоимость, принять свой превращенный вид, вид денег. Поэтому также совершенно безразлично, покупается ли этот товар потребителем в качестве жизненного средства или капиталистом в качестве средства производства, как составная часть капитала. В акте обращения товарный

376

капитал функционирует лишь как товар, не как капитал. Это — товарный капитал в отличие от простого товара, 1) потому что он уже чреват прибавочной стоимостью, следовательно реализация его стоимости есть в то же время и реализация прибавочной стоимости; но это ничего не изменяет в том факте, что он существует просто как товар, как продукт определенной цены; 2) потому что эта функция его как товара есть момент процесса воспроизводства его как капитала, и потому его движение как товара, являясь лишь частичным движением в совершаемом им процессе, в то же время является его движением как капитала; но оно становится таковым не вследствие самого акта продажи, а только вследствие связи, существующей между этим актом и всем движением этой определенной суммы стоимости как капитала.

Точно так же в качестве денежного капитала он фактически действует лишь просто как деньги, т. е. как средство для покупки товаров (элементов производства). То обстоятельство, что эти деньги являются здесь в то же время денежным капиталом, формой капитала, вытекает не из акта купли, не из той действительной функции, которую он выполняет как деньги, а из связи этого акта с совокупным движением капитала, потому что этот акт, который совершает капитал как деньги, служит введением к капиталистическому процессу производства.

Но поскольку товарный капитал и денежный капитал действительно функционируют, действительно играют свою роль в процессе, товарный капитал действует здесь только как товар, денежный капитал — только как деньги. Ни в один из отдельных моментов метаморфоза, рассматриваемых сами по себе, капиталист не продает покупателю товара как капитала — хотя для него товар представляет капитал — и не отчуждает продавцу денег как капитала. В обоих случаях он отчуждает товар просто как товар и деньги просто как деньги, как покупательное средство по отношению к товару.

Капитал выступает в процессе обращения как капитал только в общей связи всего процесса, в том моменте, в котором исходная точка является вместе с тем и той точкой, к которой движение возвращается, в Д — Д' или Т — Т' (тогда как в процессе производства он выступает как капитал вследствие подчинения рабочего капиталисту и вследствие производства прибавочной стоимости). Но в этом моменте возвращения к исходной точке посредствующий процесс исчез. Налицо здесь Д', или Д + ΔД, сумма денег, равная первоначально авансированной денежной сумме плюс некоторый избыток сравнительно с ней, реализованная прибавочная стоимость (при этом

377

безразлично, существует ли теперь сумма стоимости, увеличенная на ΔД, в форме денег, или товара, или элементов производства). И как раз в этом пункте возвращения, в котором капитал существует как реализованный капитал, как возросшая стоимость,— поскольку этот пункт фиксируется как точка покоя, воображаемая или действительная,— в этой форме капитал никогда не вступает в обращение, а, наоборот, выступает как извлеченный из обращения, как результат всего процесса. Если он расходуется вновь, он никогда не отчуждается третьему лицу как капитал, а продается ему как простой товар или уплачивается ему за товар как простые деньги. Он никогда не выступает в процессе своего обращения как капитал, а только как товар или деньги, и это в данном случае единственная форма его существования для других. Товар и деньги являются здесь капиталом не постольку, поскольку товар превращается в деньги, а деньги в товар, не в их действительных отношениях к покупателю или продавцу, а лишь в их идеальных отношениях к самому капиталисту (если рассматривать дело субъективно) или как моменты процесса воспроизводства (если рассматривать дело объективно). В действительном движении капитал существует как капитал не в процессе обращения, а лишь в процессе производства, в процессе эксплуатации рабочей силы.

Но иначе обстоит дело с капиталом, приносящим проценты, и как раз в этом-то и заключается его специфический характер. Владелец денег, желающий применить свои деньги как капитал, приносящий проценты, отчуждает их третьему лицу, бросает их в обращение, делает их товаром как капитал,— как капитал не только для себя самого, но и для других. Это капитал не только для того, кто отчуждает деньги, но и третьему лицу они с самого же начала передаются как капитал, как стоимость, обладающая той потребительной стоимостью, что она создает прибавочную стоимость, прибыль; как стоимость, которая в движении сохраняется и после своего функционирования возвращается к первоначально израсходовавшему се лицу, в данном случае, к владельцу денег; следовательно, лишь на время удаляется от него и из рук своего собственника лишь временно переходит во владение функционирующего капиталиста, т. е. не поступает в уплату и не продается, а лишь отдается в ссуду, лишь отчуждается под условием, что по истечении известного срока она, во-первых, возвратится к своему исходному пункту и, во-вторых, возвратится как реализованный капитал, реализовав свою потребительную стоимость, свою способность производить прибавочную стоимость.

378

Товар, который ссужается как капитал, ссужается, смотря по его свойствам, как основной или как оборотный капитал. Деньги могут даваться в ссуду в обеих формах,— как основной капитал, например, в том случае, когда они выплачиваются обратно в форме пожизненной ренты, так что вместе с процентами всегда возвращается обратно и часть капитала. Некоторые товары по самой природе своей потребительной стоимости могут быть даны в ссуду лишь как основной капитал, например дома, суда, машины и т. д. Но всякий ссудный капитал, какова бы ни была его форма и как бы природа его потребительной стоимости ни модифицировала обратную уплату, всегда является лишь особой формой денежного капитала. Потому что то, что дается здесь в ссуду, всегда есть определенная денежная сумма, и на эту же сумму исчисляется и процент. Если то, что ссужается, не есть ни деньги, ни оборотный капитал, то и обратно оно уплачивается таким способом, как притекает обратно основной капитал. Кредитор получает периодически процент и часть потребленной ^стоимости самого основного капитала, эквивалент периодического износа. А по истечении срока непотребленная часть ссуженного основного капитала возвращается обратно in natura *. Если ссуженный капитал — капитал оборотный, то и он возвращается к кредитору точно так же, как притекает обратно оборотный капитал.

Итак, способ возвращения определяется каждый раз действительным кругооборотом воспроизводящегося капитала и его особых видов. Но возвращение ссуженного капитала принимает форму обратной уплаты потому, что авансирование, отчуждение этого капитала имеет форму ссуды.

В этой главе мы занимаемся лишь собственно денежным капиталом, от которого произошли все другие формы ссудного капитала.

Ссудный капитал притекает обратно два раза; в процессе воспроизводства он возвращается к функционирующему капиталисту, а затем еще раз повторяется возвращение как передача капитала кредитору, денежному капиталисту, как обратная уплата катд»тала его действительному собственнику, юридической исходной точке капитала.

В действительном процессе обращения капитал всегда выступает только как товар или деньги, и его движение сводится к ряду актов купли и продажи. Короче, процесс обращения сводится к метаморфозу товара. Иное дело, если мы рассмотрим процесс воспроизводства в целом. Если в качестве отправной

— в натуральной форме. Ред

точки мы возьмем деньги (дело не изменится, если в качестве отправной точки мы возьмем товар, потому что в таком случае мы исходим из его стоимости и, следовательно, рассматриваем самый товар sub specie* денег), то мы увидим, что известная сумма денег израсходована и по истечении известного периода возвращается обратно с некоторым приращением. Возвращается обратно возмещение авансированной денежной суммы плюс прибавочная стоимость. Эта сумма сохранилась и увеличилась, совершив известное круговое движение. Но деньги, поскольку они ссужаются как капитал, ссужаются именно в качестве такой сохраняющейся и увеличивающейся денежной суммы, которая по истечении известного периода возвращается с некоторой прибавкой и во всякое время может снова начать тот же самый процесс. Они не расходуются ни как деньги, ни как товар, т. е. они не обмениваются на товар, если авансированы в виде денег, и не продаются за деньги, если авансированы в виде товара; они расходуются как капитал. Отношение к самому себе, отношение, в котором представляется капитал, если рассматривать капиталистический процесс производства как целое и как единство, отношение, в котором капитал выступает как деньги, высиживающие деньги, здесь срастается с деньгами без посредствующего промежуточного движения, просто в качестве их характера, их определенности. И в этой определенности они отчуждаются, когда отдаются в ссуду в качестве денежного капитала.

Странное понимание роли денежного капитала у Прудона («Gratuite du Credit». Discussion entre m. Fr. Bastiat et m. Proud-hon. Paris, 1850). Ссуда потому кажется Прудону злом, что она не является продажей.

Ссуда под проценты — это

«возможность все снова продавать один и тот же предмет и все снова получать за него цену, никогда не уступая собственности на то, что продается» (стр. 9) ⁹⁴.

Предмет, деньги, дом и т. д. не меняют собственника, как это бывает при купле и продаже. Но Прудон упускает из виду, что при отдаче денег в форме капитала, приносящего проценты, за них не получают никакого эквивалента. При всяком акте купли и продажи, поскольку вообще происходит обмен, предмет действительно отдается. Собственность на продаваемый предмет каждый раз уступается. Но стоимость при этом не отдается. При продаже отдается товар, а не его стоимость, которая возвращается в форме денег или, что является здесь лишь

под углом зрения. Ред.

380

иной формой денег,— в форме долгового обязательства или платежного титула. При купле отдаются деньги, а не их стоимость, которая возмещается в форме товара. В продолжение всего процесса воспроизводства промышленный капиталист сохраняет в своих руках одну и ту же стоимость (оставляя в стороне прибавочную стоимость), только в различных формах.

Поскольку совершается обмен, т. е. обмен предметов, никакого изменения стоимости не происходит. Один и тот же капиталист все время удерживает в своих руках одну и ту же стоимость. Поскольку, однако, прибавочная стоимость производится капиталистом, нет обмена; когда же происходит обмен, прибавочная стоимость уже заключена в товарах. Если мы будем рассматривать не отдельные акты обмена, а весь кругооборот капитала Д — Т — Д' то определенная сумма стоимости постоянно авансируется, и эта же сумма стоимости плюс прибавочная стоимость, или прибыль, извлекается из обращения. В простых актах обмена опосредствование этого процесса, конечно, остается вне ноля зрения. Как раз на этом движении Д как капитала покоится и из этого движения возникает процент капиталиста, ссужающего деньги.

«В самом деле»,— говорит Прудон,— «шляпник, продающий шляпы... получает взамен их стоимость, не больше и не меньше. Но капиталист, ссужающий деньги... не только получает обратно свой капитал неуменьшившимся, — он получает больше, чем составлял его капитал, больше, чем было им брошено в обмен, он получает сверх капитала еще и процент» (стр. 69).

Шляпник представляет здесь промышленного капиталиста в противоположность капиталисту, который ссужает деньги. Прудон явно не постиг тайны того, каким образом промышленный капиталист может продавать товар по его стоимости (выравнивание по ценам производства здесь, при его понимании, не имеет никакого значения) и именно поэтому может получать прибыль сверх капитала, бросаемого им в обмен. Предположим, что цена производства 100 шляп = 115 ф. ст. и что эта цена производства случайно равна стоимости шляп, т. е. капитал, производящий шляпы, представляет собой капитал среднего общественного строения. Если прибыль = 15%, то шляпник реализует прибыль в 15 ф. ст., продавая свои товары по их стоимости в 115 фунтов стерлингов. Ему они стоят всего 100 фунтов стерлингов. Если он производил при помощи своего собственного капитала, то избыток в 15 ф. ст. он целиком кладет в карман; если — при помощи капитала, взятого в ссуду, то из этих 15 ф. ст. ему придется, быть может, 5 ф. ст. отдать в виде процента. Это нисколько не меняет

381

стоимости шляп, а вносит лишь изменение в распределение между разными лицами той прибавочной стоимости, которая уже заключена в этой стоимости. Поскольку на стоимость шляп уплата процента не оказывает влияния, то бессмыслицей является и такое утверждение Пру дона:

«Так как в торговле процент на капитал присоединяется к заработной плате рабочего, чтобы вместе с этой последней составить цену товара, то рабочий нс может выкупить продукт своего собственного труда. «Жить .работая» — это такой принцип, который при господстве процента заключает в себе противоречие» (стр. 105) ⁵⁶⁾.

Как плохо понял Прудон природу капитала, можно видеть из следующей фразы, в которой он движение капитала вообще изображает как движение, характерное для капитала, приносящего проценты:

«Так как вследствие накопления процентов капитал-деньги, совершив ряд обменов, всегда возвращается к своему источнику, то отсюда следует, что ссуда, делаемая одним и тем же лицом, приносит прибыль всегда тому же самому лицу» [стр. 154].

Что же остается для него загадочным в своеобразном движении капитала, приносящего проценты? Категории: купля, цена, уступка предметов и та неопосредствованная форма, в которой появляется здесь прибавочная стоимость; короче, то явление, что здесь капитал как капитал сделался товаром и что поэтому продажа превратилась в ссуду, цена — в долю прибыли.

Возвращение капитала к своему исходному пункту есть вообще характерное движение капитала, поскольку он совершает весь свой кругооборот. Это отнюдь не является отличительной чертой только капитала, приносящего проценты. Характерна для него только внешняя форма возвращения, оторванная от посредствующего кругооборота. Ссужающий капиталист отдает свой капитал, передает его промышленному капиталисту, не получая эквивалента. Эта передача вообще не является актом действительного процесса кругооборота капитала, она лишь подготовляет кругооборот, который должен быть совершен при посредстве промышленного капиталиста. Это первое перемещение денег не выражает никакого акта

⁵⁶⁾ Поэтому, если рассуждать по Прудону, «дом», «деньги» и т. д. ссужаются не как «капитал», а отчуждаются как «товар... по себестоимости» (стр. 43—44). Лютер стоял несколько выше Прудона. Он уже знал, что получение прибыли не зависит от формы ссуды или покупки: «Из торговли тоже делают ростовщичество. Но для одного раза это уже слишком много. Сейчас мы будем говорить только об одном — о ростовщичестве при ссудах. После того как мы с ним разделаемся, мы воздадим по заслугам (в ближайшее время) также и торговому ростовщичеству» (М. Luther. «Au die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen. Vermanung». W i tte in beeg 1540).

382

метаморфоза: ни купли, ни продажи. Собственность не уступается, так как не происходит никакого обмена и не получается нг какого эквивалента. Возвращение денег из рук промышленного капиталиста в руки ссудившего просто дополняет первый акт уступки капитала. Авансированный в денежной форме капитал процессом кругооборота снова возвращается к промышленному капиталисту в денежной форме. Но так как при расходовании капитал не принадлежал ему, то и при возвращении он не может ему принадлежать. То обстоятельство, что этот капитал прошел через процесс воспроизводства, не может превратить его в собственность промышленного капиталиста Следовательно, он должен возвратить этот капитал тому, кто дал его в ссуду. Первое расходование капитала, перемещающее его из рук кредитора в руки заемщика, есть юридическая сделка, не имеющая ничего общего с действительным процессом воспроизводства капитала, лишь подготовляющая его. 06paтнная уплата, снова перемещающая возвратившийся обратно ка питал из рук заемщика в руки кредитора, есть вторая юридическая сделка, дополнение первой; первая подготовляет действительный процесс, вторая есть заключительный акт, совер шающийся после окончания последнего. Следовательно, исходный и конечный пункты — отдача и возврат капитала, отданного в ссуду,— представляются произвольными движениями совершающимися при посредстве юридических сделок, происходящими до и после действительного движения капитала нс имеющими никакого отношения к самому этому движениию Для действительного движения капитала было бы безразлично если бы капитал с самого начала принадлежал промышленному капиталисту и потому возвращался бы к нему просто как его собственность.

В первом, вводном, акте кредитор передает свой капитал заемщику. Во втором, дополнительном и заключительном акте заемщик возвращает капитал кредитору. Поскольку в внимание принимается лишь сделка между двумя лицами и,-если оставить пока процент в стороне,— поскольку, следо вательно, речь идет лишь о движении самого отданного в ссу ду капитала между кредитором и заемщиком, оба эти акта (отделенные более или менее продолжительным промежуткем времени, на который приводится действительное движение воспроизводства капитала) охватывают все это движение А это движение — отдача под условием возврата — представляет

собой вообще движение ссуды выдаваемой и ссуды получаемой, этой специфической

формы лишь условного отчуждения денег или товара.

383

Движение, характерное для капитала вообще,— возвращение денег к капиталисту, возвращение капитала к его исходной точке,— для капитала, приносящего проценты, приобретает чисто внешний вид, обособленный от того действительного движения, формой которого он служит. А отдает свои деньги не как деньги, а как капитал. С капиталом здесь не происходит никакого изменения. Он лишь переходит в другие руки. Его действительное превращение в капитал совершается только в руках В. Но для А он уже стал капиталом вследствие простой передачи В. Действительное возвращение капитала из процесса производства и обращения имеет место лишь для В. Но для А возвращение происходит в той же форме, как отчуждение. Из рук В капитал снова возвращается в руки А. Отдача, ссуда денег на известное время, и получение их обратно с процентом (прибавочной стоимостью) — вот вся форма движения, присущая капиталу, приносящему проценты, как таковому. Действительное движение отданных в ссуду денег как капитала есть операция, лежащая вне сделок между кредиторами и заемщиками. В самих этих сделках посредствующий процесс погашен, невидим, непосредственно не заключен. Как товар особого рода капитал обладает и своеобразным родом отчуждения. Поэтому и возврат получает здесь выражение не как следствие и результат определенного ряда экономических актов, а как следствие особой юридической сделки между покупателем и продавцом. Время возвращения зависит от хода процесса воспроизводства; в отношении капитала, приносящего проценты, кажется, будто его возврат как капитала зависит от простого соглашения между кредитором и заемщиком. Так что по отношению к этой сделке возвращение капитала представляется уже не результатом, который определяется процессом производства, а представляется так, как будто бы данный в ссуду капитал никогда не утрачивал формы денег. Конечно, фактически сделки эти определяются действительными возвращениями капитала. Но это не проявляется в самой сделке. На практике дело также отнюдь не всегда так происходит. Если действительный возврат не произошел вовремя, то заемщику приходится искать иной вспомогательный источник для выполнения своих обязательств перед кредитором. Простая форма капитала — деньги, которые затрачиваются в виде суммы А и через известный промежуток времени возвращаются обратно в виде суммы А + ¹/x А без какого бы то ни было иного опосредствования, кроме этого промежутка времени,— есть лишь иррациональная форма действительного движения капитала.

384

В действительном движении капитала его обратное возвращение есть момент процесса обращения. Сначала деньги превращаются в средства производства; процесс производства превращает их в товар; путем продажи товара они снова превращаются в деньги и в этой форме возвращаются обратно в руки капиталиста, который впервые авансировал данный капитал в денежной форме. Но в отношении капитала, приносящего проценты, возврат его, как и выдача, есть лишь результат юридической сделки между собственником капитала и вторым лицом. Мы видим лишь выдачу и обратную уплату. Все, что происходит между ними, изгладилось.

Но так как деньги, авансированные как капитал, обладают свойством возвращаться к тому, кто их авансировал, затратил как капитал; так как Д — Т — Д' есть имманентная форма движения капитала, то именно поэтому владелец денег может ссужать их как капитал, как нечто такое, что обладает свойством возвращаться к своему исходному пункту, сохраняться и возрастать как стоимость в том движении, которое оно совершает. Он отдает деньги как капитал, так как после того, как они применены как капитал, они возвращаются к своей исходной точке, и, следовательно, по истечении известного срока заемщик может возвратить их именно потому, что они притекают обратно к нему самому.

Итак, отдача в ссуду денег как капитала — отдача их под условием возврата по истечении известного времени — предполагает, что деньги действительно применяются как капитал, действительно притекают обратно к своей исходной точке. Таким образом действительный кругооборот денег как капитала является условием юридической сделки, согласно которой заемщик должен возвратить деньги кредитору. Если заемщик не затратит деньги как капитал,— это его дело. Кредитор ссужает деньги как капитал, и как таковой они должны проделать функции капитала, заключающие в себе кругооборот денежного капитала вплоть до его возвращения в денежной форме к своему исходному пункту.

Акты обращения Д — Т и Т — Д' в которых данная сумма стоимости функционирует как деньги или как товар, суть лишь посредствующие процессы, отдельные моменты всего ее движения. Как капитал она проделывает все движение Д — Д'. Она авансируется как деньги или как сумма стоимости в какой-либо форме и возвращается обратно как сумма стоимости. Ссужающий деньги не затрачивает их при купле товара или, в том случае, если сумма стоимости существует в виде товаров, не продает последние за деньги, но аванси-

385

рует их как капитал, как Д — Д', как стоимость, которая в определенный срок снова возвращается к своему исходному пункту. Вместо того чтобы покупать или продавать, он дает. в ссуду. Эта отдача в ссуду является таким образом соответственной формой для отчуждения стоимости как капитала, а не как денег или товара. Но отсюда отнюдь не следует, что отдача в ссуду не может быть формой и таких сделок, которые не имеют никакого отношения к капиталистическому процессу воспроизводства.

___

До сих пор мы рассматривали только движение ссудного капитала между его собственником и промышленным капиталистом. Теперь нам предстоит исследовать процент.

Кредитор расходует свои деньги как капитал; сумма стоимости, которую он отчуждает другому лицу, есть капитал и потому возвращается к нему обратно. Но простое возвращение к нему ссуженной суммы стоимости было бы не возвращением ее как капитала, а просто возвращением ссуженной суммы стоимости. Чтобы возвратиться в качестве капитала, авансированная сумма стоимости должна не только сохраниться в движении, но и возрасти, увеличиться в своем размере, т; е. возвратиться с прибавочной стоимостью, как Д + ΔД, и это ΔД является здесь процентом, или той частью средней прибыли, которая не остается в руках функционирующего капиталиста, а достается денежному капиталисту.

То обстоятельство, что деньги были отчуждены им как капитал, означает, что они должны быть возвращены ему в виде Д + ΔД. Нам предстоит еще особо рассмотреть ту форму, когда проценты выплачиваются в известные сроки в продолжение того периода времени, на который предоставлена ссуда, а возврат капитала происходит лишь в конце этого периода.

Что дает денежный капиталист заемщику, промышленному капиталисту? Что он отчуждает ему в действительности? А ведь только акт отчуждения превращает ссуду денег в отчуждение денег как капитала, т. е. в отчуждение капитала как товара.

Только посредством акта этого отчуждения капитал денежного кредитора передается другому лицу как товар, или товар, которым он распоряжается, передается другому лицу как капитал.

Что отчуждается при обычной продаже? Не стоимость проданного товара, так как она только меняет свою форму. Она существует идеально в товаре как цена, прежде чем реально перейти в форме денег в руки продавца. Одна и та же стоимость

386

и одна и та же величина стоимости меняют здесь только свою форму. В одном случае они существуют в товарной форме, в другом случае — в денежной форме. То, что действительно отчуждается от продавца, а потому переходит в сферу индивидуального или производительного потребления покупателя,— это потребительная стоимость товара, товар как потребительная стоимость.

Что же это за потребительная стоимость, которую денежный капиталист отчуждает на время ссуды и передает промышленному капиталисту, заемщику? Это — потребительная стоимость, которую деньги имеют благодаря тому, что они могут быть превращены в капитал, могут функционировать как капитал и что поэтому они сверх того, что сохраняют свою первоначальную величину стоимости, производят в своем движении определенную прибавочную стоимость, среднюю прибыль (то, что превышает или стоит ниже ее, представляется здесь случайностью). У остальных же товаров потребительная стоимость в конце, концов потребляется, при этом исчезает субстанция товара, а с ней и его стоимость. Товар-капитал, напротив, обладает той особенностью, что благодаря потреблению его потребительной стоимости его стоимость и потребительная стоимость не только сохраняются, но еще и увеличиваются.

Эту-то потребительную стоимость денег как капитала — способность производить среднюю прибыль — и отчуждает денежный капиталист промышленному капиталисту на то время, на которое он передает этому последнему право распоряжаться ссудным капиталом.

В этом смысле имеется известная аналогия между деньгами, отданными таким образом в ссуду, и рабочей силой, взятой в ее отношении к промышленному капиталисту. Но только стоимость рабочей силы капиталист оплачивает, тогда как стоимость взятого в ссуду капитала он просто возвращает обратно. Потребительная стоимость рабочей силы для промышленного капиталиста — это способность в процессе ее потребления производить большую стоимость (прибыль), чем она сама имеет, производить больше, чем она стоит. Этот избыток стоимости является для промышленного капиталиста потребительной стоимостью рабочей силы. Точно так же потребительной стоимостью ссудного денежного капитала является его способность присоединять и увеличивать стоимость.

Денежный капиталист в действительности отчуждает потребительную стоимость, и вследствие этого то, что он отдает, отдается им как товар. И в этом отношении аналогия с товаром как таковым полная. Во-первых, это стоимость, которая пере

387

ходит из одних рук в другие. Когда мы имеем дело с простым товаром, товаром как таковым, в руках покупателя и продавца остается одна и та же стоимость, но в различной форме; как до торговой сделки, так и после нее в их руках находится та же стоимость, которую они отчуждали, но только у одного она в товарной форме, у другого — в денежной форме. В случае же ссуды денежный капиталист является единственным лицом, которое при этой сделке отдает стоимость; но он и сохраняет ее благодаря происходящему впоследствии обратному ее возвращению. При ссуде только одна сторона получает стоимость, так как только одна сторона ее отдает. Во-вторых, одна сторона отчуждает действительную потребительную стоимость, другая же сторона получает и потребляет ее. Но в отличие от обыкновенного товара эта потребительная стоимость сама есть стоимость, именно превышение стоимости в сравнении с ее первоначальной величиной, превышение, получающееся вследствие употребления денег как капитала. Прибыль есть эта потребительная стоимость.

Потребительная стоимость ссужаемых денег — это их способность функционировать в качестве капитала и в качестве такового производить при средних условиях среднюю прибыль⁵⁷⁾.

Что же платит промышленный капиталист и что, следовательно, является ценой ссудного капитала?

«То, .что заемщики платят в качестве процента за занятые деньги», по Массй, «есть часть той прибыли, которую занятые деньги способны принести» ⁵⁸).

Покупатель обыкновенного товара покупает потребительную стоимость этого товара, а оплачивает его стоимость. Заемщик денег также покупает их потребительную стоимость как капитала; но что он оплачивает? Конечно, не их цену, или стоимость, как при покупке других товаров. Между кредитором и заемщиком не происходит, как между покупателем и продавцом, смены формы стоимости, при которой эта стоимость один раз существует в форме денег, в другой раз — в форме товара. Тождественность отдаваемой и обратно получаемой стоимости проявляется здесь совершенно иным образом. Сумма стоимости, деньги,

⁵⁷⁾ «Правомерность взимания процента зависит не от того, получает ли заемщик прибыль с занятых им денег или нет, а от того, могут ли эти деньги принести прибыль, если им дать правильное применение». («An Essay on the Governing Causes of the Natural Rate of Interest; wherein the Sentiments of Sir W.^feU^and Mr. Loeke, on that Head, are considered». London, 1750, p. 49. Автор этого анонимного сочинения — Дж. Масси.)

58) [Там же, стр. 49.] «Богатые люди, вместо того чтобы самим применять свои деньги... ссужают их другим, чтобы те производили с их помощью прибыль и некоторую часть этой прибыли предоставляли владельцам денег» (там же, стр. 23—24).

388

отдается без эквивалента и возвращается по истечении известного времени. Кредитор все время остается собственником данной стоимости даже после того, как она из его рук перешла в руки заемщика. При простом обмене товаров деньги всегда находятся на стороне покупателя; при ссуде же деньги находятся на стороне продавца. Он является тем лицом, которое отдает деньги на известное время, а покупатель капитала является тем лицом, которое получает их как товар. Но это возможно лишь постольку, поскольку деньги функционируют как капитал и поэтому авансируются. Заемщик берет взаймы деньги как капитал, как самовозрастающую стоимость. Но сначала это капитал лишь в себе,— подобно всякому капиталу в его исходной точке в момент его авансирования. Только посредством потребления он увеличивает свою стоимость, реализуется как капитал. Но заемщик должен возвратить его как реализованный капитал, т. е. как стоимость плюс прибавочная стоимость (процент); а процент может быть только частью реализованной заемщиком прибыли. Частью, а не всей прибылью, так как для заемщика потребительная стоимость взятого взаймы капитала заключается в том, что он производит ему прибыль. В противном случае не происходило бы отчуждения потребительной стоимости со стороны кредитора. С другой стороны, и заемщику не может доставаться вся прибыль, ибо это означало бы, что он ничего не заплатил за отчуждение потребительной стоимости и возвращает кредитору авансированные деньги только как простые деньги, а не как капитал, не как реализованный капитал, потому что реализованным капиталом они являются только как Д + ΔД.

Оба, и кредитор и заемщик, расходуют одну и ту же денежную сумму как капитал. Но лишь в руках последнего она функционирует как капитал. То обстоятельство, что одна и та же сумма денег двукратно существует как капитал для двух лиц, не удваивает прибыли. Эта сумма может функционировать как капитал для обоих только благодаря тому, что прибыль делится. Та часть, которая достается кредитору, называется процентом.

Предполагается, что вся сделка происходит между капиталистами двух видов, между денежным капиталистом и капиталистом промышленным или торговым.

Никогда не следует забывать, что здесь капитал как капитал есть товар, или что товар, о котором здесь идет речь, есть капитал. Все проявляющиеся здесь отношения были бы поэтому иррациональны, если бы мы имели дело с простым товаром или с капиталом, поскольку последний функционирует в процессе своего воспроизводства как товарный капитал. Давать в ссуду

389

и брать взаймы вместо того, чтобы продавать и покупать — вот в чем заключается здесь вытекающее из специфической природы товара-капитала различие. Точно так же то, что здесь уплачивается, есть процент, а не цена товара. Если процент назвать ценой денежного капитала, то это будет иррациональной формой цены, совершенно противоречащей понятию цены товара ⁵⁹⁾. Цена сведена здесь к своей чисто абстрактной и бессодержательной форме, к такой форме, что это есть определенная сумма денег, которая уплачивается за нечто фигурирующее так или иначе в качестве потребительной стоимости, тогда как цена по своему понятию равна выраженной в деньгах стоимости этой потребительной стоимости.

Процент как цена капитала — выражение с самого начала совершенно иррациональное. Здесь товар имеет двоякую стоимость: во-первых, стоимость и, во-вторых, цену, отличную от этой стоимости, между тем как цена есть денежное выражение стоимости. Денежный капитал прежде всего есть не что иное, как сумма денег или стоимость определенной массы товаров, фиксированная в виде суммы денег. Если в ссуду дается товар как капитал, то он является лишь замаскированной формой денежной суммы. Потому что то, что дается в ссуду как капитал, это — не столько-то фунтов хлопка, а такое-то количество денег, существующее в форме хлопка как стоимость последнего. Цена капитала относится поэтому к нему как к денежной сумме, хотя и не как к «currency», как полагает г-н Торренс (см. выше, примечание 59). Каким же образом сумма стоимости может иметь цену, кроме своей собственной цены, кроме цены, выраженной в ее собственной денежной форме? Ведь цена — это стоимость товара (это одинаково относится и к рыночной цене, отличие которой от стоимости не качественное, а лишь количественное, касающееся лишь величины стоимости) в отличие от его потребительной стоимости. Цена, качественно отличная от стоимости,— это абсурдное противоречие⁶⁰⁾

⁵⁹⁾ «Выражение стоимость (value) в применении к currency [средствам обращения] имеет три значения... 2) currency actually in hand [средства обращения, фактически находящиеся в руках] в отличие от той же суммы currency, которая должна поступить в один из последующих дней. Кроме того, их стоимость измеряется ставкой процента, а ставка процента определяется отношением между всем капиталом, даваемым в ссуду, и спросом на него» (Полковник R. Torrens. «On the Operation of the Bank Charter Act of 1844 etc.». 2nd ed. [London], 1847 [p. 5, 6]).

⁶⁰) «Неопределенность термина стоимость денег, или средств обращения, который в одинаковой мере употребляется как с целью обозначения меновой стоимости товаров, так и потребительной стоимости капитала, является постоянным источником путаницы» (Tooke. «Inquiry into the Currency Principle», p. 77).— Но Тук не замечает главной путаницы (лежащей в самом существе дела), заключающейся в том, что стоимость как таковая (процент) становится потребительной стоимостью капитала.

390

Капитал проявляет себя как капитал, увеличивая свою стоимость; степень этого увеличения выражает ту количественную степень, в какой он реализуется как капитал. Произведенная им прибавочная стоимость, или прибыль,— ее норма или высота,— измерима лишь посредством сравнения со стоимостью авансированного капитала. Поэтому большее или меньшее увеличение стоимости капитала, приносящего проценты, тоже измеримо лишь сравнением суммы процента, т. е. той части общей прибыли, которая достается на его долю, со стоимостью авансированного капитала. Если поэтому цена выражает стоимость товара, то процент выражает увеличение стоимости денежного капитала и поэтому выступает как цена, которая уплачивается за него кредитору. Отсюда следует, до чего нелепо с самого начала желание непосредственно приложить сюда простые отношения обмена, купли и продажи, опосредствуемые деньгами, как это делает Прудон. Основное предположение как раз и заключается в том, что деньги функционируют как капитал и поэтому могут быть переданы третьему лицу как капитал в себе, как потенциальный капитал.

Но как товар сам капитал выступает здесь постольку, поскольку он предлагается на рынке и поскольку потребительная стоимость денег действительно отчуждается как капитал. Но его потребительная стоимость заключается в способности производить прибыль. Стоимость денег или товаров как капитала определяется не их стоимостью как денег или товаров, а тем количеством прибавочной стоимости, которое они производят для своего владельца. Продукт капитала есть прибыль. Затрачены ли деньги как деньги или они авансированы как капитал — это на основе капиталистического производства лишь различное применение денег. Деньги, соответственно товар, в себе, потенциально, суть капитал совершенно так же, как и рабочая сила потенциально есть капитал. Потому что

1) деньги могут быть превращены в элементы производства и являются, как это и есть на самом деле, лишь абстрактным выражением элементов производства, их бытием как стоимости,

2) вещественные элементы богатства обладают уже потенциально свойством быть капиталом, так как на основе капиталистического производства имеется налицо дополняющая их противоположность, то, что делает их капиталом,— наемный труд.

Антагонистический общественный характер вещественного богатства — антагонизм этого последнего труду как наемному труду,— обособленного от процесса производства, уже выражен в собственности на капитал как таковой. Уже этот момент, обособленный от самого капиталистического процесса произ-

391

водства, постоянным результатом которого он является, и как постоянный результат его он есть его постоянная предпосылка, выражается в том, что деньги, а также и товар, в себе, скрыто, потенциально, суть капитал, что они могут быть проданы как капитал и что в этой форме они представляют командование над чужим трудом, предъявляют притязание на присвоение чужого труда, а потому и представляет собой увеличивающуюся стоимость. Здесь же ясно обнаруживается, что основанием и средством для присвоения чужого труда служит не какой-либо труд капиталиста, который был бы эквивалентом, а именно это отношение.

Далее, капитал выступает как товар, поскольку разделение прибыли на процент и собственно прибыль регулируется спросом и предложением, следовательно конкуренцией, совершенно так же, как ими регулируются рыночные цены товаров. Но различие так же бросается здесь в глаза, как и сходство. Если спрос и предложение покрываются, то рыночная цена товара соответствует его цене производства; т. е. в этом случае оказывается, что его цена регулируется внутренними законами капиталистического производства, независимо от конкуренции, так как колебания спроса и предложения не объясняют ничего, кроме отклонений рыночных цен от цен производства,— отклонений, которые взаимно выравниваются, так что за известные более или менее продолжительные периоды средние рыночные цены равны ценам производства. Когда спрос и предложение покрывают друг друга, эти силы перестают действовать, взаимно уничтожаются, и общий закон определения цены выступает тогда как закон и для отдельного случая; рыночная цена тогда соответствует уже в своем непосредственном бытии, а не только как средняя движения рыночных цен, цене производства, которая регулируется имманентными законами самого способа производства. То же с заработной платой. Если спрос и предложение покрывают друг друга, то действие их уничтожается, и заработная плата равна стоимости рабочей силы. Но иначе обстоит дело с процентом на денежный капитал. Конкуренция определяет здесь не отклонения от закона: здесь просто не существует никакого иного закона разделения, кроме того, который диктуется конкуренцией, потому что, как мы это еще увидим дальше, не существует никакой «естественной» нормы процента. Под естественной нормой процента понимают, напротив, именно норму, устанавливаемую свободной конкуренцией. «Естественных» границ нормы процента не существует. Там, где конкуренция определяет не только отклонения и колебания, где, следовательно, при равновесии взаимно противодействующих сил

392

вообще прекращается всякое определение, там определяемое само по себе есть нечто не подверженное закономерности и произвольное. Подробнее об этом в следующей главе.

Когда дело касается капитала, приносящего проценты, то все представляется чем-то внешним: авансирование капитала — простой передачей его кредитором заемщику; возврат реализованного капитала — просто обратной передачей, обратной уплатой капитала с процентами заемщиком кредитору. То же следует сказать и относительно имманентного для капиталистического способа производства определения, именно, что норма прибыли определяется не только отношением той прибыли, которая произведена в продолжение одного оборота, к авансированной капитальной стоимости, но также и продолжительностью самого времени этого оборота, т. е. определяется как прибыль, которую приносит промышленный капитал в определенные промежутки времени. Для капитала, приносящего проценты, это также представляется чем-то совершенно внешним: кредитору просто уплачивается определенный процент за определенный срок.

Романтический Адам Мюллер говорит со своим обычным для него пониманием внутренней связи вещей («Elemente der Staatskunst». Berlin, 1809, [Dritter Theil] S. 138):

«При определении цены вещей не спрашивают о времени; при определении же процента принимается в расчет плавным образом время».

Он не видит, каким образом время производства и время обращения входит в определение цены товаров и каким образом именно этим определяется норма прибыли для данного времени оборота капитала, а норма процента определяется как раз прибылью для данного времени. Все его глубокомыслие здесь, как и всегда, заключается лишь в том, что он замечает облака пыли, носящиеся по поверхности, и претенциозно рассуждает об этой пыли, как о чем-то таинственном и значительном.

393

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ. СТАВКА ПРОЦЕНТА. «ЕСТЕСТВЕННАЯ» НОРМА ПРОЦЕНТА

Предмет этой главы, равно как вообще все явления кредита, о которых мы будем говорить ниже, не могут быть исследованы здесь в подробностях. Конкуренция между кредиторами и заемщиками и, как ее результат, сравнительно кратковременные колебания денежного рынка, выходят за пределы нашего рассмотрения. Изображение кругооборота, совершаемого нормой процента на протяжении промышленного цикла, предполагает предварительное изображение самого этого цикла, которое здесь тоже не может быть дано. То же самое относится и к большему или меньшему приблизительному выравниванию ставки процента на мировом рынке. Наша задача заключается здесь лишь в том, чтобы выяснить самостоятельную форму капитала, приносящего проценты, и обособление процента от прибыли.

Так как процент есть просто та часть прибыли, которую, согласно принятому нами до сих пор предположению, промышленный капиталист должен уплачивать денежному капиталисту, то максимальным пределом процента служит сама прибыль, причем часть, достающаяся функционирующему капиталисту, была бы тогда = 0. За исключением отдельных случаев, когда процент фактически может быть больше, чем прибыль,— но тогда он не может уплачиваться из прибыли,— можно было бы, пожалуй, считать максимальным пределом процента всю прибыль минус ту ее часть, которая сводится к плате за надзор (wages of superintendence) и которую нам предстоит рассмотреть впоследствии. Минимальный предел процента совершенно не поддается определению. Он может упасть до какого угодно уровня. Но тогда снова и снова выступают противодействующие обстоятельства и поднимают его выше этого относительного минимума.

394

«Отношение между суммой, уплаченной за употребление капитала, и самим этим капиталом составляет норму процента, выраженную в деньгах».— «Норма процента зависит &) от нормы прибыли, 2) от того, в каком отношении распределяется вся прибыль между кредитором и заемщиком» («Economist» ⁹⁵, 22 января 1853 года). «Если то, что заемщики платят в качестве процента за занятые деньги, есть часть той прибыли, которую занятые деньги способны принести, то уровень процента всегда должен определяться этой прибылью» (Massie. «An Essay on the Governing Causes of the Natural Rate of Interest etc.». London, 1750, p. 49).

Предположим сначала, что существует, постоянное соотношение между всей прибылью и той ее частью, которая как процент должна быть уплачена денежному капиталисту. В таком случае ясно, что процент будет повышаться или понижаться вместе со всей прибылью, а последняя определяется общей нормой прибыли и ее колебаниями. Если бы, например, средняя норма прибыли была = 20%, а процент = /4 прибыли, то ставка процента была бы = 5%; если бы средняя норма прибыли была = 16%, то процент был бы = 4%. При норме прибыли в 20% процент мог бы подняться до 8%, и промышленный капиталист вес же получал бы ту же прибыль, как при норме прибыли = 16% и ставке процента = 4%, а именно 12%. Если бы процент повысился только до 6% или 7%, то промышленный капиталист все же удерживал бы большую часть прибыли. Если бы процент равнялся постоянной части средней прибыли, то из этого следовало бы, что, чем выше общая норма прибыли, тем больше абсолютная разница между всей прибылью и процентом, тем больше, следовательно, та часть всей прибыли, которая достается функционирующему капиталисту, и наоборот. Предположим, что процент = ¹/₅ средней прибыли,¹/₅ от 10 дает 2, разница между всей прибылью и процентом = 8;

¹/₅ от 20 = 4, разница = 20 — 4 = 16; ¹/₅ от 25 = 5, разница = = 25 - 5 = 20; 7s от 30 = 6, разница = 30 - 6 .= 24; ¹/₅ от 35 = 7, разница = 35 — 7 = 28. Различные нормы процента:

4%, 5%, 6%, 7% все время выражали бы здесь только ¹/₅, или 20%, всей прибыли. Итак, если нормы прибыли различны, то различные нормы процента могут выражать одну и ту же часть всей прибыли, или одну и ту же процентную долю всей прибыли. При таком постоянном отношении процента промышленная прибыль (разность между всей прибылью и процентом) была бы тем больше, чем выше общая норма прибыли, и обратно.

При прочих равных условиях, т. е. если предположить более или менее постоянное отношение между процентом и всей прибылью, функционирующий капиталист будет в состоянии и согласится платить более высокий или низкий процент в пря-

395

мой зависимости от высоты нормы прибыли⁶¹). Так как мы видели, что высота нормы прибыли находится в обратном отношении к развитию капиталистического производства, то отсюда следует, что более высокая или низкая ставка процента в стране находится в таком же обратном отношении к высоте промышленного развития, если только различие ставки процента действительно выражает различие норм прибыли. Позже мы увидим, что так бывает отнюдь не всегда. В этом смысле можно сказать, что процент регулируется прибылью, точнее — общей нормой прибыли. И этот способ его регулирования распространяется даже на его средний уровень.

Во всяком случае среднюю норму прибыли следует рассматривать как конечный максимальный предел процента.

То обстоятельство, что процент следует ставить в соотношение со средней прибылью, мы сейчас рассмотрим подробнее. Когда приходится делить целое данной величины, например прибыль, между двумя лицами, то, конечно, дело зависит прежде всего от величины того целого, которое подлежит разделу, а она, величина прибыли, определяется средней нормой прибыли. Предположим, что дана общая норма прибыли, следовательно, величина прибыли на капитал данной величины, скажем, на 100; тогда изменения процента будут, очевидно, находиться в обратном отношении к изменениям той части прибыли, которая остается в руках функционирующего капиталиста, но работающего со взятым в ссуду капиталом. А обстоятельства, определяющие величину подлежащей распределению прибыли,— новой стоимости, созданной неоплаченным трудом,— весьма отличны от тех, которыми определяется ее распределение между двумя этими родами капиталистов, и часто действуют в совершенно противоположном направлении⁶²).

Если мы рассмотрим те циклы оборотов, в которых движется современная промышленность,— состояние покоя, возрастающее оживление, процветание, перепроизводство, крах, стагнация, состояние покоя и т. д., циклы, дальнейший анализ которых выходит за пределы нашего исследования,— то мы увидим, что низкая ставка процента в большинстве случаев соответствует периодам процветания или сверхприбыли, повышение

⁶¹⁾ «Естественная норма процента определяется прибылью отдельных предприятий» (Massie, цит. соч., стр. 51).

⁶²⁾ В рукописи здесь находится следующая пометка: «В ходе изложения настоящей главы выясняется, что будет все же лучше, прежде чем исследовать законы распределения прибыли, сначала показать, каким образом количественное деление становится качественным. Чтобы перейти к этому от изложения предыдущей главы, не требуется ничего иного, как представить процент сначала в виде некоторой части прибыли, не определяя этой части точнее». [Ф. Э.]

396

процента — переходу от процветания к следующей фазе цикла, а максимум процента, достигающий самых крайних ростовщических размеров, соответствует кризису ⁶³). С лета 1843 г. определенно наступило процветание; ставка процента, еще весною 1842 г. достигавшая 4¹/₂%. весною и летом 1843 г. упала до 2% ⁶⁴⁾, а в сентябре даже до l¹/₂% (Gilbart, цит. соч., I, стр. 166); впоследствии, во время кризиса 1847 г., она поднималась до 8% и выше.

Конечно, с другой стороны, низкий процент может совпасть с застоем, а умеренно повышающийся процент — с возрастающим оживлением.

Наибольшей высоты ставка процента достигает во время кризисов, когда, чего бы это ни стоило, приходится брать взаймы для производства платежей. В то же время,— так как повышению процента соответствует понижение курса ценных бумаг,— это дает людям со свободным денежным капиталом превосходный случай приобрести за бесценок такие процентные бумаги, которые при нормальном ходе дел должны снова достигнуть по меньшей мере своей средней цены, как только ставка процента снова по-низится ⁶⁵).

Но существует тенденция к понижению ставки процента, совершенно независимо от колебаний нормы прибыли. И главные причины тому двоякого рода:

I. «Даже если предположить, что капитал никогда не берут взаймы иначе, как для производительного применения, то все же возможно, что ставка процента изменяется без какого-либо изменения нормы валовой прибыли. Ибо по мере того как нация подвигается вперед по пути богатства, возникает и все больше возрастает класс людей, которые благодаря трудам своих предков обладают такими фондами, на одни лишь проценты с которых они могут жить. Точно так же многие из тех, кто в юности и в зрелом возрасте был активно занят предпринимательской деятельностью, отходят от дел, чтобы на старости лет спокойно жить на проценты с тех сумм, которые они сами накопили. Оба эти класса имеют тенденцию увеличиваться с ростом богатства страны, потому что то, кто начинает дело с более

КЗ) «В первый период, следующий непосредственно после периода угнетения, денег достаточно, спекуляции нет; во второй период денег достаточно, и спекуляция процветает; в третий период спекуляция начинает ослабевать, и люди ищут деньги;

в четвертый период деньги редки, и наступает угнетение» (Gilbart. «A Practical Treatise on Banking». 5nd ed., vol. 1, London, 1849, p. 149). •^—

^fi4) Тук объясняет это «накоплением дополнительного капитала, необходимо сопровождающим недостаток выгодного применения его в прежние годы, высвобождением денежных запасов и возрождением надежд на процветание торговли» («History of Prices from 1839 to 1847». London, 1848, p. 54).

^t15) «Один банкир отказался дать своему старому клиенту ссуду под залог ценных бумаг стоимостью в 200000 фунтов стерлингов. Когда этот клиент намеревался уже уйти и заявить о прекращении платежей, банкир сказал ему, что он может этого не делать при том условии, если продаст банкиру свои бумаги за 150000 фунтов стерлингов» (Н. Roy Theory of the Exchanges. The Bank Charter Act of 1844». London, 1864, р80).

397

или менее значительным капиталом, имеют шансы раньше сколотить себе состояние, чем тс, кто начинает дело с небольшим капиталом. Поэтому в старых и богатых странах отношение той части национального капитала, собственники которой не хотят применять его сами, ко всему производительному капиталу общества выше, чем то же отношение во вновь осваиваемых и бедных странах. Как многочислен класс рантье в Англии! По мере роста класса рантье растет также и класс людей, ссужающих капитал, ибо это одни и те же люди» (Ramsay. «An Essay on the Distribution of Wealth» [Edinburgh, 1836], p. 201-202).

II. Давление на ставку процента должны также оказывать развитие системы кредита, постоянно возрастающая вместе с нею возможность для промышленников и купцов распоряжаться при посредстве банкиров всеми денежными сбережениями всех классов общества и прогрессирующая концентрация этих сбережений в таких размерах, при которых они могут действовать как денежный капитал. Подробнее об этом позже.

Относительно определения нормы процента Рамсей говорит, что она

«зависит частью от нормы валовой прибыли, частью от той пропорции, в какой эта последняя распадается на проценты и предпринимательскую прибыль (profits of enterprise). Эта пропорция зависит от конкуренции между ссужающими и заемщиками капитала; эта конкуренция находится под влиянием предполагаемой нормы валовой прибыли, однако регулируется не только ею ^6в). Конкуренция потому не регулируется исключительно предполагаемой нормой валовой прибыли, что, с одной стороны, многие берут взаймы, не имея в виду производительного применения, а. с другой стороны, та доля всего национального капитала, которая отдается взаймы, изменяется с богатством страны независимо от какого бы то ни было изменения валовой прибыли» (Ramsay, там же, стр. 206—207).

- Чтобы найти среднюю норму процента, необходимо 1) высчитать среднюю ставку процента по ее изменениям во время крупных промышленных циклов и 2) высчитать ставку процента в таких областях вложения, где капитал ссужается на сравнительно продолжительное время.

Средняя норма процента, господствующая в данной стране, в отличие от постоянно колеблющихся рыночных ставок, не может быть определена никаким законом. В этой области не существует никакой естественной нормы процента в том смысле, в каком экономисты говорят об естественной норме прибыли и естественной норме заработной платы. Уже Масси вполне правильно замечает по этому поводу:

«Единственное, в чем можно сомневаться в данном случае,— это вопрос — какая часть этой прибыли принадлежит по праву заемщику

⁶⁶⁾ Так как ставка процента в общем определяется средней нормой прибыли, то очень часто с низкой ставкой процента могут быть связаны чрезвычайные спекулятивные махинации, как, например, железнодорожные спекуляции летом 1844 года. Учетная ставка Английского банка была повышена до 3% лишь 16 октября 1844 года.

398

и какая заимодавцу? Определить это вообще могут только те, которые берут ссуды, и те, которые-дают их. Ибо определение того, что здесь правильно и что неправильно, является лишь результатом соглашения между людьми» (Маssi цит. соч., стр. 49).

Равенство спроса и предложения — причем средняя норма прибыли предполагается «данной — здесь вовсе ничего не значит. В тех случаях, когда вообще прибегают к этой формуле. (и в таком случае это правильно и практически), она служит формулой для нахождения основного правила, независимого от конкуренции и, напротив, определяющего ее (формулой для нахождения регулирующих пределов или предельных величин) ; она служит формулой для тех, кто захвачен практикой конкуренции, ее проявлениями и возникающими отсюда представлениями; формулой, которая помогает прийти хотя бы опять-таки к поверхностному представлению о проявляющейся в конкуренции внутренней связи экономических отношений. Это — способ для того, чтобы от изменений, сопровождающих конкуренцию, прийти к пределам этих изменений. Но он непри-ложим к средней ставке процента. Нет решительно никакого основания, почему средние условия конкуренции, равновесие между ссужающими и заемщиками должны были бы давать для ссужающего ставку процента в 3%, 4%, 5% и т. д. на его капитал или же определенную часть, 20% или 50% валовой прибыли. В тех случаях, когда здесь решающую роль играет конкуренция как таковая, определение само по себе является случайным, чисто эмпирическим, и надо быть педантом или фантазером, чтобы пытаться представить эту случайность как нечто необходимое⁶⁷⁾ В парламентских отчетах 1857 и 1858 гг. относительно законодательства о банках и о торговом кризисе нет ничего забавнее бесконечной болтовни директоров Англий-

⁶⁷⁾ Так, например, Дж. Опдайк в работе «A Treatise on Political Economy». New York, 1851 делает в высшем степени неудачную попытку объяснить всеобщность ставки процента в 5% действием вечных законов. Несравненно наивнее рассуждает Карл Арнд в работе «Die Naturgemasse Volkswirthschaft. gegeniiber dem Monopolien-geiale und dein Communismus etc.». Hanau, 1845. Здесь можно прочесть следующее:

«В ходе естественного созидания материальных благ наблюдается только одно явление, которое — во вполне цивилизованных странах — до известной степени как бы призвано регулировать ставку процента: это — то отношение, в котором масса древесины европейских лесов увеличивается вследствие ежегодного прироста. Прирост этот происходит совершенно независимо от их меновой стоимости» (сколь комично говорить о деревьях, что они регулируют свой прирост независимо от их меновой стоимости!) «в пропорции от 3 до 4 на сотню. Поэтому» (т. е. потому, что, сколько бы меновая стоимость деревьев ни зависела от их прироста, прирост этот происходит независимо от их меновой стоимости!) «нельзя ожидать падения ставки процента ниже того уровня, на котором она находится ныне в самых богатых деньгами странах» (стр. 124—125). Это заслуживает названия: «ставка процента, вырастающая в лесу», а ее изобретатель как «философ собачьего налога» ⁹⁶ снискал себе благодаря этому произведению новые заслуги перед «нашей наукой».

399

ского банка, лондонских банкиров, провинциальных банкиров и профессиональных теоретиков о «real rate produced» *, причем они не идут дальше общих мест, вроде того, что «цена, уплачиваемая за капитал, который дается в ссуду, должна изменяться с изменением предложения этого капитала», или, что «высокая норма процента и низкая норма прибыли не могут существовать рядом в течение продолжительного времени» и т. п. плоских мест⁶⁸). Привычка, узаконенная традиция, совершенно так же, как и сама конкуренция, влияют на определение средней ставки процента, поскольку она существует не только как среднее число, но и как фактическая величина. Уже во многих юридических тяжбах, при решении которых приходится иметь дело с вычислением процентов, приходится принимать среднюю ставку процента в качестве узаконенной. Но если спросить, почему границы средней ставки процента не могут быть выведены из общих законов, то ответ найдем просто в природе процента. Процент есть только часть средней прибыли. Один и тот же капитал выступает в двояком определении: как ссудный капитал — в руках кредитора, как промышленный или торговый капитал — в руках функционирующего капиталиста. Но функционирует он лишь один раз и сам производит прибыль лишь один раз. В самом процессе производства характер капитала, как капитала ссудного, не играет никакой роли. Что оба лица делят между собой ту прибыль, на которую они имеют притязания, это само по себе такой же чисто эмпирический, относящийся к царству случайностей факт, как процентное распределение общей прибыли какой-нибудь компании между различными ее пайщиками. При делении произведенной стоимости на прибавочную стоимость и заработную плату, на котором существенно основывается определение нормы прибыли, определяющее влияние оказывают два совершенно различных элемента: рабочая сила и капитал; прибавочная стоимость и заработная плата — функции двух независимых переменных, которые взаимно ограничивают друг друга; и из их качественного различия происходит количественное деление произведенной стоимости. Мы увидим позже, что то же самое происходит при делении прибавочной стоимости на ренту и прибыль. По отношению к проценту

* — «реально произведенной норме». Ред.

⁶⁸⁾ Английский банк повышает и понижает свою учетную ставку, смотря по тому, приливает или отливает золото, хотя, конечно, им всегда принимается во внимание ставка, господствующая на свободном рынке. «Благодаря этому игра на учетную ставку в ожидании ее изменений сделалась теперь одним из главных занятий крупных капиталистов денежного центра»,— т. е. лондонского денежного рынка {[Н. Roy.] «The Theory of the Exchanges etc.», p. 113).

400

не происходит ничего подобного. Здесь качественное различие, наоборот, происходит, как мы сейчас увидим, из чисто количественного деления одной и той же части прибавочной стоимости.

Из всего вышеизложенного следует, что нет никакой «естественной» нормы процента. Но если, с одной стороны, границы средней ставки процента, в противоположность общей норме прибыли, или границы средней нормы процента, в отличие от постоянно колеблющихся рыночных норм процента, не могут быть установлены каким-либо общим законом,— так как здесь речь идет лишь о делении валовой прибыли под различными титулами между двумя владельцами капитала,— то, наоборот, ставка процента, как средняя, так и ее рыночная величина, в каждом конкретном случае выступает в качестве равномерной, определенной и осязательной величины совершенно иначе, чем это имеет место при общей норме прибыли⁶⁹).

Ставка процента относится к норме прибыли так же, как рыночная цена товара к его стоимости. Поскольку ставка процента определяется нормой прибыли, она всегда определяется общей нормой прибыли, а не частными нормами прибыли, которые могут господствовать в отдельных отраслях промышленности, и тем более не добавочной прибылью, которую отдельный капиталист может получить в какой-нибудь особой сфере предпринимательства ⁷⁰⁾. Поэтому общая норма прибыли в действительности проявляется как эмпирический, данный факт в средней ставке процента, хотя последняя не представляет собой чистого или достаточно надежного выражения первой.

⁶⁹) «Цена товаров колеблется постоянно; все они предназначены для различного рода потребления; деньги же служат для всякой цели. Товары, даже одного и того же рода, различаются по качеству; наличные деньги обладают всегда одинаковой стоимостью или должны обладать таковой. Отсюда следует, что цена денег, обозначаемая словом «процент», обладает большим постоянством и равномерностью, чем цена всякого другого предмета» (J. Steuart. «Recherche des principes de 1'econoniie politique». Paris, 1789, IV, p. 27).

⁷⁰) «Однако это правило деления прибыли применимо нс к каждому отдельному заимодавцу и заемщику, а только к заимодавцам и заемщикам вообще... Исключительно большие и исключительно малые прибыли являются соответственно наградой за предприимчивость и расплатой за непредусмотрительность, до которых заимодавцам нет решительно никакого дела; ибо подобно тому как эти последние не несут убытка от указанной непредусмотрительности, так они не должны пользоваться выгодой и от указанной предприимчивости. И то, что здесь сказано об отдельных людях в одной и той же отрасли торговли или промышленности, верно и в применении к отдельным отраслям торговли или промышленности. Если купцы и промышленники, занятые в какой-либо отрасли промышленности, получают при помощи взятого в ссуду капитала больше, чем обычную прибыль, которую производят другие купцы и промышленники в той же самой стране, то экстраординарная прибыль принадлежит им, хотя бы для получения ее требовались лишь обычная предприимчивость и предусмотрительность, а не принадлежит заимодавцам, ссудившим деньги... заимодавцы нс ссудили бы своих денег какому-нибудь промышленному или торговому предприятию на более льготных условиях, чем обычная норма процента, поэтому они не должны получать больше этого, какова бы ни была прибыль, полученная при помощи их денег» {Massie, цит. соч., стр. 50, 51).

401

Правда, ставка процента сама постоянно меняется в зависимости от рода обеспечения, представляемого различными категориями заемщиков, и от продолжительности займа; но для каждой такой категории она едина во всякий данный момент. Следовательно, это различие не нарушает характера постоянства и единообразия ставки процента ⁷¹⁾.

Средняя ставка процента является в каждой стране для более или менее продолжительных периодов постоянной величиной, так как общая норма прибыли, несмотря на постоянное изменение отдельных норм прибыли, изменяется лишь в сравнительно продолжительные периоды времени, причем изменение в одной сфере уравновешивается противоположным изменением в другой. И относительное постоянство общей нормы прибыли проявляется как раз в этом более или менее постоянном характере средней ставки процента (average rate or common rate of interest).

Что касается постоянно колеблющейся рыночной ставки процента, то для каждого момента она, подобно рыночной цене товаров, является определенной величиной, потому что на денежном рынке весь ссудный капитал постоянно противостоит функционирующему капиталу как единая масса, и, следовательно, отношение между предложением ссудного капитала, с одной стороны, и спросом на него, с другой, всякий раз определяет рыночный уровень процента. Это происходит в тем большей мере, чем более развитие кредитного дела и связанная с ним концентрация его придают ссудному капиталу всеобщий общественный характер и сразу, одновременно выбрасывают его на денежный рынок. Напротив, общая норма прибыли всегда существует лишь как тенденция, как движение к выравниванию отдельных норм прибыли. Конкуренция капиталистов,— которая как раз и является этим движением к выравниванию,— заключается здесь в том, что она постепенно отвлекает капитал от тех сфер, в которых прибыль долгое время

⁷¹) У четная ставка банка .......................................................... 5%

Рыночная учетная ставка для двухмесячных векселей ..................... З⁵/8%

Рыночная учетная ставка для трехмесячных векселей ..................... 3 ¹/₂%

Рыночная учетная ставка для шестимесячных векселей ................... 3 ⁵/16%

Ссуды вексельным маклерам на день ............................................ 1—2%

Ссуды вексельным маклерам на неделю ....................................... 3%

Последний учетный процент по двухнедельным займам биржевым

маклерам ................................................................................ 4 3/4—5%

Проценты по вкладам (банки) .................................................... 3 ¹/₂%

Проценты по вкладам (учетные дома) .......................................... 3—3 ¹/₄%

Как велика может быть эта разница на протяжении одного и того же дня, показывают вышеприведенные ставки процента на лондонском денежном рынке 9 декабря 1889 г., взятые из статьи в «Daily News» ⁹⁷ от 10 декабря о положении в Сити. Минимум равняется 1%, максимум 5%. [Ф. Э.\

402

стоит ниже среднего уровня, и так же постепенно привлекает его к тем сферам, в которых она превышает средний уровень;

или также в том, что дополнительный капитал мало-помалу в различных пропорциях распределяется между этими сферами. По отношению к этим различным сферам это — постоянные колебания прилива и отлива капитала, а отнюдь не одновременное действие всей массы капитала, как при определении ставки процента.

Мы видели, что капитал, приносящий проценты, хотя и является абсолютно отличной от товара категорией, становится товаром sui generis * и поэтому процент становится его ценой, которая, подобно рыночной цене обычных товаров, каждый раз фиксируется спросом и предложением. Поэтому рыночная процентная ставка, хотя она постоянно колеблется, является в каждый данный момент настолько же определенной и единой, как рыночная цена товара в каждом конкретном случае. Денежные капиталисты доставляют этот товар, а функционирующие капиталисты покупают его, создают спрос на него. При выравнивании прибыли в общую норму прибыли этого не бывает. Если цены товаров в какой-нибудь сфере стоят выше или ниже цены производства (причем оставляются в стороне колебания, свойственные каждому роду коммерческой деятельности и связанные с различными фазами промышленного цикла), то выравнивание совершается посредством расширения или сокращения производства, т. е. посредством увеличения или уменьшения товарных масс, выбрасываемых на рынок промышленным капиталом благодаря приливу и отливу капитала в отдельных сферах производства. Достигаемое таким образом выравнивание средних рыночных цен товаров в цены производства вносит коррективы в отклонения отдельных норм прибыли от общей или средней нормы прибыли. Этот процесс никогда не носит и никогда не может носить такого характера, чтобы промышленный или торговый капитал как таковой являлся, подобно капиталу, приносящему проценты, товаром по отношению к покупателю. Поскольку этот процесс проявляется, он проявляется лишь в колебаниях и выравнивании рыночных цен товаров по ценам производства, а не как непосредственное установление средней прибыли. В действительности, общая норма прибыли определяется 1) прибавочной стоимостью, которую производит совокупный капитал, 2) отношением этой- прибавочной стоимости к стоимости совокупного капитала и 3) конкуренцией, но лишь постольку, поскольку она есть движение, посредством

особого рода. Ред.

403

которого капиталы, вложенные в отдельные сферы производства, стремятся извлечь из этой прибавочной стоимости по сравнению с величиной этих капиталов относительно одинаковые дивиденды. Таким образом, общая норма прибыли действительно определяется совершенно иными и более сложными причинами, чем рыночная ставка процента, прямо и непосредственно определяемая отношением между спросом и предложением, и потому не является очевидным и непосредственно данным фактом, как ставка процента. Особые нормы прибыли в различных сферах производства сами более или менее неопределенны; но, поскольку они проявляются, проявляется не единообразие их, а различие. Общая же норма прибыли сама выступает лишь в качестве минимального предела прибыли, а не как эмпирическая, непосредственно воспринимаемая форма действительной нормы прибыли.

Отмечая это различие между ставкой процента и нормой прибыли, мы еще оставляем в стороне следующие два обстоятельства, способствующие упрочению ставки процента: 1) что исторически уже до этого существовал капитал, приносящий проценты, и была налицо традиционная общая ставка процента;

2) что мировой рынок, независимо от условий производства данной страны, оказывает гораздо большее непосредственное влияние на установление ставки процента, чем то влияние, которое он оказывает на норму прибыли.

Средняя прибыль выступает не как непосредственно данный факт, а как конечный результат выравнивания противоположных колебаний, который можно установить лишь при помощи исследования. Иначе обстоит дело со ставкой процента. При своей общепризнанности, по крайней мере в пределах известной местности, ставка процента является ежедневно фиксируемым фактом, таким фактом, который даже служит промышленному и торговому капиталу в их операциях предпосылкой и специальной статьей при калькуляции. Она становится общей способностью всякой денежной суммы, равной 100 ф. ст., принести 2, 3, 4, 5 фунтов стерлингов. Метеорологические бюллетени отмечают положение барометра не с большей точностью, чем биржевые бюллетени — уровень ставки процента не для того или иного капитала, а для каждого находящегося на денежном рынке капитала, т. е. вообще для ссудного капитала.

На денежном рынке противостоят друг другу лишь кредитор и заемщик. Товар имеет одну и ту же форму — форму денег. Здесь стерты все особые формы капитала, которые капитал принимает в зависимости от того, в какую особую сферу

404

производства или обращения он вложен. Капитал существует здесь в лишенной различий, равной себе самой форме самостоятельной стоимости, в форме денег. Здесь уже нет более места конкуренции между различными сферами; все они вместе выступают как заемщики денег, и капитал противостоит им всем тоже в такой форме, в которой он еще безразличен к определенному роду и способу своего применения. Если промышленный капитал только в движении и конкуренции между отдельными сферами проявляет себя как общий капитал всего класса, то здесь капитал всей своей массой действительно выступает как общий капитал всего класса в спросе и предложении капитала. С другой стороны, денежный капитал на денежном рынке действительно обладает такой формой, в которой он, как общий элемент, безразличный к особому способу его применения, распределяется между различными сферами, среди класса капиталистов, соответственно потребностям производства каждой отдельной сферы. К тому же с развитием крупной промышленности денежный капитал, поскольку он появляется на рынке, все в большей мере представлен не отдельным капиталистом, собственником той или иной частицы находящегося на рынке капитала, а выступает как концентрированная, организованная масса, которая совершенно иначе, чем реальное производство, стоит под контролем банкиров, являющихся представителями общественного капитала. Таким образом, поскольку дело касается формы спроса, ссудному капиталу противостоит класс в его целом; что же касается предложения, то он сам выступает en masse * как ссудный капитал.

Таковы некоторые из тех причин, в силу которых общая норма прибыли кажется расплывающимся миражем по сравнению с определенной ставкой процента, величина которой, правда, колеблется, однако, поскольку она колеблется одинаково для всех заемщиков, то она всегда противостоит им как фиксированная данная величина. Подобно тому как изменение стоимости денег не препятствует им иметь по отношению ко всем товарам одинаковую стоимость; подобно тому как ежедневные колебания рыночных цен товаров не мешают ежедневной котировке этих товаров, так и колебания их процентной ставки не мешают столь же регулярно отмечать ее в котировках в качестве «цены денег». Это происходит потому, что сам капитал здесь в качестве товара предлагается в денежной форме; поэтому фиксация его цены, как и у всех других товаров, есть фиксация его рыночной цены; поэтому ставка процента всегда

во всей своей массе. Ред.

405

является общей ставкой процента, количественно определенной, как такое-то количество денег за такое-то количество денег. Напротив, норма прибыли даже в пределах одной и той же сферы при одинаковых рыночных ценах товаров может быть различна в зависимости от различия условий, при которых одни и те же товары производятся отдельными капиталами, потому что норма прибыли отдельного капитала определяется не рыночной ценой товара, а разницей между рыночной ценой и издержками производства. И эти различные нормы прибыли могут выравниваться сначала в пределах одной и той же сферы производства, а затем между различными сферами лишь посредством постоянных колебаний.

(Заметка для позднейшей разработки.) Особая форма кредита: Известно, что если деньги функционируют как средство платежа, а не как покупательное средство, то товар отчуждается, но его стоимость реализуется лишь впоследствии. Если платеж совершается уже после того, как товар снова продан, то эта продажа является не следствием купли, а, напротив, купля реализуется продажей. Или продажа становится средством купли. Во-вторых: долговые обязательства, векселя и т. д. становятся для кредиторов средствами платежа. В-третьих, компенсация долговых обязательств заменяет деньги.

406

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД

Процент, как мы это видели в двух предыдущих главах, появляется первоначально, есть первоначально и остается в действительности не чем иным, как той частью прибыли, т. е. прибавочной стоимости, которую функционирующий капиталист, промышленник или купец, поскольку он применяет не собственный, а взятый в ссуду капитал, должен выплатить собственнику и кредитору этого капитала. Если капиталист применяет только собственный капитал, то такого деления прибыли не происходит; эта последняя целиком принадлежит ему. В самом деле, раз собственники капитала сами же применяют его в процессе воспроизводства, они не принимают участия в конкуренции, определяющей ставку процента, и уже в этом сказывается, насколько категория процента, невозможная без определения ставки процента, сама по себе чужда движению промышленного капитала.

«Ставка процента может быть определена как та пропорциональная сумма, которой довольствуется кредитор и которую платит заемщик за пользование известной суммой денежного капитала в течение года или иного более продолжительного или более короткого периода... в тех случаях, когда собственник капитала действительно применяет его для воспроизводства, он не принадлежит к числу тех капиталистов, отношением которых к числу заемщиков определяется ставка процента» (Th. Tooke. «A History of Prices etc. from 1793 to 1837» Vol. II, London, 1838, p. 355-356).

В самом деле, только разделение капиталистов на денежных капиталистов и промышленных капиталистов превращает часть прибыли в процент, вообще создает категорию процента, и только конкуренция между этими двумя видами капиталистов создает ставку процента.

Пока капитал функционирует в процессе воспроизводства, — даже при том предположении, что он принадлежит самому промышленному капиталисту, которому поэтому нс приходится

возвращать его кредитору, — до тех пор в распоряжении капиталиста как частного лица находится не самый этот капитал, а лишь прибыль, которую он может расходовать как доход. Пока его капитал функционирует как капитал, он принадлежит процессу воспроизводства, закреплен в нем. Хотя промышленный капиталист и является его собственником, но эта собственность не дает ему возможности до тех пор, пока он пользуется капиталом как капиталом для эксплуатации труда, одновременно располагать им и еще каким-нибудь способом. Совершенно так же обстоит дело и с денежным капиталистом. Пока его капитал находится в ссуде и потому функционирует как денежный капитал, он приносит ему проценты, часть прибыли, но основной суммой капиталист не может располагать. Это обнаруживается всякий раз, когда капиталист отдает свой капитал в ссуду, например на год или на несколько лет, и через известные сроки получает проценты, не получая обратно капитала. Но даже возвращение капитала нисколько не меняет дела. Получая его обратно, капиталист всегда должен снова отдавать его в ссуду, если желает сохранить для себя его действие как капитала, в данном случае, денежного капитала. Пока капитал находится в его руках, он не приносит процентов и не действует как капитал; а пока он приносит проценты и действует как капитал, он находится не в его руках. Отсюда возможность ссужать капитал на вечные времена. Поэтому совершенно неправильны следующие замечания Тука против Бозанкета. Он цитирует Бозанкета («Metallic, Paper, and Credit Currency». London, 1842, p. 73):

«Если бы ставка процента была понижена до 1%, то взятый в ссуду капитал был бы почти равнозначен (on a par) собственному капиталу».

Тук дает здесь следующее пояснение:

«Что капитал, взятый в ссуду из такого или даже меньшего процента, может хотя бы приблизительно быть равнозначным собственному капиталу, — это настолько странное утверждение, что вряд ли оно заслуживало бы серьезного внимания, если бы не исходило от столь умного и хорошо осведомленного по отдельным пунктам темы автора. Неужели он упустил из виду или считал не имеющим большого значения то обстоятельство, что предпосылкой ссудного капитала является обратная уплата?» (Th. Tooke. «An Inquiry into the Currency Principles». 2nd ed., London, 1844, p. 80).

Если бы процент был = 0, то промышленный капиталист взявший капитал в ссуду, оказался бы в одинаковом положении с тем капиталистом, который работает с собственным капи талом. Оба получали бы одинаковую среднюю прибыль, а капи

408

тал функционирует как капитал, будь то заемный или собственный, лишь постольку, поскольку он производит прибыль. То условие, что капитал должен быть возвращен, ничего не изменило бы в этом. Чем больше ставка процента приближается к нулю, т. е., например, понижается до 1%, тем больше капитал, взятый в ссуду, становится в одинаковое положение с собственным капиталом. До тех пор пока денежный капитал должен существовать как денежный капитал, он все время должен снова и снова отдаваться в ссуду, и притом из существующего процента, скажем из 1%, и все время одному и тому же классу промышленных и торговых капиталистов. Пока последние функционируют как капиталисты, различие между тем, кто функционирует при помощи заемного капитала, и тем, кто функционирует с собственным капиталом, заключается лишь в том, что один должен уплачивать проценты, а другой — нет;

один кладет себе в карман всю прибыль р, а другой р —z, прибыль минус процент; чем больше z приближается к нулю, тем больше р — z приближается к р, и, следовательно, тем больше оба капиталиста становятся в одинаковое положение. Один должен возвращать капитал и снова занимать; а другой, раз его капитал должен функционировать, тоже постоянно должен вновь авансировать капитал для процесса производства и не может располагать им иначе, как только для этого процесса. Впрочем, остается еще одно само собой понятное различие, заключающееся в том, что один из этих капиталистов — собственник своего капитала, а другой — нет.

Теперь возникает вопрос: каким образом это чисто количественное деление прибыли на чистую прибыль и процент переходит в качественное? Другими словами, каким образом капиталист, применяющий лишь свой собственный, а не заемный капитал, тоже относит часть своей валовой прибыли в особую категорию процента и особо исчисляет его как таковой? И, далее, каким образом в связи с этим всякий капитал, — заемный или нет, — как капитал, приносящий проценты, отличается от себя самого как приносящего чистую прибыль?

Известно, что не всякое случайное количественное деление прибыли такого рода превращается в качественное. Например, несколько промышленных капиталистов объединяются для ведения предприятия и затем распределяют между собой прибыль согласно юридически закрепленному договору. Другие ведут свое предприятие самостоятельно, без компаньонов. Эти другие не исчисляют своей прибыли по двум категориям, одну часть как индивидуальную прибыль, другую как Прибыль компании для несуществующих компаньонов. Следовательно, в этом случае

409

количественное деление не превращается в качественное. Деление происходит в том случае, когда собственник состоит из нескольких юридических лиц; оно не имеет места, когда этого нет.

Чтобы дать ответ на вопрос, нам придется несколько дольше остановиться на действительном исходном пункте образования процента; т. с. необходимо исходить из предположения, что денежный капиталист и производительный капиталист действительно противостоят друг другу не только как юридически разные лица, но и как лица, играющие совершенно различные роли в процессе воспроизводства, или как лица, в руках которых один и тот же капитал действительно совершает двоякое и совершенно различное движение. Один лишь отдает капитал в ссуду, другой производительно его применяет.

Для производительного капиталиста, работающего при помощи заемного капитала, валовая прибыль распадается на две части: процент, который он должен заплатить кредитору, и избыток сверх процента, составляющий его собственную долю в прибыли. Если общая норма прибыли дана, то эта последняя часть определяется ставкой процента; если дана ставка процента, то эта часть определяется общей нормой прибыли. И далее: как бы валовая прибыль, действительная величина стоимости всей прибыли, ни отклонялась в каждом конкретном случае от средней прибыли, та ее часть, которая принадлежит функционирующему капиталисту, определяется процентом, так как этот последний фиксируется общей ставкой процента (если оставить в стороне случаи особых юридических договоров) и предполагается как величина данная, прежде чем начнется процесс производства, т. е. прежде чем будет получен его результат, валовая прибыль. Мы видели, что действительный специфический продукт капитала есть прибавочная стоимость, или, точнее, прибыль. Но для капиталиста, работающего при помощи заемного капитала, этот продукт не прибыль, а прибыль минус процент, т. е. часть прибыли, остающаяся у него по уплате процента. Таким образом эта часть прибыли необходимо представляется ему продуктом капитала, поскольку этот капитал функционирует; по отношению к нему так оно и есть в действительности, потому что он — представитель капитала лишь как функционирующего капитала. Он — персонификация капитала, поскольку капитал функционирует, а функционирует он постольку, поскольку вложен в промышленность или в торговлю таким образом, что приносит прибыль, и поскольку применяющий его капиталист совершает с ним те операции, которых требует данная отрасль Предпринимательства. В противоположность проценту, который он должен выплачивать

410

из валовой прибыли кредитору, приходящаяся на его долю остальная часть прибыли необходимо принимает, таким образом, форму промышленной, соответственно торговой, прибыли, или, употребляя выражение, охватывающее и ту и другую, принимает форму предпринимательского дохода. Если валовая прибыль равна средней прибыли, то величина этого предпринимательского дохода будет определяться исключительно ставкой процента. Если валовая прибыль отклоняется от средней прибыли, то разность между нею и средней прибылью (за вычетом из той и другой процента) определяется всеми теми конъюнктурными моментами, которые вызывают временное отклонение, — или отклонение нормы прибыли в отдельной сфере производства от общей нормы прибыли, или же отклонение той прибыли, которую получает отдельный капиталист в определенной сфере, от средней прибыли этой особой сферы. Но мы видели, что норма прибыли в самом процессе производства зависит не только от прибавочной стоимости, но и от многих других обстоятельств: от покупной цены средств производства, от методов производства, более производительных, чем средние, от экономии постоянного капитала и т. д. И если оставить в стороне цену производства, то норма прибыли зависит от особых конъюнктурных моментов, а в каждой отдельной предпринимательской сделке от большей или меньшей ловкости и предприимчивости капиталиста, от того, насколько покупает или продаёт капиталист выше или ниже цены производства, от того, следовательно, присваивает ли он себе в процессе обращения большую или меньшую часть совокупной прибавочной стоимости. Но во всяком случае количественное деление валовой прибыли превращается здесь в качественное, тем более, что само количественное деление зависит от того, что подлежит делению, как хозяйничает активный капиталист при помощи капитала и какую валовую прибыль он приносит ему как функционирующий капитал, т. е. вследствие функций капиталиста как активного капиталиста. Функционирующий капиталист предполагается здесь не собственником капитала. Собственность на капитал представлена по отношению к нему кредитором, денежным капиталистом. Таким образом, процент, который функционирующий капиталист уплачивает ему, является частью валовой прибыли, приходящейся на долю собственности на капитал, на долю этой собственности как таковой. В противоположность этому часть прибыли, приходящаяся на долю активного капиталиста, представляется теперь в виде предпринимательского дохода, вытекающего исключительно из операций или функций, которые он совершает в процессе воспроизвод-

411

ства при помощи капитала, следовательно, специально из тех функций, которые выполняет он как предприниматель в промышленности или торговле. Следовательно, по отношению к нему процент представляется просто плодом собственности на капитал, плодом капитала самого по себе, абстрагированного от процесса воспроизводства капитала, плодом капитала, поскольку он «не работает», не функционирует; между тем предпринимательский доход представляется ему исключительно плодом тех функций, которые он совершает с капиталом, плодом движения и процессирования капитала, такого процессирова-ния, которое представляется активному капиталисту теперь как его собственная деятельность в противоположность бездеятельности, неучастию денежного капиталиста в процессе производства. Это качественное разграничение двух частей валовой прибыли, заключающееся в том, что процент есть плод капитала самого по себе, плод собственности на капитал, независимо от процесса производства, а предпринимательский доход — плод процессирующего капитала, капитала действующего в процессе производства, а потому плод той активной роли, которую лицо, применяющее капитал, играет в процессе воспроизводства, — это качественное разграничение отнюдь не является лишь субъективным представлением денежного капиталиста в одном случае, промышленного капиталиста в другом. Оно основывается на объективном факте, потому что процент притекает к денежному капиталисту, кредитору, являющемуся просто собственником капитала, т. е. просто представителем собственности на капитал до процесса производства и вне процесса производства; предпринимательский же доход притекает только к функционирующему капиталисту, не собственнику капитала.

Как для промышленного капиталиста, поскольку он работает с заемным капиталом, так и для денежного капиталиста, поскольку он не сам применяет свой капитал, чисто количественное деление валовой прибыли между двумя различными лицами, имеющими различные юридические титулы на один и тот же капитал, а потому и на произведенную им прибыль, превращается в качественное деление. Одна часть прибыли представляется-теперь плодом, который сам по себе причитается капиталу в одном определении последнего, в виде процента; другая часть представляется специфическим плодом капитала в другом, противоположном определении, и потому представляется предпринимательским доходом; одна представляется исключительно продуктом собственности на капитал, другая — продуктом исключительно функционирования с этим

412

капиталом, продуктом процессирующего капитала, или продуктом тех функций, которые выполняет активный капиталист. И эта кристаллизация и взаимное обособление обеих частей валовой прибыли, как если бы они происходили из двух существенно различных источников, должны теперь установиться для всего класса капиталистов и для всего капитала. При этом безразлично, получен ли капитал, применяемый активным капиталистом, в ссуду или нет, применяется ли капитал, принадлежащий денежному капиталисту, им самим или нет. Прибыль от всякого капитала, а следовательно и средняя прибыль, основывающаяся на выравнивании капиталов между собой, распадается или может быть разложена на две качественно различные, взаимно самостоятельные и не зависимые друг от друга части, процент и предпринимательский доход, из которых каждая определяется особыми законами. Капиталист, работающий с собственным капиталом, точно так же, как тот, который работает с заемным капиталом, делит свою валовую прибыль на процент, который полагается ему как собственнику, как кредитору, ссудившему свой собственный капитал самому себе, и на предпринимательский доход, причитающийся ему как активному, функционирующему капиталисту. Таким образом, для этого деления, как качественного, не имеет значения, должен ли капиталист действительно поделиться с другим капиталистом или нет. Тот, кто применяет капитал, если даже он работает с собственным капиталом, распадается на два лица: простого собственника капитала и лицо, применяющее капитал; сам его капитал по отношению к приносимым им категориям прибыли распадается на капитал-собственность, капитал вне процесса производства, сам по себе приносящий процент, и на капитал в процессе производства, который, как капитал, совершающий процесс, приносит предпринимательский доход.

Итак, процент закрепляется таким образом, что выступает теперь не как безразличное для производства деление валовой прибыли, имеющее место лишь в том случае, когда промышленник работает при помощи заемного капитала. Даже когда он работает с собственным капиталом, его прибыль распадается на процент и предпринимательский доход. Вместе с тем чисто количественное деление становится качественным; оно имеет место независимо от того случайного обстоятельства, является ли промышленник собственником своего капитала или нет. Это не только части прибыли, распределяемые между разными лицами, но две различные категории прибыли, которые стоят в различном отношении к капиталу, т. е. относятся к различным определенным формам капитала.

413

Теперь очень ясными становятся причины, благодаря которым это деление валовой прибыли на процент и предпринимательский доход, раз оно сделалось качественным, сохраняет этот характер качественного деления для всего капитала и для всего класса капиталистов.

Во-первых: это вытекает уже из того простого эмпирического обстоятельства, что большинство промышленных капиталистов, хотя и в различной мере, работает при помощи как собственного, так и заемного капитала и что отношение между собственным и заемным капиталом в различные периоды изменяется.

Во-вторых: превращение одной части валовой прибыли в форму процента превращает другую ее часть в предпринимательский доход. В самом деле, этот последний есть лишь та противоположная форма, которую принимает избыток валовой прибыли над процентом, когда процент существует как особая категория. Все исследование вопроса, каким образом валовая прибыль дифференцируется на процент и предпринимательский доход, сводится просто к исследованию того, каким образом часть валовой прибыли вообще кристаллизуется и приобретает самостоятельное существование в виде процента. Но капитал, приносящий проценты, исторически существует как готовая, старинная форма, а потому и процент как готовая форма прибавочной стоимости, произведенной капиталом, существует уже задолго до появления капиталистического способа производства и соответствующих ему представлений о капитале и прибыли. Поэтому и до сих пор денежный капитал, капитал, приносящий проценты, все еще остается в народном представлении капиталом как таковым, капиталом par excellence *. Отсюда же, с другой стороны, и то господствовавшее до времени Масси представление, будто процентом оплачиваются деньги как таковые. То обстоятельство, что данный в ссуду капитал приносит процент независимо от того, применяется ли он в действительности как капитал или нет, — он приносит процент даже в том случае, если он взят в ссуду в целях потребления, — укрепляет представление о самостоятельности этой формы капитала. Лучшее подтверждение той самостоятельности, с какой в первые периоды капиталистического способа производства процент выступает по отношению к прибыли, а приносящий проценты капитал — по отношению к промышленному капиталу, заключается в том, что лишь в середине XVIII века был открыт (Масси, а затем Юмом ⁹⁸) тот факт, что

* — по преимуществу. Ред

414

процент есть просто часть валовой прибыли, и что вообще приходилось делать такое открытие.

В-третьих: работает ли промышленный капиталист с собственным или с заемным капиталом, это ничего не изменяет в том обстоятельстве, что ему противостоит класс денежных капиталистов как особый вид капиталистов, денежный капитал как самостоятельный вид капитала и процент как соответствующая этому особому капиталу самостоятельная форма прибавочной стоимости.

Качественно процент есть прибавочная стоимость, которую доставляет просто собственность на капитал, которую капитал приносит сам по себе, хотя его собственник остается вне процесса воспроизводства, которую капитал, следовательно, дает обособленно от своего процесса.

Количественно часть прибыли, образующая процент, представляется так, как будто она связана не с промышленным и торговым капиталом как таковым, а с денежным капиталом, и норма этой части прибавочной стоимости, норма процента, или ставка процента, закрепляет такое отношение. Потому что, во-первых, ставка процента — несмотря на свою зависимость от общей нормы прибыли — определяется самостоятельнее и, во-вторых, подобно рыночной цене товаров, она, в противоположность неуловимой норме прибыли, выступает как устойчивое, при всех переменах единообразное, очевидное и всегда данное отношение. Если бы весь капитал находился в руках промышленных капиталистов, то не существовало бы ни процента, ни ставки процента. Самостоятельной формой, которую принимает количественное деление валовой прибыли, порождается качественное деление. Если сравнить промышленного капиталиста с денежным капиталистом, то первого отличает от второго лишь предпринимательский доход как избыток валовой прибыли над средним процентом, который выступает благодаря ставке процента в качестве эмпирически данной величины. Если же, с другой стороны, сравнить того же промышленного капиталиста с промышленным капиталистом, который хозяйствует при помощи собственного, а не заемного капитала, то этот последний капиталист будет отличаться от него лишь как денежный капиталист, так как он кладет процент в свой карман, вместо того чтобы его выплачивать. В обоих случаях часть валовой прибыли, отличная от процента, представляется ему предпринимательским доходом, а самый процент — прибавочной стоимостью, Которую капитал дает сам по себе и которую он поэтому стал бы давать и без производительного применения.

415

По отношению к отдельному капиталисту это практически верно. От его усмотрения зависит, ссудить ли свой капитал в качестве капитала, приносящего проценты, или самостоятельно увеличивать его стоимость, применяя его в качестве производительного капитала, причем безразлично, существует ли данный капитал уже в своей исходной точке как денежный капитал или же его еще приходится превращать в денежный капитал. Но в общем масштабе, т. е. в применении ко всему общественному капиталу, — как то делают некоторые вульгарные экономисты, выдавая даже самое владение денежным капиталом за основание прибыли, — это, конечно, нелепо. Превращение всего капитала в денежный капитал без людей, покупающих и использующих для увеличения стоимости средства производства, в форме которых существует весь капитал, за исключением относительно небольшой его части, существующей в виде денег, конечно, представляет собой нелепость. Еще большей нелепостью будет предполагать, что на основе капиталистического способа производства капитал может приносить процент, не функционируя как производительный капитал, т. е. не создавая прибавочной стоимости, частью которой и является процент, что капиталистический способ производства может совершать свой путь без капиталистического производства. Если бы непомерно большая часть капиталистов захотела превратить свой капитал в денежный капитал, то следствием этого было бы чрезмерное обесценение денежного капитала и чрезвычайное падение ставки процента; многие немедленно оказались бы не в состоянии жить на свои проценты и таким образом были бы вынуждены снова превратиться в промышленных капиталистов. Но, как уже сказано, каждый отдельный капиталист думает именно так. Поэтому, даже хозяйствуя с собственным капиталом, он необходимо рассматривает ту часть своей средней прибыли, которая равна среднему проценту, как продукт своего капитала как такового, получающийся независимо от процесса производства; и в противоположность этой части, обособившейся в виде процента, он рассматривает избыток валовой прибыли над процентом просто как предпринимательский доход.

В-четвертых: {Пробел в рукописи.}

Итак, оказалось, что та часть прибыли, которую функционирующий капиталист должен уплачивать простому собственнику взятого в ссуду капитала, превращается в самостоятельную форму той части прибыли, которую приносит под названием процента всякий капитал как таковой, взят ли он в ссуду или нет. Величина этой части зависит от высоты средней ставки

416

процента. На происхождение ее теперь указывает лишь то, что функционирующий капиталист, поскольку он является собственником своего капитала, не конкурирует — по крайней мере активно — в определении ставки процента. Чисто количественное деление прибыли между двумя лицами, имеющими различные юридические титулы на нее,, превратилось в качественное деление, которое кажется вытекающим из самой природы капитала и прибыли. Потому что, как мы видели, когда часть прибыли вообще принимает форму процента, разность между средней прибылью и процентом, или избыток прибыли над процентом, превращается в противоположную проценту форму, в форму предпринимательского дохода. Эти две формы, процент и предпринимательский доход, существуют лишь в своей противоположности. Следовательно, обе они находятся в известном соотношении не с прибавочной стоимостью, по отношению к которой они суть лишь части, фиксированные под различными категориями, рубриками и названиями, а в соотношении одна с другой. Так как одна часть прибыли превращается в процент, то другая выступает в виде предпринимательского дохода.

Под прибылью мы постоянно понимаем здесь среднюю прибыль, так как здесь для нас совершенно безразличны отклонения как индивидуальной прибыли, так и прибыли в различных сферах производства, т. е. те или иные изменения в распределении средней прибыли, или прибавочной стоимости, связанные с конкурентной борьбой и другими обстоятельствами. Это относится вообще ко всему настоящему исследованию.

Процент же есть чистая прибыль, как называет его Рамсей, которую приносит собственность на капитал как таковая тому ли, кто является только кредитором, остающимся вне процесса воспроизводства, или собственнику, который сам производительно применяет свой капитал. Но и последнему капитал приносит эту чистую прибыль не как функционирующему капиталисту, а как денежному капиталисту, ссудившему свой собственный капитал как капитал, приносящий проценты, себе самому как функционирующему капиталисту. Подобно тому, как превращение денег и вообще стоимости в капитал есть постоянный результат капиталистического процесса производства, так их существование в качестве капитала есть постоянное предварительное условие капиталистического процесса производства. Благодаря своей способности превращаться в средства производства, они постоянно командуют неоплаченным трудом и потому превращают процесс производства и обращения товаров в производство прибавочной стоимости для своего владельца. Следовательно, процент есть лишь выражение того,

417

что стоимость вообще, — овеществленный труд в его всеобщей общественной форме, — стоимость, принимающая в действительном процессе производства вид средств производства, противостоит живой рабочей силе как самостоятельная сила и является средством присвоения неоплаченного труда; и что такой силой она является благодаря тому, что противостоит рабочему как чужая собственность. Но, с другой стороны, в форме процента эта противоположность наемному труду стирается, потому что приносящий проценты капитал как таковой находит свою противоположность не в наемном труде, а в функционирующем капитале; капиталист-кредитор как таковой прямо противостоит действительно функционирующему в процессе воспроизводства капиталисту, а не наемному рабочему, у которого именно на основе капиталистического производства экспроприированы средства производства. Приносящий проценты капитал — это капитал как собственность в противоположность капиталу как функции. Но пока капитал не функционирует, он не эксплуатирует рабочих и не вступает в антагонизм с трудом.

С другой стороны, предпринимательский доход составляет противоположность не наемному труду, а лишь проценту.

Во-первых: если предположить среднюю прибыль как величину данную, то норма предпринимательского дохода определяется не заработной платой, а ставкой процента. Она будет выше или ниже в обратном отношении к ставке процента⁷²).

Во-вторых: свое притязание на предпринимательский доход, а следовательно и самый этот доход, функционирующий капиталист выводит не из своей собственности на капитал, а из функции капитала в противоположность той его определенной форме, когда она существует как бездеятельная собственность. Это проявляется как непосредственно существующая противоположность в тех случаях, когда он оперирует заемным капиталом, так что процент и предпринимательский доход достаются двум разным лицам. Предпринимательский доход возникает из функции капитала в процессе воспроизводства, т. е. вследствие операций, деятельности, которыми функционирующий капиталист опосредствует эти функции промышленного и торгового капитала. Но быть представителем функционирующего капитала — это не синекура, подобная представительству

⁷²» «Предпринимательская прибыль зависит от чистой прибыли с капитала. а не последняя от первой». (Ramsay. «An Essay on the Distribution of Wealth», p. 214. Чистая прибыль у Рамсея всегда означает процент).

418

капитала, приносящего проценты. На основе капиталистического производства капиталист управляет как процессом производства, так и процессом обращения. Эксплуатация производительного труда стоит усилий для самого капиталиста или для других лиц, которые действуют от его имени. Его предпринимательский доход в противоположность проценту представляется ему, таким образом, чем-то независимым от собственности на капитал, более того, результатом его функций как не собственника, как работника.

Поэтому в его голове необходимо возникает представление, что его предпринимательский доход не только не находится в какой-либо противоположности наемному труду, не только не является просто неоплаченным чужим трудом, а, напротив, сам есть не что иное, как заработная плата, плата за надзор, wages of superintendence of labour, более высокая плата, чем заработная плата обыкновенного наемного рабочего, 1) потому что это более сложный труд, 2) потому что он сам выплачивает себе заработную плату. Что функция его как капиталиста состоит в том, чтобы производить прибавочную стоимость, т. е. неоплаченный труд, да еще при самых экономных условиях, — это совершенно заслоняется тем фактом, что процент достается капиталисту, даже если он и не выполнял никакой функции как капиталист, а был лишь собственником капитала, и что, напротив, предпринимательский доход достается функционирующему капиталисту, даже если он не был собственником капитала, с которым функционирует. Из-за противоположных форм обеих частей, на которые распадается прибыль, т. е. прибавочная стоимость, забывают, что обе они являются просто частями прибавочной стоимости и что деление ее ничего не может изменить ни в ее природе, ни в ее происхождении и условиях ее существования.

В процессе воспроизводства функционирующий капиталист выступает по отношению к наемным рабочим представителем капитала как чужой собственности, и денежный капиталист, будучи представлен функционирующим капиталистом, принимает участие в эксплуатации труда. То обстоятельство, что только как представитель средств производства по отношению к рабочим активный капиталист может выполнять свою функцию, может заставить рабочих работать на себя или сделать так, чтобы средства производства функционировали в качестве капитала, — это обстоятельство забывается из-за противоположности между функцией капитала в процессе воспроизводства и простой собственностью на капитал вне процесса восп роизводства.

В самом деле, та форма, которую обе части прибыли, т. е. прибавочной стоимости, принимают как процент и предпринимательский доход, не выражает отношения к труду, потому что это отношение существует лишь между ним и прибылью, или точнее, прибавочной стоимостью как суммой, как целым, как единством обеих этих частей. Отношение, в котором делится прибыль, и различные юридические титулы, на основе которых производится это деление, предполагают прибыль у же готовой, предполагают, что она уже существует. Поэтому, если капиталист является собственником капитала, с которым он функционирует, то он кладет себе в карман всю прибыль, или прибавочную стоимость; для рабочего совершенно безразлично, берет ли капиталист всю прибыль себе или 'должен выплачивать часть ее третьему лицу как юридическому собственнику. Таким образом, основы деления прибыли между двумя видами капиталистов превращаются мало-помалу в основы существования подлежащей делению прибыли, прибавочной стоимости, которую, независимо от какого бы то ни было позднейшего деления, капитал как таковой извлекает из процесса воспроизводства. Из того, что процент противостоит предпринимательскому доходу, а предпринимательский доход — проценту, что они оба противостоят друг другу, а не труду, следует, что предпринимательский доход плюс процент, т. е. прибыль, т. е. в конце концов прибавочная стоимость, основываются — на чем? На том, что обе ее части имеют противоположные формы! Но прибыль производится прежде, чем происходит это деление, прежде, чем о нем может идти речь.

Капитал, приносящий проценты, оказывается таковым лишь постольку, поскольку данные в ссуду деньги действительно превращаются в капитал и поскольку производится избыток, часть которого есть процент. Но это не исключает того, что с ним независимо от процесса производства срастается свойство приносить проценты. Ведь рабочая сила также обнаруживает свою способность производить стоимость лишь тогда, когда она действует и реализуется в процессе труда; но это не исключает того, что она сама по себе, потенциально, как способность, есть деятельность, которой создается стоимость, и как таковая она не возникает лишь из процесса, а, напротив, служит предварительным условием процесса. Она покупается как способность создавать стоимость. Но ее можно купить не только для того, чтобы заставлять производительно работать, но, например, и для чисто личных целей, для услуг и т. д. Так и с капиталом. Это уже дело заемщика, использовать ли капитал как капитал, т. е. фактически привести в действие связанное с

420

ним свойство производить прибавочную стоимость. Оплачивает он в обоих случаях прибавочную стоимость, которая сама по себе, в возможности, заключается в товаре капитал.

Остановимся теперь подробнее на предпринимательском доходе.

Поскольку при капиталистическом способе производства фиксируется момент специфической общественной определенности капитала — собственность на капитал, обладающая свойством командовать над трудом других, — и поскольку процент выступает поэтому как часть прибавочной стоимости, которую в этих условиях производит капитал, другая часть прибавочной стоимости — предпринимательский доход — необходимо представляется в таком виде, как будто она возникает не из капитала как капитала, а из процесса производства, независимо от его специфической общественной определенности, которая в выражении процента на капитал ведь уже приобрела свой особый способ существования. Но процесс производства, обособленный от капитала, есть процесс труда вообще. Промышленный капиталист, в отличие от собственника капитала, выступает поэтому не как функционирующий капитал, а как лицо, функционирующее даже помимо капитала, как простой носитель процесса труда вообще, как работник и притом наемный работник.

Процент сам по себе выражает именно существование условий труда как капитала в их общественной противоположности труду и в их претворении в личную власть по отношению к труду и над трудом. Собственность на капитал как таковую он выражает как средство присваивать продукты чужого труда. Но эта характерная особенность капитала представлена в проценте как нечто такое, что принадлежит капиталу помимо процесса производства и что отнюдь не является результатом специфически капиталистической определенности самого этого процесса производства. В проценте эта характерная особенность капитала представлена не в прямой противоположности труду, а, наоборот, вне отношения к труду, только как отношение одного капиталиста к другому, т. е. представлена как определение, чисто внешнее и безразличное для отношения капитала к самому труду. Таким образом, в проценте, в этом особом виде прибыли, в котором антагонистический характер капитала приобретает самостоятельное выражение, он выражен так, что этот антагонизм здесь совершенно погашен и происходит полное абстрагирование от него. Процент есть отношение

421

между двумя капиталистами, а не между капиталистом и рабочим.

С другой стороны, форма процента придает другой части прибыли качественную форму предпринимательского дохода, далее — форму платы за надзор. Особые функции, которые приходится выполнять капиталисту как таковому и которые выпадают на его долю как раз в отличие от рабочих и в противоположность рабочим, представляются как чисто трудовые функции. Он создает прибавочную стоимость не потому, что работает как капиталист, а потому, что несмотря на свое качество капиталиста он тоже работает. Поэтому эта часть прибавочной стоимости — это уже не прибавочная стоимость, а ее противоположность — эквивалент выполненного труда. Так как отчужденный характер капитала, его противоположность труду переносится по ту сторону действительного процесса эксплуатации, а именно переносится на капитал, приносящий проценты, то самый этот процесс эксплуатации представляется простым процессом тру да,, в котором функционирующий капиталист выполняет лишь иную работу, чем рабочий. Таким образом, труд по эксплуатации и эксплуатируемый труд тождественны как труд. Труд по эксплуатации точно так же есть труд, как и тот труд, который подвергается эксплуатации. Процент становится общественной формой капитала, но выраженной в нейтральной и индифферентной форме; предпринимательский доход становится экономической функцией капитала, но отвлеченной от определенного, капиталистического характера этой функции.

При этом в сознании капиталиста происходит совершенно то же, что с упомянутыми во II отделе этой книги основаниями для компенсации при выравнивании прибыли в среднюю прибыль. Эти основания для компенсации, которые определяющим образом влияют на распределение прибавочной стоимости, превращаются благодаря капиталистическому способу представления в причины возникновения и (субъективные) основания для оправдания прибыли.

Представление о предпринимательском доходе как о вознаграждении за труд по надзору, возникающее из противоположности, существующей между предпринимательским доходом и процентом, находит дальнейшую опору в том, что часть прибыли в самом деле может быть обособлена и действительно обособляется как заработная плата, или, точнее, наоборот: что часть заработной платы на основе капиталистического способа производства выступает как интегральная составная часть прибыли. Эта часть, как это правильно установил уже А. Смит.

422

выступает в чистом виде, самостоятельно и совершенно обособленно, с одной стороны, от прибыли (как суммы процента и предпринимательского дохода), с другой стороны—от той части прибыли, которая остается за вычетом процента как так называемый предпринимательский доход, — выступает в форме содержания управляющего в таких видах предприятий, размер и т. д. которых допускают настолько значительное разделение труда, что можно установить особую заработную плату для

управляющего.

Труд по надзору и управлению необходимо возникает всюду, где непосредственный процесс производства имеет вид общественно-комбинированного процесса, а не является разъединенным трудом самостоятельных производителей ⁷³⁾. Но природа его — двоякого рода.

С одной стороны, во всех работах, при выполнении которых

кооперируются между собой многие индивидуумы, связь и единство процесса необходимо представлены одной управляющей волей и функциями, относящимися не к частичным работам, а ко всей деятельности мастерской, как это имеет место с дирижером оркестра. Это — производительный труд, выполнять который необходимо при всяком комбинированном способе производства.

С другой стороны, если совершенно оставить в стороне купеческое дело, этот труд по надзору необходимо возникает при всех способах производства, основанных на противоположности между работником, как непосредственным производителем, и собственником средств производства. Чем больше эта противоположность, тем больше роль этого надзора за работниками. Поэтому своего максимума она достигает при системе рабства⁷⁴). Но он необходим и при капиталистическом способе производства, так как здесь процесс производства есть одновременно и процесс потребления рабочей силы капиталистом. Совершенно так же, как в деспотических государствах, труд по надзору и всестороннее вмешательство правительства охватывает два момента:

и выполнение общих дел, вытекающих из природы всякого общества, и специфические функции, вытекающие из противоположности между правительством и народными массами.

У античных писателей, непосредственно наблюдавших систему рабства, обе стороны труда по надзору были неразрывно

⁷³⁾ «Надзор здесь» (у крестьянина — собственника земли) «совершенно не нужен» (J. Е. Cairnes. «The Slave Power». London, 1862, p. 48).

⁷⁴⁾ «Если характер работы требует распределения работников» (именно рабов) «на большем пространстве, то число надсмотрщиков, а потому и расход на вознаграждение труда, вызываемого этим надзором, должны соответственно возрасти» (J. Е. Cairnes, пит. соч., стр. 44).

соединены в теории, как это имело место и на практике, — совершенно так же, как у современных экономистов, которые считают капиталистический способ производства абсолютным способом производства. С другой стороны, как я сейчас покажу на одном примере, апологеты современной системы рабства совершенно так же умеют использовать труд по надзору в качестве основания для оправдания рабства, как другие экономисты — для оправдания системы наемного труда. Villicus во времена Катона:

«Во главе рабовладельческого имения (familia rustica) стоял эконом (villicus от villa*), который принимал и выдавал, покупал и продавал, получал от владельца инструкции и в его отсутствие распоряжался и наказывал.., Эконом, конечно, пользовался большей свободой, чем остальные рабы; в книгах Магона дается совет разрешать ему вступать в брак, производить на свет детей и иметь свои собственные наличные деньги, а Катон советует женить его на экономке; он один мог надеяться в случае благопристойного поведения получить свободу из рук своего господина. В остальном все они составляли одну единую дворню... Всякий раб, в том числе и сам эконом, получал свое содержание от хозяина в определенные сроки и в строго установленном размере, причем ему предоставлялось уже самому сводить концы с концами... Размеры этого содержания устанавливались в зависимости от работы; поэтому, например, эконом, выполнявший более легкий труд, чем простые рабы, получал и меньшее содержание» (Mommsen. «Romische Geschichte». 2 Auflage, Bd. I, 1856, S. 809-810).

Аристотель:

«...")

(«Потому что господин» —капиталист— «проявляется как таковой не в приобретении рабов» — собственности на капитал, которая дает власть покупать труд, — «а в использовании рабов», — употреблении рабочих, в настоящее время наемных рабочих, в процессе производства.) «..."(«Но в этой науке нет ничего великого или возвышенного») «..."(«он должен уметь приказывать то, что раб должен уметь исполнять»). «...». («Когда сами господа не находят нужным обременять себя этим, честь эту берет на себя надсмотрщик; сами же они занимаются государственными делами или философией».) (Aristoteles. «De republica». Ed. Bekkeri, 1837, lib. 1, 7.)

Аристотель без обиняков говорит, что господство как в политической, так и в экономической области возлагает на властителей функции господства; это означает, что в экономической области они должны уметь потреблять рабочую силу, и прибавляет к этому, что труду по надзору не следует придавать большого значения, ввиду чего господин, если только он достаточно состоятелен, передает «честь» этих хлопот надсмотрщику.

поместье. Ред.

424

Труд по управлению и надзору, поскольку этот труд не есть особая функция, обусловливаемая природой всякого комбинированного общественного труда, а вытекает из противоположности между собственником средств производства и собственником только рабочей силы, — причем безразлично, покупается ли последняя вместе с самим работником, как при системе рабства, или сам рабочий продает свою рабочую силу, и процесс производства является поэтому одновременно и процессом потребления его труда капиталом, — эта функция, возникающая из порабощения непосредственного производителя, часто выставляется как достаточное основание для оправдания самого этого отношения, и эксплуатация, присвоение чужого неоплаченного труда, столь же часто изображается как заработная плата, причитающаяся собственнику капитала. Но всего лучше делает это защитник рабства в Соединенных Штатах, некий адвокат 0'Конор, в своей речи, произнесенной 19 декабря 1859 г. на митинге в Нью-Йорке под лозунгом «Справедливость к Югу».

«Итак, джентльмены, — заявил он под громкие аплодисменты, — негру самой природой предопределено положение раба. Он крепок и силен в работе; но природа, давшая ему эту силу, отказала ему как в умении управлять, так и в желании трудиться. (Одобрения.) И в том и в другом ему отказано! И та же природа, лишившая его воли к труду, дала ему господина для того, чтобы принуждать его к труду, сделать из него в тех климатических условиях, для которых он создан, полезного слугу как для самого себя, так и для господина, управляющего им. Я утверждаю, что не будет никакой несправедливости оставить негра в положении, в которое его поставила природа, дать ему господина, который управляет им; у негра не отнимают каких бы то ни было прав, принуждая его работать и доставлять справедливое вознаграждение своему господину за труд и таланты, которые тот применяет для того, чтобы управлять им и сделать его полезным как для себя самого, так и для общества» [«New-York Daily Tribune» ", 20 декабря 1859, стр. 7—8].

И вот наемный рабочий, подобно рабу, тоже должен иметь господина, который заставлял бы его работать и управлял бы им. А раз предположены эти отношения господства и подчинения, будет в порядке вещей, что наемный рабочий вынуждается производить свою собственную заработную плату и сверх того плату за надзор, компенсацию за труд по управлению и надзору за ним, вынуждается

«доставлять справедливое вознаграждение своему господину за труд и таланты, которые тот применяет для того, чтобы управлять им и сделать его полезным как для себя самого, так и для общества».

Труд по надзору и управлению, поскольку он возникает из антагонистического характера общества, в частности из господства капитала над трудом, и потому является общим для всех

425

способов производства, основанных, как и капиталистический способ, на классовой противоположности, этот труд при капиталистической системе непосредственно и неразрывно связан с производительными функциями, которые налагаются всяким комбинированным общественным трудом на отдельных индивидуумов в качестве особого труда. Заработная плата какого-нибудь epitropos *, или regisseur, как он назывался в феодальной Франции, совершенно отделяется от прибыли и принимает форму заработной платы за квалифицированный труд, как только предприятие достигает достаточно крупных размеров, для того чтобы оплачивать такого управляющего (inanager), — хотя и при этом наши промышленные капиталисты еще далеки от того, чтобы «заниматься государственными делами или философией».

Что не промышленные капиталисты, а промышленные управляющие (manager) являются «душой нашей промышленной системы», это заметил еще г-н Юр ⁷ ⁾. Что касается торговой части предприятия, то все необходимое об этом сказано уже в предыдущем отделе **.

Само капиталистическое производство привело к тому, что труд по надзору, совершенно, отделенный от собственности на капитал, всегда предлагается в избытке. Поэтому сделалось необязательным, чтобы этот труд по надзору выполнялся капиталистом. Нет никакой необходимости в том, чтобы капельмейстер был собственником инструментов оркестра; в его функцию как дирижера не входит также обязанность иметь дело с «оплатой» прочих музыкантов. Кооперативные фабрики дают доказательство того, что капиталист в качестве функционера производства стал столь же излишен, как сам он, представляя высшую ступень развития, считает излишним помещика. Поскольку труд капиталиста обусловливается процессом производства не только потому, что этот процесс капиталистический и, следовательно, поскольку этот труд сам собой не исчезает вместе с капиталом, поскольку он не ограничивается такой функцией, как эксплуатация чужого труда; поскольку, следовательно, он обусловливается формой труда как общественного труда, комбинацией и кооперацией многих для достижения общего результата, постольку труд этот совершенно так же независим от капитала, как независима от него сама эта форма, раз только

* — управляющего. Ред.

⁷⁵) A. Ure. «Philosophie des manufactures». Tome I, Paris, 1836, p. 67—68, где этот Пиндао фабрикантов в то же время показывает им, что большинство из них не имеет ни малейшего представления о машинах, которые они применяют.

** См. настоящий том, стр. 317—318. Ред.

426

она сбросила с себя -капиталистическую скорлупу. Утверждение, что этот труд необходим как капиталистический труд, как функция капиталиста, означает лишь, что вульгарный экономист не может представить себе форм, развившихся в недрах капиталистического способа производства, отделенными и освобожденными от их антагонистического капиталистического характера. По отношению к денежному капиталисту промышленный капиталист — работник, но работающий в качестве капиталиста, т. е. эксплуататора чужого труда. Плата, которую он требует и получает за этот труд, как раз равна присвоенному количеству чужого труда и непосредственно зависит, раз капиталист берет на себя необходимые хлопоты по эксплуатации, от степени эксплуатации этого труда, а не от степени напряжения, которого ему стоит эта эксплуатация и которое он может за умеренное вознаграждение свалить на управляющего. В английских фабричных округах после каждого кризиса можно встретить достаточное количество экс-фабрикантов, которые за небольшое вознаграждение заведуют фабриками, ранее принадлежавшими им самим, заведуют как управляющие, состоящие на службе у новых владельцев, зачастую своих кредиторов⁷⁶⁾

Плата за управление, которой вознаграждаются управляющие как торговыми, так и промышленными предприятиями, выступает совершенно обособленно от предпринимательского дохода и в кооперативных фабриках рабочих и в капиталистических акционерных предприятиях. Отделение платы за управление от предпринимательского дохода, которое в других случаях является случайным, приобретает здесь постоянный характер. В кооперативной фабрике труд по надзору утрачивает свой антагонистический характер, так как управляющий оплачивается рабочими, а не является по отношению к ним представителем капитала. Акционерные предприятия, развивающиеся вместе с кредитом, вообще обнаруживают тенденцию все более отделять этот труд по управлению как особую функцию от владения капиталом, собственным ли, или заемным, совершенно так же, как с развитием буржуазного общества функции суда и управления отделяются от земельной собственности, атрибутами которой они были в феодальное время. Но когда, с одной стороны, простому собственнику капитала, денежному капиталисту, противостоит функционирующий ка-

⁶⁾ В одном известном мне случае обанкротившийся фабрикант сделался после кризиса 1868 г. платным наемным работником у своих прежних рабочих. После банкротства фабрику взяло в свои руки товарищество рабочих, а прежний владелец сделался ее управляющим. — Ф. Э.

427

питалист, а с развитием кредита этот денежный капитал сам принимает общественный характер, концентрируется в банках и ссужается ими, а не его непосредственными собственниками;

когда, с другой стороны, лицо, являющееся только управляющим, не владеющее капиталом ни под каким титулом, ни заимообразно, ни как-либо иначе, исполняет все реальные функции, выпадающие на долю функционирующего капиталиста как такового, — тогда остается лишь служащий, а капиталист как лицо излишнее исчезает из процесса производства.

Из опубликованных отчетов ⁷⁷⁾ кооперативных фабрик в Англии видно, что, — за вычетом вознаграждения управляющему, которое составляет часть затраченного переменного капитала совершенно так же, как заработная плата остальных рабочих, — прибыль превышала среднюю прибыль, хотя эти фабрики иногда уплачивали более высокий процент, чем частные фабриканты. Причиной более высокой прибыли во всех этих случаях является большая экономия в применении постоянного капитала. Но нас при этом больше всего интересует то обстоятельство, .что средняя прибыль ( = проценту + предпринимательский доход) фактически и осязательно представляется здесь величиной, совершенно независимой от платы за управление. Так как прибыль здесь была больше средней прибыли, то и предпринимательский доход был больше, чем обыкновенно.

То же явление наблюдается и на некоторых капиталистических акционерных предприятиях, например в акционерных банках (Joint Stock Banks). «London and Westminster Bank» в 1863 г. выплатил 30% годового дивиденда; «Union Bank of London» и другие — 15%. Кроме вознаграждения управляющим из валовой прибыли, здесь выплачивается процент, уплачиваемый по вкладам. Высокая прибыль объясняется здесь тем, что вложенный в предприятия капитал составляет незначительную величину по сравнению с вкладами. Например, у «London and Westminster Bank» в 1863 г. — вложенный капитал 1 000 000 ф. ст., вклады 14 540 275 фунтов стерлингов. У «Union Bank of London» в 1863 г. — вложенный капитал 600 000 ф. ст., вклады 12 384 173 фунта стерлингов.

Смешение предпринимательского дохода с платой за надзор или за управление первоначально возникло из той особой формы, которую избыток прибыли над процентом принимает в противоположность проценту. Оно получило свое дальнейшее развитие благодаря апологетическому стремлению представить прибыль

⁷⁷) Приведенные здесь данные отчетов доведены, самое большее, до 1864 г., так как текст был написан в 1865 году. — Ф. Э.

428

не как прибавочную стоимость, т. е. неоплаченный труд, а как заработную плату самого капиталиста за выполняемый им труд. Этому со стороны социалистов было противопоставлено требование, чтобы прибыль была фактически сведена к тому, за что она выдается в теории, а именно к простой плате за надзор. И это требование, противопоставленное теоретическому при-крашиванию, было тем неприятнее, чем более эта плата за надзор с возникновением многочисленного класса промышленных и торговых управляющих ⁷⁸⁾ обретала, с одной стороны, подобно всякой другой заработной плате, свой определенный уровень и свою определенную рыночную цену и чем ниже, с другой стороны, она опускалась, как всякая плата за квалифицированный труд, по мере общего развития, понижавшего издержки производства особо обученной рабочей силы ⁷⁹⁾. С развитием кооперации среди рабочих и акционерных предприятий среди буржуазии был уничтожен и последний предлог для смешения предпринимательского дохода с платой за управление, и прибыль практически выступила как то, чем она бесспорно была теоретически: как чистая прибавочная стоимость, как стоимость, за которую не уплачивается эквивалента, как реализованный неоплаченный труд; так что функционирующий капиталист действительно эксплуатирует труд, и плод его эксплуатации, если он работает с заемным капиталом, делится на процент и предпринимательский доход — избыток прибыли над процентом.

На базе капиталистического производства в акционерных предприятиях возникают новые мошенничества с платой за управление, рядом с действительным управляющим и над ним появляется множество членов правлений и наблюдательных советов, для которых управление и контроль фактически служат лишь предлогом к ограблению акционеров и к собственной наживе. На этот счет имеется много любопытных подробностей

⁷⁸* «Предприниматели — такие же работники, как и их наемные рабочие. В этом отношении их интересы в точности совпадают с интересами их рабочих. Но одновременно с этим они являются также или капиталистами, или агентами капиталистов, и в этом отношении их интересы решительно противоположны интересам их рабочих» (Hodgskin. «Labour defended against the Claims of Capital etc.». London, 1825, P 27

«Широкое распространение образования среди машинных рабочих нашей страны уменьшает изо дня в день значение труда и искусства почти всех предпринимателей и хозяев, так как оно увеличивает число людей, обладающих их специальными знаниями» (стр. 30).

⁷⁹⁾ «Общее ослабление условных преград, увеличивающаяся возможность получить образование... имеет тенденцию понизить оплату квалифицированного труда, вместо того чтобы повысить оплату неквалифицированного» (/. St. Mill. «Principles of Political Economy». 2nd ed., vel. I, London, 1849, p. 479).

429

в работе «The City; or, the Phisiology of London Business; with Sketches on Change, and at the Coffee Houses». London, 1845.

«Что выигрывают банкиры и купцы благодаря тому, что участвуют в управлении восьми или девяти различных компаний, можно видеть из следующего примера: частный баланс г-на Тимоти Абрахама Кертиса, представленный после его банкротства в суд, показывал под рубрикой «директорство» — 800—900 ф. ст. ежегодного дохода. Так как г-н Кертис был директором Английского банка и членом правления Ост-Индской компании, то всякое акционерное общество считало за честь привлечь его в качестве директора» (стр. 81, 82).

Вознаграждение директоров таких обществ за каждое заседание, которые происходят еженедельно, равняется по меньшей мере одной гинее (21 марке). Дела о банкротстве, разбираемые в судах, показывают, что эта плата за надзор обыкновенно находится в обратном отношении к труду по надзору, который в действительности несут эти номинальные директора.

430

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ВЫДЕЛЕНИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ В ФОРМЕ КАПИТАЛА, ПРИНОСЯЩЕГО ПРОЦЕНТЫ

В капитале, приносящем проценты, капиталистическое отношение достигает своей наиболее внешней и фетишистской формы. Мы имеем здесь перед собой Д — Д', деньги, которые производят большее количество денег, имеем самовозрастающую стоимость без процесса, опосредствующего два крайние пункта. В купеческом капитале, Д — Т — Д', имеется налицо по крайней мере всеобщая форма движения капитала, хотя оно не выходит из сферы обращения; поэтому прибыль представляется просто прибылью от отчуждения, но все же она представляется продуктом общественного отношения, а не продуктом просто вещи. Форма купеческого капитала все же представляет процесс, единство противоположных фаз, движение, распадающееся на два противоположных акта, на куплю и продажу товаров. В Д —Д', в форме капитала, приносящего проценты, это движение погашено. Если, например, 1 000 ф. ст. даются капиталистом в ссуду и ставка процента равна 5%, то стоимость 1 000 ф. ст. как капитала за один год = К + Kz', где К — капитал, a z' — ставка процента; следовательно,

здесь 5% = 5/100 = ¹/20, 1 000 + 1 000 * ¹/20 = 1 050 фунтов стерлингов. Стоимость 1 000 ф. ст. как капитала = 1 050 ф. ст., т. е. это значит, что капитал не простая величина. Капитал есть отношение величин, отношение его как основной суммы, как данной стоимости к себе самой, как к самовозрастающей стоимости, как к такой основной сумме, которая произвела прибавочную стоимость. А мы уже видели, что капитал как таковой представляется всем активным капиталистам — функционируют ли они с собственным или взятым в ссуду капиталом — именно такой непосредственно самовозрастающей стоимостью.

Д — Д': здесь мы имеем первоначальный исходный пункт капитала, деньги в формуле Д — Т — Д' сводятся к ее двум

.431

крайним пунктам Д — Д', где Д¹ = Д + ΔД, т. е. здесь обозначены деньги, создающие большее количество денег. Это—первоначальная и всеобщая формула капитала, сокращенная до бессмысленного резюме. Это — капитал в его готовом виде, единство процесса производства и процесса обращения, это — капитал, приносящий в определенные периоды времени определенную прибавочную стоимость. В форме капитала, приносящего проценты, это качество проявляется непосредственно, без опо-средствования процессом производства и процессом обращения. Капитал представляется таинственным и самосозидающим источником процента, своего собственного увеличения. Вещь (деньги, товар, стоимость), как просто вещь, теперь уже является капиталом, а капитал представляется просто вещью; результат всего процесса воспроизводства представляется свойством, принадлежащим самой вещи; от владельца денег, т. е. товара в той его форме, в которой его всегда можно обменять, зависит, израсходует ли он их как деньги или отдаст в ссуду как капитал. Поэтому в капитале, приносящем проценты, этот автоматический фетиш, самовозрастающая стоимость, деньги, высиживающие деньги, выступает перед нами в чистом, окончательно сложившемся виде, и в этой форме он уже не имеет на себе никаких следов своего происхождения. Общественное отношение получило законченный вид, как отношение некоей вещи,, денег, к самой себе. Вместо действительного превращения денег в капитал здесь имеется лишь бессодержательная форма этого превращения. Как в случае с рабочей силой, потребительной стоимостью денег становится здесь способность создавать стоимость, большую стоимость, чем та, которая заключается в них самих. Деньги как таковые потенциально уже представляют собой самовозрастающую стоимость, и как таковые они отдаются в ссуду, что является формой продажи этого своеобразного товара. Создавать стоимость, приносить проценты является их свойством совершенно так же, как свойством грушевого дерева — приносить груши. Как такую приносящую проценты вещь, кредитор и продает свои деньги. Но этого мало. Как мы видели, даже действительно функционирующий капитал представляется таким образом, как будто он приносит процент не как функционирующий капитал, а как капитал сам по себе, как денежный капитал.

Переворачивается и следующее отношение: процент, являющийся не чем иным, как лишь частью прибыли, т. е. прибавочной стоимости, которую функционирующий капиталист выжимает из рабочего, представляется теперь, наоборот, как собственный продукт капитала, как нечто первоначальное, а прибыль,

432

превратившаяся теперь в форму предпринимательского дохода, — просто как всегj лишь добавок, придаток, присоединяющийся в процессе воспроизводства. Здесь фетишистская форма капитала и представление о капитале-фетише получают свое завершение. В Д — Д' мы имеем иррациональную форму капитала, высшую степень искажения и овеществления производственных отношений; форму капитала, приносящего проценты, простую форму капитала, в которой он является предпосылкой своего собственного процесса воспроизводства; перед нами способность денег, соответственно товара, увеличивать свою собственную стоимость независимо от воспроизводства, т. е. перед нами мистификация капитала в самой яркой форме.

Для вульгарной политической экономии, стремящейся представить капитал самостоятельным источником стоимости, созидания стоимости, форма эта является, конечно, настоящей находкой, такой формой, в которой уже невозможно узнать источник прибыли и в которой результат капиталистического процесса производства, отделенный от самого процесса, приобретает некое самостоятельное бытие.

Только в форме денежного капитала капитал становится товаром, свойство которого самовозрастать в стоимости имеет определенную цену, отмечаемую в каждом конкретном случае ставкой процента.

Как капитал, приносящий проценты, и именно в его непосредственной форме приносящего проценты денежного капитала (другие формы капитала, приносящего проценты, которые здесь нас не интересуют, являются, в свою очередь, производными от этой формы и предполагают ее), капитал приобретает свою чистую фетишистскую форму: в Д — Д' мы видим субъект, вещь, которая может быть продана. Во-первых, это происходит вследствие постоянного пребывания его в форме денег, в такой форме, в которой стерта всякая определенность его и не видны его реальные элементы. Ведь деньги — это как раз та форма, в которой стирается различие между товарами как потребительными стоимостями, а потому и различие между промышленными капиталами, состоящими из этих товаров и условий их производства; деньги — это форма, в которой стоимость, — а здесь капитал, — существует как самостоятельная меновая стоимость. В процессе воспроизводства капитала денежная форма является мимолетной, простым переходным моментом. Напротив, на денежном рынке капитал всегда существует в этой форме. Во-вторых, произведенная капиталом прибавочная стоимость, опять-таки в форме денег, представляется здесь принадлежащей капиталу как таковому. Как деревьям свой-

433

ственно расти, так капиталу, согласно этой видимости, свойственно в этой его форме денег порождать деньги (Toxog *).

В капитале, приносящем проценты, движение капитала сведено к самой краткой формуле; посредствующий процесс опущен, и таким образом капитал = 1 000 фиксируется как вещь, которая потенциально = 1 000 и в известный период времени действительно превращается в 1 100 подобно тому, как увеличивает свою потребительную стоимость вино, которое продержали известное время в погребе. Капитал теперь вещь, но как вещь он — капитал. Деньги охвачены теперь «любовной страстью» ¹⁰⁰. Раз они отданы в ссуду или вложены в процесс воспроизводства (поскольку они приносят функционирующему капиталисту как своему владельцу процент, помимо предпринимательского дохода), на них и днем и ночью нарастает процент, что бы с ними ни делалось: спят ли они или бодрствуют, сидят дома или странствуют. Таким образом денежный капитал, приносящий проценты (а всякий капитал по своему стоимостному выражению есть денежный капитал или считается теперь выражением денежного капитала), осуществляет благочестивые мечты стяжателей сокровищ.

Вот это-то сращение процента с денежным капиталом как бы в одну вещь (именно так и представляется здесь производство прибавочной стоимости капиталом) и занимает так сильно Лютера в его наивной шумихе против ростовщичества. Поведав, что процент можно было бы взимать в том случае, если бы просрочка долга ввела в убыток «заимодавца, который, в свою очередь, должен производить платежи, или лишила бы его прибыли, которую он мог бы получить, купив, например, сад. Лютер продолжает:

«Но я одолжил их» [100 гульденов] «тебе, и ты причиняешь мне двойной ущерб — тут я не могу уплатить, а там не могу купить и, следовательно, вынужден терпеть ущерб в обоих отношениях. Это называют duplex interesse, damni emergentis et lucri cessantis **... После того как они *** услышали, что какой-нибудь Ганс потерпел ущерб, одолжив сто гульденов, и требует справедливого возмещения своего ущерба, они спешат использовать этот случай и на каждые сто гульденов накидывают возмещение за двойной ущерб, а именно из-за понесенных Гансом убытков и из-за упущенной им покупки сада, как будто эти два ущерба от природы присущи ста гульденам; поэтому, во всех случаях, когда имеется сто гульденов и их дают в ссуду, на них насчитывают этот двойной ущерб, которого эти ссудодатели, однако, совсем и не терпели... Поэтому ты — ростовщик, ибо ты возмещаешь деньгами своего ближнего даже твой вымышленный ущерб, которого тебе, однако, никто не причинил и которого ты не можешь

* — роды, порождение; порожденное; процент. Ред.

** — двойной ущерб: причиненный убыток и упущенная выгода. Ред.

*** — жадные на деньги люди. Ред.

434

ни доказать, ни вычислить. Такой ущерб юристы называют поп verum, sed phantasticum interesse *. Это — такой ущерб, который человек сам себе выдумал...

Нельзя, следовательно, говорить, что мог бы получиться тот ущерб, что я не был бы в состоянии ни произвести платеж, ни совершить покупку. Если говорить так, то это называется ex contingente necessarium **: из того, чего нет, делать то, что с необходимостью должно быть; из того, что сомнительно, делать нечто вполне достоверное. Не сожрет ли такое ростовщичество за несколько лет весь мир?..

То несчастье, от которого необходимо оправиться ссудодателю, произошло случайно, помимо его воли. Нечто совершенно иное и даже противоположное имеет место в ростовщических сделках: тут ищут и придумывают ущерб для взыскания его с нуждающегося ближнего, хотят кормиться этим и богатеть на этом, в лени и безделье кутить и наряжаться за счет труда других людей, за счет их забот, опасностей и убытков. А я в это время сижу за печкой и предоставляю моим ста гульденам работать на меня, и все же, так как это одолженные деньги, то я наверняка сохраню их в кошельке, не подвергаясь никаким опасностям и не неся никаких забот. Милый, кто не хотел бы этого?» (М. Luther. «An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen etc.». Wittemberg, 1540).

Представление о капитале как самовоспроизводящейся и возрастающей в процессе воспроизводства стоимости, как о стоимости, вечно сохраняющейся и возрастающей в силу прирожденного ей свойства, — т. е. в силу скрытого свойства, о котором говорили схоласты, — это представление привело д-ра Прайса к фантастическим измышлениям, перед которыми бледнеют все фантазии алхимиков; к измышлениям, в которые Питт. однако, серьезно поверил и которые он в своих законах о фонде погашения ¹⁰¹ сделал основой своего финансового хозяйства.

«Деньги, приносящие сложные проценты, сначала растут медленно, но в дальнейшем темп роста непрерывно ускоряется, и через некоторое время он достигает такой быстроты, что превосходит всякое воображение. Один пенс, отданный в рост из 5% в год рождения Христа, к настоящему времени вырос бы в сумму, большую, чем представили бы 150 миллионов земных шаров, состоящих сплошь из чистого золота. Но если отдать его в рост под простые проценты, то за тот же период времени он превратился бы не более чем в 7 шилл. 4 ¹/₂ пенса. До сих пор наше правительство предпочитало поправлять свои денежные дела скорее вторым способом, нежели первым» ⁸⁰'.

* — не настоящий, а фантастический ущерб. Ред.

** — делать из случайного необходимое. Ред.

⁸⁰) Richard Price. «An Appeal to the Public, on the subject of the National Debt». London, 1772 [p. 19]. Прайс наивно острит: «Следует брать деньги взаймы из простых , процентов, чтобы увеличивать их, отдавая в ссуду из сложных процентов» (см. R. На-\ 1 milton. «An Inquiry concerning the Rise and Progress of the National Debt of Great-Britain». 2nd ed., Edinburgh, 1814 [p. 133] )1.Если так, то займы вообще и для частных лиц были бы вернейшим средством обогащения. Но если я беру взаймы, например, 100 ф. ст. из 5% годовых, то в конце года я должен заплатить 5 ф. ст., и если предположить, что этот заем заключен на 100 миллионов лет, то в этот промежуток времени я могу давать ежегодно взаймы все те же 100 ф. ст. и точно так же каждый год должен упла-

435

Еще выше возносится он в своих «Observations on reversionary pay ments etc.». London, 1772:

«1 шилл., отданный в рост в год рождения нашего Христа» (т. е. вероятно в храме Иерусалимском) «из 6% под сложные проценты, вырос бы в сумму большую, чем сколько могла бы вместить вся солнечная система, превращенная в шар, диаметр которого равнялся бы диаметру орбиты Сатурна». — «Государство всегда в состоянии найти выход из затруднительного положения, ибо, располагая самыми малыми сбережениями, оно может уплатить самые крупные долги в такой короткий срок, какого могут потребовать его интересы» (стр. XIII, XIV).

Какое превосходное теоретическое введение к вопросу об английском государственном долге!

Прайса попросту ослепила чудовищность числа, возникающего из геометрической прогрессии. Так как он рассматривал капитал, не принимая во внимание условия воспроизводства и труда, как самодействующий автомат, как простое самоувеличивающееся число (совершенно так же, как Мальтус считал, что население растет в геометрической прогрессии ), то он вообразил, что открыл закон возрастания капитала в формуле s = с(1 + z)ⁿ, где s = сумме капитала + проценты на проценты, с = авансированному капиталу, z = ставке процента (выраженной в соответственных частях 100), а п — ряд лет, на протяжении которых протекает процесс.

Питт совершенно серьезно принимает мистификацию д-ра Прайса. В 1786 г. палата общин постановила собрать путем обложения населения 1 миллион ф. ст. для государственных нужд. По Прайсу, в которого уверовал Питт, конечно, не могло быть ничего лучшего, как обложить налогом народ, чтобы «накопить» полученную таким способом сумму и таким образом избавиться от государственного долга при посредстве таинства сложных процентов. За этой резолюцией палаты общин вскоре последовал внесенный Питтом закон, который предписывал накоплять, по 250 000 ф. ст. до тех пор,

чивать по 5 фунтов стерлингов. Таким путем я никогда не буду в состоянии, взяв 100 ф. ст., дать в ссуду 105 фунтов стерлингов. Но из какого источника должен я уплачивать 5%? Из новых займов или, если я — государство, из налогов. Если же деньги берет взаймы промышленный капиталист, то при прибыли, скажем, в 15% ему придется 5% уплачивать как процент, 5% потреблять (хотя его аппетит возрастает с его доходом) и 5% — капитализировать. Итак, приходится предположить прибыль в 15% для того, чтобы можно было постоянно платить 5% как процент. Если процесс продолжится, то норма прибыли упадет вследствие уже изложенных причин, скажем, с 15% до 10%. Но Прайс совершенно забывает, что ставка процента, равная 5%, предполагает норму прибыли в 15% и оставляет ее такой же и при накоплении капитала. Ему вообще нет дела до действительного процесса накопления, его дело лишь давать взаймы деньги с тем, чтобы они притекали обратно с процентами на проценты. Как это происходит, ему .безразлично, потому что это ведь прирожденное свойство капитала, приносящего проценты.

436

«пока образовавшийся таким образом фонд не будет давать вместе с освободившимися пожизненными рентами 4000000 ф. ст. в год» (Act 26, Georg III, cap. 31¹⁰³).

Питт в своей речи 1792 г., в которой он предлагал увеличить сумму, поступающую в фонд погашения долгов, среди причин торгового превосходства Англии называет машины, кредит и т. д., но как

«наиболее широко действующую и постоянную причину — накопление. Принцип этот вполне развит и достаточно разъяснен в сочинении Смита, этого гения... Это накопление капиталов было бы осуществлено, если бы откладывали хоть часть годичной прибыли для того, чтобы увеличить основную сумму, которая, при условии такого же употребления ее и в следующем году, давала бы постоянную прибыль».

\ Таким образом, с помощью д-ра Прайса Питт превращает \тёорию накопления Смита в теорию обогащения народа посредством накопления долгов и приходит к приятной перспективе бесконечного нарастания займов — займов для платежей по займам.

Уже у Джозаи Чайлда, отца современных банкиров, мы находим, что 100 ф. ст. из 10% произвели бы через 70 лет с процентами на проценты 102 400 фунтов стерлингов («Traites sur le commerce etc. par J. Child traduit etc.». Amsterdam et Berlin, 1754, p. 115). Написано в 1669 году.

Как воззрение д-ра Прайса бессознательно проскальзывает у современных экономистов, это показывает следующее место из «Economist»:

«Капитал со сложными процентами на каждую часть сбереженного капитала является настолько всепоглощающим, что все богатство мира, от которого происходит доход, уже давно превратилось в процент на капитал... Всякая рента является теперь уплатой процентов на капитал, ранее вложенный в землю» («Economist», 19 июля 1851 года).

Иначе говоря, капиталу в его качестве капитала, приносящего проценты, принадлежит все богатство, которое вообще может быть произведено, и все, что получал он до настоящего времени, это лишь рассроченные платежи его всепоглощающему аппетиту. По законам, с которыми он появляется на свет, ему принадлежит весь прибавочный труд, который род человеческий когда бы то ни было мог бы произвести. Словом, это Молох¹⁰⁴.

В заключение еще следующая галиматья «романтического» Мюллера:

«Описанное д-ром Прайсом чудовищное нарастание процентов на проценты, или возрастание самоускоряющихся сил людей, предполагает неизменный или нерушимый единообразный порядок, существующий в течение многих столетий. Как только капитал раздробляется, разделяется на мно-

437

гие отдельные 'продолжающие расти побеги, общий процесс накопления сил начинаете снова. Природа предоставила на долю каждого отдельного рабочего (!) период нарастания сил, продолжающийся в среднем 20—25 лет. По прошествии этого времени рабочий оставляет свою жизненную стезю и должен передать капитал, полученный благодаря процентам на проценты с труда, новому рабочему, в большинстве случаев распределить его между несколькими рабочими или детьми. Эти последние, прежде чем извлекать собственные проценты на проценты с доставшегося им капитала, должны научиться вдыхать в него жизнь и применять его. Далее, огромная масса капитала, который приобретает гражданское общество даже в наиболее неспокойных общественных организмах, постепенно накопляется в течение долгих лет и не употребляется непосредственно для расширения труда, а, напротив, лишь только составится значительная сумма, она под именем займа передается другому индивидууму, рабочему, банку, государству, после чего заемщик, приводя капитал в действительное движение, получает с него проценты на проценты и легко может взять на себя обязательство уплачивать заимодавцу простые проценты. Наконец, неимоверно быстрому возрастанию сил людей и их продукта, возможному при том условии, если проявляет свое действие только закон производства или бережливости, противодействует закон потребления, желаний, расточительности» (A. Muller. «Elemente der Staatskunst». 1809, Theil III, S. 147-149).

Невозможно нагородить больше нелепейшего вздора в столь немногих строках. Не говоря уже о забавном смешении рабочего с капиталистом, стоимости рабочей силы с процентом на капитал и т. д., взимание процента на процент Мюллер объясняет тем, что капитал ссужается с целью приносить проценты на проценты. Метод нашего Мюллера характерен для романтики в любой профессии. Содержанием ее являются ходячие предрассудки, питающиеся самыми поверхностными представлениями о вещах. А затем это ложное и банальное содержание должно быть «возвышено» и опоэтизировано мистифицирующей манерой изложения.

Процесс накопления капитала может быть представлен как накопление процентов на проценты лишь в той мере, в какой можно назвать процентом ту часть прибыли (прибавочной стоимости), которая превращается обратно в капитал, т. е. служит для высасывания нового прибавочного труда. Но:

1) Если отвлечься от всех случайных нарушений, значительная часть имеющегося в наличии капитала постоянно более или менее обесценивается в течение процесса воспроизводства, так как стоимость товаров определяется не тем рабочим временем, которого первоначально стоит их производство, а тем рабочим временем, которого стоит их воспроизводство, а это рабочее время постоянно уменьшается вследствие развития общественной производительной силы труда. Поэтому на более высокой ступени развития общественной производительной силы труда наличный капитал представляется не результатом

438

продолжительного процесса накопления капитали, а результатом сравнительно очень короткого периода воспроизводства ⁸¹⁾.

2) Как было показано в III отделе этой книги, норма прибыли понижается по мере возрастания накопления капитала и соответствующего ему увеличения производительной силы общественного труда, которое получает выражение как раз в растущем относительном уменьшении переменной части капитала по сравнению с постоянной. Если постоянный капитал, приводимый в движение одним рабочим, удесятеряется, то, чтобы принести такую же норму прибыли, прибавочное рабочее время должно было бы удесятериться и скоро для него не хватило бы всего рабочего времени и всех 24 часов в сутки, даже если бы капитал присваивал их целиком. Представление же, что норма прибыли не понижается, лежит в основе прогрессии Прайса и вообще в основе «всепоглощающего капитала со сложными процентами»⁸²⁾

Тождество прибавочной стоимости и прибавочного труда ставит качественную границу накоплению капитала: эта граница определяется продолжительностью всего рабочего дня, данным уровнем развития производительных сил и численностью населения, которая ограничивает число рабочих дней, поддающихся эксплуатации одновременно. Если же, напротив, прибавочная стоимость рассматривается в иррациональной форме процента, то предел становится исключительно количественным, и накопление капитала превосходит всякое воображение.

Но в капитале, приносящем проценты, представление капитала-фетиша завершено; то представление, которое накопленному продукту труда, к тому же еще фиксированному в форме денег, приписывает силу производить прибавочную стоимость в геометрической прогрессии, производить ее благодаря прирожденному скрытому свойству, чисто автоматически, так что этот накопленный продукт труда, по мнению «Economist», уже давно дисконтировал все богатства, мира за все времена, как по праву принадлежащие и достающиеся ему. Продукт прошлого труда, даже сам прошлый труд здесь уже сам по себе чреват частью настоящего или будущего живого приба-

⁸¹) См. Милля и Кэри, а также основанный на непонимании комментарий к этому Рошера ¹⁰⁵.

⁸²» «Однако ясно, что никакой труд, никакая производительная сила, никакая изобретательность и никакое искусство не в состоянии удовлетворить всепоглощающие требования сложных процентов. Но все сбережения делаются из дохода капиталиста, так что в действительности эти требования постоянно предъявляются, и столь же постоянно производительная сила труда отказывается их удовлетворить. Поэтому здесь постоянно подводится некоторого рода баланс» («Labour Defended against the Claims of Capital» [London, 1825J, p. 23 — книга Годскина).

440

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

КРЕДИТ И ФИКТИВНЫЙ КАПИТАЛ

Подробный анализ кредита и тех орудий, которые он создает для себя (кредитных денег и т. п.), не входит в наш план. Здесь следует отметить только некоторые немногие пункты, необходимые для характеристики капиталистического способа производства вообще. При этом мы будем иметь дело только с коммерческим и банкирским кредитом. Связь между развитием этого кредита и общественного кредита остается вне нашего рассмотрения.

Я показал уже («Капитал», кн. I, гл. III, 3, b), каким образом из простого товарного обращения развивается функция денег как средства платежа и вместе с тем отношение кредитора и должника между производителями товара и торговцами товаром. С развитием торговли и капиталистического способа производства, при котором производят в расчете лишь на обращение, этот. естественный базис кредита расширяется, получает всеобщее значение, развивается. В общем и целом деньги функционируют здесь лишь в качестве средств платежа, т. е. товар продается не за деньги, а под письменное обязательство платежа в определенный срок. Все такого рода платежные обязательства мы можем для краткости подвести под общую категорию векселей. Такие векселя до истечения их срока и до наступления дня платежа, в свою очередь, сами обращаются как платежное средство; они-то и образуют собственно торговые деньги. Поскольку они в конце концов взаимно погашаются при сальдировании счетов по требованиям и долгам, они функционируют абсолютно как деньги, так как в таком случае не происходит заключительного их превращения в деньги. Подобно тому, как эти взаимные авансы производителей и купцов друг другу образуют подлинную основу кредита, так и орудие их обращения, вексель, образует основу собственно кредитных денег, банкнот и т. д. Последние имеют своим базисом не денежное обращение, будь то металлические или государственные бумажные деньги, а вексельное обращение.

441

W. Leatham (банкир из Йоркшира) «Letters on the Currency». 2nd ed., London, 1840:

«Я полагаю, что общая сумма векселей за весь 1839 г; составила 528 493 842 ф. ст.» (сумма иностранных векселей определяется им приблизительно в ¹/₇ всего количества), «а сумма векселей, обращавшихся одновременно в том же году, — 132 123 460 фунтов стерлингов» (стр. 55—56).— «Векселя представляют собой составную часть средств обращения, превышающую по размерам все другие части, вместе взятые» (стр. 3, 4). — «Эта колоссальная надстройка из векселей покоится (!) на фундаменте, образованном суммой банкнот и золота; и если в ходе событий этот фундамент слишком суживается, прочности надстройки и даже ее существованию грозит опасность» (стр. 8). — «Если взять все средства обращения» (он подразумевает банкноты) «и сумму обязательств всех банков, по которым может немедленно потребоваться платеж наличными, то, по моим расчетам, получится сумма в 153 миллиона, превращения которой в золото можно требовать по закону... а между тем золота на покрытие этих требований имеется только 14 миллионов» (стр. 11). — «Векселя нельзя поставить под контроль иначе, как создав препятствия возникновению избыточных денег и низкой ставке процента или учетной ставке, которыми порождается часть векселей и дается толчок к большому и опасному их распространению. Невозможно установить, какая часть векселей возникает из действительных сделок, например из действительных покупок и продаж, и какая их часть искусственно создается (fictitious) и состоит из одних только бронзовых векселей, т. е. векселей, которые выдаются, чтобы заменить текущий вексель до наступления срока платежа по нему и, таким образом, создают фиктивный капитал из простых средств обращения. Мне известно, что во времена избытка денег и их дешевизны эта практика достигает огромных размеров» (стр. 43—44). — J. W. Bosanquet. «Metallic, Paper, and Credit Currency». London, 1842: «Средняя сумма платежей, совершаемых в расчетной палате» (где лондонские банкиры взаимно обмениваются подлежащими оплате чеками и векселями, коим наступил срок), «составляет за каждый день в среднем свыше 3 миллионов ф. ст., а необходимый для этого ежедневный денежный запас немногим больше 200000 фунтов стерлингов» (стр. 86). {В 1889 г. общий оборот расчетной палаты составил 7 618 3/4 миллиона ф. ст. или круглым счетом за 300 дней в среднем 25 ¹/₂ миллиона ежедневно. — Ф. Э.} «Векселя являются бесспорно средством обращения (currency), независимо от Денег, поскольку они передают собственность из рук в руки посредством передаточной надписи» (стр. 92—93). — «В среднем можно принять, что каждый находящийся в обращении вексель имеет на себе две передаточных надписи и что, следовательно, каждый вексель до истечения срока погашает в среднем два платежа. При этом условии благодаря одним только передаточным надписям в течение 1839 г. при помощи векселей было перемещено из рук в руки собственности на сумму, вдвое превышающую 528 миллионов, т. е. на 1 056 миллионов ф. ст., более 3 миллионов ежедневно. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что векселя и вклады, вместе взятые, посредством перемещения собственности из рук в руки и без помощи денег выполняют денежные функции на сумму не менее 18 миллионов ф. ст. ежедневно» (стр. 93).

О кредите вообще Тук говорит следующее:

«В простейшем своем выражении кредит представляет собой более или менее обоснованное доверие, в силу которого одно лицо доверяет другому

442

известную сумму капитала в деньгах или в товарах, оцененных в известной денежной стоимости; эта сумма всегда подлежит возврату по истечении определенного срока. Если капитал ссужается в виде денег, т. е. в виде банкнот, или кредит предоставляется наличными, или путем перевода на корреспондента, то за пользование капиталом дополнительно начисляется столько-то процентов на подлежащую возврату сумму. При предоставлении же кредита товарами, стоимость которых устанавливается участниками .сделки и передача которых обозначает продажу, установленная сумма, которая должна быть уплачена, включает в себя вознаграждение за пользование капиталом и за риск, перенимаемый до истечения срока платежа. Письменные платежные обязательства с определенным сроком платежа обыкновенно выдаются для таких кредитов. И эти обязательства, или промессы, образуют средство, при помощи которого кредиторы, если им предоставляется случай употребить свой капитал в форме денег или товаров, в большинстве случаев оказываются в состоянии еще до истечения срока таких векселей дешевле занять или купить, так как их собственный кредит укрепляется кредитом другой подписи на векселе» («An Inquiry into the Currency Principle», p. 87).

Ch. Coquelin. «Du Credit et des Banques dans L'lndustrie». «Revue des deux Mondes»¹⁰⁶, 1842, t. XXXI [p. 797]: «В каждой стране большинство кредитных сделок совершается в самой сфере промышленных отношений... Производитель сырья авансирует его перерабатывающему фабриканту и получает от него платежные промессы. Выполнив свою часть работы, фабрикант, в свою очередь, на подобных же условиях авансирует свой товар другому фабриканту, который должен подвергнуть его дальнейшей переработке, и таким образом кредит предоставляется все дальше от одного лица к другому, вплоть до потребителя. Оптовый торговец авансирует товар розничному, а сам он получает товар в кредит от фабриканта или посредника. Каждый занимает одной рукой и ссужает другой иногда деньги, но гораздо чаще товары. Таким путем осуществляется в промышленных делах беспрерывный обмен ссудами, комбинирующимися и перекрещивающимися во всех направлениях. Именно в умножении и росте этих взаимных ссуд состоит развитие кредита, и здесь истинный корень его могущества».

Другая сторона кредита связана с развитием торговли деньгами, которое в капиталистическом производстве, конечно, идет параллельно с развитием товарной торговли. В предыдущем отделе (гл. XIX) мы уже видели, как в руках торговцев деньгами концентрируется хранение принадлежащих коммерсантам резервных фондов, технические операции по приему и выплате денег, по международным платежам, а вместе с тем и торговля слитками. В связи с этой торговлей деньгами развивается другая сторона кредитного дела — управление приносящим проценты капиталом, или денежным капиталом, как особая функция торговцев деньгами. Заем и ссуда денег становятся их особым делом. Торговцы деньгами выступают как посредники между действительным кредитором и заемщиком денежного капитала. Говоря вообще, банкирское дело с этой стороны состоит в том, чтобы концентрировать большими массами в своих руках ссудный денежный капитал, так что вместо

443

отдельного денежного кредитора промышленным и коммерческим капиталистам противостоят банкиры как представители всех денежных кредиторов. Они становятся общими распорядителями денежного капитала. С другой стороны, по отношению ко всем кредиторам они концентрируют заемщиков, так как они берут взаймы для всего торгового мира. С одной стороны, банк представляет централизацию денежного капитала, кредиторов, с другой — централизацию заемщиков. Его прибыль, вообще говоря, состоит в том, что он берет взаймы под более низкие проценты, чем отдает взаймы.

Ссудный капитал, которым располагают банки, притекает к ним различными путями. Прежде всего, так как они являются кассирами промышленных капиталистов, в их руках концентрируется денежный капитал, который хранит каждый производитель и купец в качестве резервного фонда или который притекает к нему по платежам. Эти фонды превращаются таким образом в ссудный денежный капитал. Тем самым резервный фонд торгового мира сокращается до необходимого минимума, так как он концентрируется как общественный, и часть денежного капитала, которая иначе бездействовала бы в качестве резервного фонда, отдается в ссуду, функционирует как капитал, приносящий проценты. Во-вторых, ссудный капитал банков образуется из вкладов денежных капиталистов, которые предоставляют банкам отдавать их в ссуду. С развитием банковской системы, а именно, как только банки начинают платить проценты по вкладам, в них уже концентрируются денежные сбережения и временно незанятые деньги всех классов. Мелкие суммы, сами по себе неспособные функционировать как денежный капитал, объединяются в большие суммы и таким образом образуют денежную силу. Это собирание мелких сумм, как особый результат банковской системы, следует отличать от ее посреднической роли между собственно денежными капиталистами и заемщиками. Наконец, в банках депонируются и доходы, которые предполагается потреблять лишь постепенно.

Кредитование (здесь мы имеем дело только с собственно торговым кредитом) производится посредством учета векселей — превращения их в деньги до истечения их срока — и посредством ссуд в различных формах: прямой ссуды по личному кредиту, ссуд под залог процентных бумаг, государственных облигаций, всякого рода акций, в особенности же путем ссуд под накладные, доковые варранты и другие засвидетельствованные документы о праве собственности на товары, под вклады и т. п.

444

Кредит же, предоставляемый банкиром, может быть предоставлен в различных формах, например векселями на другие банки, чеками на них, открытием прямого кредита, наконец, — в случае банков, имеющих право на выпуск банкнот, — собственными банкнотами банка. Банкнота есть не что иное, как вексель на банкира, по которому предъявитель в любое время может получить деньги и которым банкир заменяет частные векселя. Последняя форма кредита кажется непосвященным особенно поразительной и важной, во-первых, потому что этого рода кредитные деньги переходят из простого торгового обращения в общее обращение и здесь функционируют как деньги;

а также и потому, что в большинстве стран главные банки, выпускающие банкноты, представляют собой удивительное смешение государственного банка и частного банка; в действительности основу их операций составляет государственный кредит, а их билеты являются в большей или меньшей степени узаконенным платежным средством; потому что здесь становится явным, что именно кредит есть то, чем торгует банкир, так как банкнота представляет только кредитный знак, находящийся в обращении. Но банкир торгует кредитом и во всех других формах, даже когда дает наличными в ссуду депонированные у него деньги. В действительности банкнота составляет лишь монету для оптовой торговли — самое же важное значение для .банков всегда имеют вклады. Лучшее тому доказательство дают шотландские банки.

Для наших целей нет надобности подробнее рассматривать особые виды кредитных учреждений, как и особые формы банков.

«Банкирское дело... может быть разделено на двоякого рода операции:.. 1) Собирать капитал с тех, кто не находит для него непосредственного применения, и распределять его или передавать тем, кто может его применить. 2) Принимать вклады из доходов своих клиентов и выплачивать им суммы, необходимые для расходов на предметы потребления... Первое есть обращение капитала, последнее — обращение средств обращения (currency)».— «Первый род операций есть концентрация капитала, с одной стороны, и распределение его, с другой; второй — регулирование обращения для местных нужд округи». Tooke. «An Inquiry into the Currency Principle», p. 36, 37. К этому месту мы вернемся в гл. XXVIII *.

«Reports of Committees», vol. VIII. «Commercial Distress», vol. II, part I, 1847—1848. Minutes of Evidence..— (В дальнейшем цитируются как «Commercial Distress» 1847—1848 ¹⁰⁷.) В сороковых годах при учете векселей в Лондоне в бесчисленном множестве случаев принимали вместо банкнот векселя одного банка на другой сроком в 21 день. (Показание Дж. Пиза,

* См. настоящий том, с. 486. Ред.

провинциального банкира, №№ 4636 и 4645.) Согласно тому же отчету, банкиры имели обыкновение, когда денег не хватало, регулярно производить платежи своим клиентам такими векселями. Если получатель хотел банкнот, он должен был вновь учесть этот вексель. Таким образом банки как бы получили привилегию делать деньги. Господа Джонс Лойд и К° платидд. таким способом «с незапамятных времен», раз денег не хватало и ставка процента превышала 5%. Клиент охотно принимал такие банковские векселя, потому что векселя фирмы Джонс, Лойд и К° можно было легче учесть, чем свои собственные; при этом векселя эти часто проходили через 20—30 рук (там же, №№ 901-904, 905, 992).

Все эти формы служат для того, чтобы сделать передаваемым право на получение платежа.

«Едва ли найдется хоть одна форма кредита, в которой временами ему не приходилось бы выполнять функции денег; является ли этой формой банкнота, вексель или чек, процесс остается по существу тот же, и результат остается по существу один и тот же». — Fullarton. «On the Regulation of Currencies». 2nd ed., London, 1845, p. 38. —'«"Банкноты — это разменные деньги кредита» (стр. 51).

Следующие выдержки взяты из книги: J. W. Gilbart. «The History and Principles of Banking». London, 1834:

«Капитал банка состоит из двух частей — основного капитала (invested capital) и банкового, или заемного, капитала (banking capital)» (стр. 117). «Банковый, или заемный, капитал образуется тремя путями:

1) приемом вкладов, 2) выпуском собственных банкнот, 3) выдачей векселей. Если кто-нибудь согласится мне ссудить бесплатно 100 ф. ст., и я отдам взаймы эти 100 ф. ст. другому из 4%, то сделка эта принесет мне в конце года 4 ф. ст. прибыли. Равным образом, если кто-нибудь согласен принять мое платежное обещание» (I promise to pay — я обещаюсь уплатить — обычная формула английских банкнот), «вернуть его в конце года и уплатить мне за это 4%, как будто я ему ссудил 100 ф. ст., то на этой сделке я получу прибыли 4 фунта стерлингов; и опять-таки, если кто-нибудь в маленьком провинциальном городке принесет мне 100 ф. ст. под условием, чтобы я уплатил эту сумму в Лондоне третьему лицу 21 день спустя, любой процент, который мне удастся выручить с этих денег за это время, составит мою прибыль. Таковы по сути дела операции банка и те каналы, по которым создается банковый капитал посредством вкладов, банкнот и векселей» (стр. 117). «Прибыль банкира в общем пропорциональна сумме полученного им взаймы или собственного капитала. Чтобы определить действительную прибыль банка, необходимо вычесть из валовой прибыли процент на основной капитал. Остаток и составит банковую прибыль» (стр. 118). «Ссуды, выдаваемые банкиром своим клиентам, производятся деньгами других людей» (стр. 146). «Именно банкиры, не выпускающие банкнот, создают банковый капитал путем учета векселей. Они увеличивают свои вклады посредством своих дисконтных операций. Лондонские банкиры учитывают векселя только тех фирм, которые имеют у них текущий счет» (стр. 119). «Фирма, учитывающая векселя в своем банке и выплачивающая проценты за всю сумму этих векселей, должна

446

по меньшей мере часть; этой суммы оставить в банке, не получая за нее процентов. Таким путем банкир получает на ссуженные им деньги процент выше текущего и создает себе банковый капитал за счет того остатка, который остается в его руках» (стр. 119—120).

Об экономии резервных фондов, вкладов, чеков:

«Депозитные банки посредством перевода долгов достигают экономии в употреблении средств обращения и с небольшими суммамл действительных денег выполняют сделки на большие суммы. Освободившиеся таким образом деньги банкир употребляет на ссуду своим клиентам посредством учета и т. д. Поэтому перевод долгов повышает эффективность депозитной системы» (стр. 123, 124). «Не суть важно, имеют ли оба клиента, ведущие между собой дела, счет у одного и того же или у различных банкиров. Потому что банкиры обмениваются своими чеками в расчетной палате. Посредством перевода долгов депозитная система могла бы достигнуть такого распространения, что совсем вытеснила бы употребление металлических денег. Если бы каждый имел в банке текущий счет и производил все свои платежи посредством чеков, эти чеки сделались бы единственным средством обращения. В этом случае следовало бы предполагать, что деньги находятся в руках банкиров, иначе чеки не имели бы никакой ценности» (стр. 124).

Централизация местного обращения банками осуществляется: 1) при помощи отделений банков. Провинциальные банки имеют отделения в мелких городах своего округа; лондонские банки — в различных городских кварталах Лондона. 2) Посредством агентств.

«Всякий провинциальный банк имеет своего агента в Лондоне, чтобы там платить по своим банкнотам или векселям и получать деньги, вносимые жителями Лондона на счета лиц, живущих в провинции» (стр. 127). «Каждый банкир собирает банкноты другого банка и обратно не выдает их. В каждом более крупном городе банкиры собираются раз или два раза в неделю и обмениваются своими банкнотами. Сальдо покрывается переводом на Лондон» (стр. 134). «Назначение банков—облегчать коммерческие сделки. Все, что облегчает коммерцию, облегчает и спекуляцию. Коммерция и спекуляция во многих случаях так тесно связаны друг с другом, что трудно сказать, где кончается коммерция и где начинается спекуляция... Всюду, где существуют банки, легче и дешевле получить капитал. Дешевизна капитала стимулирует спекуляцию, подобно тому как дешевизна мяса и пива стимулирует обжорство и пьянство» (стр. 137, 138). «Так как банки, выпускающие собственные банкноты, постоянно расплачиваются этими банкнотами, то может показаться, будто их учетные операции совершаются исключительно посредством капитала, полученного таким путем; но это не так. Банкир может, конечно, оплатить все учтенные им векселя своими собственными банкнотами, и тем не менее ^ю находящихся в его портфеле векселей будут представлять действительный капитал. Потому что, хотя он сам выдал за эти векселя только свои бумажные деньги, однако нет необходимости в том, чтобы они оставались в обращении до истечения срока векселей. До истечения срока векселей может оставаться еще три месяца, а банкноты могут возвратиться через три дня» (стр. 172). «Покрытие счетов клиентами есть нормальная деловая операция. В действительности ради этой цели обеспечивается .наличный кредит... Наличные кредиты обеспечиваются не только личной гарантией, но и

депонированием ценных бумаг» (стр. 174, 175). «Капитал, ссуженный под залог товаров, имеет то же действие, что и капитал, ссуженный под учет векселей. Если кто-нибудь берет взаймы 100 ф. ст. под обеспечение своего товара, то это то же самое, как если бы он продал товар за вексель в 100 ф. ст. и затем учел его у банкира. Но ссуда дает ему возможность придержать товар до лучших цен и тем избегнуть жертв, которые он иначе должен был бы понести, чтобы получить деньги на неотложные дела» (стр. 180-181).

«The Currency Theory Reviewed etc.» [Edinburgh, 1845], p. 62-63:

«Бесспорная истина, что 1000 ф. ст., которые вы сегодня депонировали у Л, завтра будут снова выданы и составят вклад у В. Послезавтра они могут быть снова выданы В, депонированы у С и так далее до бесконечности. Следовательно, одна и та же сумма денег в 1 000 ф. ст. может посредством ряда передач умножиться до абсолютно неограниченной суммы вкладов. Поэтому возможно, что девять десятых всех вкладов в Англии существуют только в виде соответствующих записей в бухгалтерских книгах банкиров... Так, в Шотландии, где находящиеся в обращении деньги» (к слову сказать, почти исключительно бумажные деньги!) «никогда не превышают 3 миллионов ф. ст., вклады составляют 27 миллионов. Пока не наступит всеобщее истребование вкладов (a run on the banks), одна и та же тысяча фунтов стерлингов, странствуя туда и сюда, может с такой же легкостью покрыть столь же неопределенную сумму. Так как те же 1000 ф. ст., которыми я плачу сегодня мой долг коммерсанту, завтра покроют его долг другому купцу, а послезавтра долг банку и так далее до бесконечности, то одни и те же 1 000 ф. ст. могут переходить из рук в руки, от банка к банку, покрывая самую крупную сумму вкладов».

{Как мы видели, Гилбарт уже в 1834 г. понимал, что

«все, что облегчает коммерцию, облегчает и спекуляцию. Коммерция и спекуляция во многих случаях так тесно связаны друг с другом, что трудно сказать, где кончается коммерция и где начинается спекуляция».

Чем легче можно получить ссуду под непроданные товары, тем больше берется таких ссуд, тем сильнее искушение усилить производство товаров или выбросить на отдаленные рынки уже произведенные товары, — только бы получить под них денежную ссуду. Яркий пример того, как весь торговый мир страны может быть охвачен подобной горячкой и чем она кончается, дает нам история английской торговли в период 1845—1847 годов. Здесь можно видеть, на что способен кредит. Для пояснения дальнейших примеров — несколько предварительных кратких замечаний.

В конце 1842 г. угнетение, тяготевшее над английской промышленностью почти непрерывно с 1837 г., стало ослабевать. В два последующие года спрос из-за границы на товары английской промышленности еще больше повысился; 1845— 1846 гг. были периодом наибольшего процветания. В 1843 г. «опиумная» война открыла английской торговле Китай ¹⁰⁸.

448

Новый рынок дал новый толчок и без того бурному подъему, в особенности хлопчатобумажной промышленности. «Разве можем мы производить слишком много? Ведь нам предстоит одеть 300 миллионов человек», говорил тогда автору этих строк один манчестерский фабрикант. Но всех этих вновь построенных фабричных зданий, паровых и прядильных машин и ткацких станков было недостаточно для того, чтобы поглотить поток прибавочной стоимости, устремившийся из Ланкашира. С той же страстью, с какой расширяли производство, кинулись на постройку железных дорог; жажда спекуляции, охватившая фабрикантов и купцов, была утолена прежде всего здесь, и именно — уже с лета 1844 года. Приобретали акции насколько хватало сил, т. е. насколько хватало денег на покрытие первых взносов; для очередных взносов средства найдутся! Но когда наступил срок дальнейших платежей, — согласно вопросу 1059 «Commercial Distress», 1848/1857, сумма капиталов, вложенных в 1846—1847 гг. в железные дороги, достигла 75 миллионов ф. ст., — пришлось прибегнуть к помощи кредита, и собственным предприятиям фирм по большей части тоже приходилось поплатиться за это.

А собственные предприятия в большинстве случаев уже перешли пределы возможного. Заманчиво высокая прибыль соблазнила на более широкое распространение операций, чем это позволяли имевшиеся в распоряжении ликвидные средства. Но к услугам был кредит, легко доступный и, кроме того, дешевый. Учетная ставка банка была низкой: в 1844 г. i^з/^—2³/^%, в 1845 г. до октября меньше 3%, затем на некоторое время повысилась до 5% (февраль 1846), чтобы снова упасть до 3¹/₄% в декабре 1846 года. В кладовых Английского банка накопился золотой запас неслыханных размеров. Все отечественные предметы биржевых сделок котировались так высоко, как никогда прежде. Итак, зачем же упускать прекрасный случай, почему бы быстро не взяться за дело? Почему бы не направить на иностранные рынки, жаждущие английских изделий, все товары, какие только можно произвести? И почему бы самому фабриканту не заполучить двойную прибыль — от продажи пряжи и тканей на Дальнем Востоке и от обратной продажи в Англии полученных за них товаров?

Так возникла система массовых отправок товаров на консигнацию¹⁰⁹ под ссуду в Индию и Китай, очень скоро развившаяся в систему отправок на консигнацию исключительно ради авансов, как это подробно описано в нижеследующих заметках, и неизбежно кончавшаяся массовым переполнением рынков и крахом.

449

Крах этот разразился вследствие неурожая 1846 года. Англия и особенно Ирландия нуждались в огромном привозе продуктов питания, в особенности хлеба и картофеля. Но странам, доставлявшим эти продукты, лишь в самой ничтожной доле можно было платить за них изделиями английской промышленности; приходилось расплачиваться благородным металлом: по меньшей мере 9 миллионов [ф. ст.] золота ушло за границу. Из этой суммы 7¹/₂ миллиона было взято из наличных запасов Английского банка, вследствие чего свобода действий Банка на денежном рынке была чувствительно парализована;

прочие банки, резервы которых помещались в Английском банке и фактически были тождественны с резервами этого последнего, точно так же должны были ограничить свои денежные операции; быстро и легко устремлявшийся в Банк поток платежей приостановился сначала в отдельных местах, потом повсеместно. Учетная ставка Банка, находившаяся еще в январе 1847 г. на уровне 3—3¹/₂%, поднялась в апреле, когда разразился первый приступ паники, до 7%; затем летом снова наступило некоторое временное облегчение (6 ¹/₂%, 6%), но как только стал очевиден новый неурожай, разразилась новая еще более сильная паника. Официальная минимальная учетная ставка Английского банка поднялась в октябре до 7%, в ноябре — до 10%, другими словами, огромное большинство векселей можно было учесть только под колоссальные ростовщические проценты или вовсе нельзя было учесть; всеобщая приостановка платежей привела к банкротству ряда первоклассных фирм и очень многих средних и мелких; самому Английскому банку угрожала опасность неизбежного краха вследствие ограничений, возложенных на него хитроумным банковским актом 1844 г.¹¹⁰, — тогда правительство, по всеобщему настоянию, приостановило 25 октября действие банковского акта и тем устранило абсурдные оковы, наложенные на Банк законом. Теперь Банк мог уже беспрепятственно вводить в обращение свой запас банкнот; так как кредит этих банкнот фактически имел государственную гарантию, следовательно, был прочен, то благодаря этому немедленно наступило решительное облегчение в денежных затруднениях; разумеется, и после еще обанкротилось множество крупных и мелких безнадежно зарвавшихся фирм, но высшая точка кризиса была уже преодолена, учетная ставка Банка упала в декабре снова до 5%, и уже в течение 1848 г. было подготовлено то новое оживление в делах, которое сорвало в 1849 г. дальнейший подъем революционных движений на континенте, в пятидесятых же годах привело сперва к неслыханному дотоле промышленному

450

процветанию, а вслед за ним — к краху 1857 года. — Ф. Э.}

I. О колоссальном обесценении государственных бумаг и акций в течение кризиса 1847 г. свидетельствует документ, изданный палатой лордов в 1848 году. Согласно этим сведениям, это обесценение на 23 октября 1847 г., по сравнению с февралем того же года, составляло:

На английские государственные бумаги...... 93824 217 ф. ст.

» акции доков и каналов........................ 1358288 » »

» железнодорожные акции..................... 19579 820 » »

Итого......................... 114762325 ф. ст.

II. «Manchester Guardian»¹¹¹ 24 ноября 1847 г. сообщает следующее о мошенничествах в ост-индской торговле, где векселя выписывались не столько потому, что был куплен товар, сколько покупали товар с тем, чтобы иметь возможность выписать вексель, который можно было бы учесть, превратить в деньги:

А в Лондоне при посредстве В покупает товар у манчестерского фабриканта С для погрузки на корабль в адрес Д в Ост-Индию. В рассчитывается с С шестимесячным векселем, выписанным С на В. В, в свою очередь, рассчитывается шестимесячным векселем на А. Как только товар погружен на корабль, А, в 'свою очередь, выписывает под накладную шестимесячный переводный вексель на Д.

«Таким образом оба, и покупатель и отправитель, располагают фондами на много месяцев раньше, чем действительно оплатят товары; и весьма часто векселя эти по истечении срока платежа возобновлялись под тем предлогом, что при такой длительной сделке необходимо дать время на ее реализацию. Но, к сожалению, потери на такого рода сделках ведут не к ограничению этих сделок, а как раз к их распространению. Чем беднее становились участники, тем сильнее делалась для них потребность покупать, чтобы таким образом возместить в новых ссудах утерянный при прежних спекуляциях капитал. Закупки уже не регулировались спросом и предложением, они становились главнейшей финансовой операцией какой-нибудь определенной фирмы. Но это лишь одна сторона дела. Что творилось здесь с экспортом промышленных товаров, то происходило и там с закупкой и отправкой продуктов. Торговые фирмы в Индии, пользовавшиеся достаточным кредитом, чтобы учесть свои векселя, закупали сахар, индиго, шелк или хлопок — не потому, что покупные цены обещали прибыль по сравнению с последними лондонскими ценами, а потому, что прежним траттам на лондонскую фирму скоро истекал срок и их нужно было покрыть. Так чего же проще: купить груз сахара, заплатить за него десятимесячным векселем на лондонскую фирму и отправить накладную почтой в Лондон? Меньше чем через два месяца накладная на эти едва только погруженные товары, а с ней и сами товары закладывались на Ломбард-стрит112 , и лондонская фирма получала на руки деньги за восемь

месяцев до истечения срока выданных за товар векселей. И все это шло гладко, без всяких перебоев или затруднений, пока учетные банки находили в изобилии деньги для того, чтобы ссужать их под накладные и доковые варранты и учитывать на неограниченные суммы векселя индийских торговых домов у «солидных» фирм на Минсинг-лейн¹¹³».

{Эта мошенническая процедура практиковалась вовсю до тех пор, пока товары из Индии и в Индию должны были на парусных судах огибать мыс Доброй Надежды. С тех пор, как товары направляются через Суэцкий канал и притом на пароходах, этот способ фабриковать фиктивный капитал лишился такой основы, как продолжительность перевозки товаров. А с тех пор, как телеграф стал доставлять в тот же самый день сведения о состоянии индийского рынка английскому купцу и о состоянии английского рынка — индийскому, этот способ стал совершенно невозможным. — Ф.Э.)

III. В цитированном уже отчете «Commercial Distress», 1847—1848, говорится следующее:

«В последнюю неделю апреля 1847 г. Английский банк известил Ливерпульский королевский банк, что с этого числа он наполовину сокращает учетную операцию с последним. Сообщение это произвело очень плохое действие, потому что платежи в Ливерпуле за последнее время гораздо больше производились векселями, чем наличными, и купцы, обычно доставлявшие банку много наличных денег, чтобы оплачивать этими деньгами их акцепты, в последнее время могли доставлять только векселя, ими самими полученные за их хлопок и другие товары. Явление это сильно распространилось, а с ним увеличились и затруднения в делах. Акцепты, которые должен был оплатить банк за купцов, по большей части выдавались за границей и до настоящего времени обыкновенно покрывались платежами, полученными за товары. Векселя, доставлявшиеся теперь купцами вместо прежних наличных денег, были различных сроков и различного рода; значительную их часть составляли банковые векселя сроком на три месяца; большое количество векселей составляли векселя под хлопок. Векселя эти акцептировались лондонскими банкирами, если они были банковыми векселями, в противном же случае — всякого рода купцами, бразильскими, американскими, канадскими, вест-индскими и т. д. фирмами. Купцы не выдавали векселей друг на друга, а клиенты внутри страны, покупавшие товары в Ливерпуле, оплачивали их векселями на лондонские банки, или векселями на другие фирмы в Лондоне, или векселями на какое-нибудь лицо. Объявление Английского банка привело к тому, что был сокращен срок для векселей под проданные иностранные товары, обыкновенно превышавший три месяца» (стр. 26, 27).

Период процветания 1844—1847 гг. в Англии, как указано выше, был связан с первой крупной железнодорожной горячкой. О ее влиянии на торговые дела вообще названный отчет сообщает следующее:

«В апреле 1847 г. почти все торговые фирмы начали более или менее свертывать свою деятельность (to starve their business), помещая часть своего торгового капитала в железные дороги (стр. 42). — Под

452

железнодорожные акции заключались и займы из высоких процентов, например из 8%, у частных лиц, банкиров и страховых обществ (стр. 66). Ссужая такие огромные суммы железным дорогам, эти торговые фирмы, в свою очередь, были вынуждены брать у банков посредством учета векселей очень много капитала с тем, чтобы на эти деньги продолжать ведение своего собственного дела» (стр. 67). — (Вопрос:) «Можете ли вы утверждать, что платежи по железнодорожным акциям сильно способствовали возникновению угнетенного состояния» (на денежном рынке) «в апреле и октябре» (1847 года)? (Ответ:) — «Я полагаю, что едва ли они оказывали какое-либо влияние на угнетенное состояние в апреле. Я думаю, что платежи до апреля и, пожалуй, вплоть до лета скорее усиливали, чем ослабляли банкиров. Потому что действительное применение денег ^отнюдь не производилось так быстро, как поступали платежи; вследствие этого большинство банков имело в своих руках в начале года довольно значительную сумму железнодорожных фондов». (Это подтверждается многочисленными показаниями банкиров и комиссии. «С. D.» 1848—1857.) «Сумма эта летом мало-помалу растаяла и к 31 декабря была значительно меньше. Одной из причин угнетенного состояния в октябре было постепенное уменьшение железнодорожных фондов в распоряжении банков; между 22 апреля и 31 декабря железнодорожные сальдо в наших руках сократились на треть. Такое влияние имели платежи по железнодорожным акциям по всей Великобритании. Мало-помалу они высосали вклады банков» (стр. 43, 44).

То же говорит и Самюэл Гёрни (глава знаменитой фирмы Оверенд, Гёрни и К°):

«В 1846 г. был значительно больший спрос на капиталы для железных дорог, но он не повысил ставки процента. Произошла конденсация мелких сумм в крупные, и эти крупные суммы были затрачены на нашем рынке;

так что в общем результат был таков, что на денежный рынок в Сити выбрасывалось больше денег, чем извлекалось обратно» (стр. 159).

А. Ходжсон, директор ливерпульского акционерного банка, показывает, в какой мере векселя могут служить банкирам в качестве резервов:

«У нас было правило по меньшей мере ⁹/10 всех наших вкладов и все деньги, полученные нами от других лиц, хранить в нашем портфеле в векселях, срок которым истекал изо дня в день... настолько, что во время кризиса сумма ежедневно истекавших векселей почти равнялась сумме платежных требований, ежедневно предъявлявшихся нам» (стр. 53).

Спекулятивные векселя.

(№ 5092.) «Кем главным образом акцептировались векселя» (за проданный хлопок)? — (Р. Гарднер, неоднократно упоминавшийся в настоящей работе хлопчатобумажный фабрикант): «Товарными маклерами;

торговец покупает хлопок, передает его маклеру, выписывает вексель на этого маклера и учитывает вексель». — (№ 5094.) «И эти векселя направляются в ливерпульские банки и учитываются там?» — «Да, а также и в других местах... Не будь этих операций, на которые пошли главным образом ливерпульские банки, хлопок в прошлом году был бы, по моему мнению, дешевле на 1 ¹/₂, или 2 пенса за фунт». — (№ 600.) «Вы сказали, что в обращении находилось огромное количество векселей, выставленных

спекулянтами на хлопковых маклеров в Ливерпуле; относится ли то же самое к вашим ссудам под векселя за другие колониальные товары, кроме хлопка?» — (А. Ходжсон, ливерпульский банкир): «Это касается всех видов колониальных товаров, особенно же хлопка». — (№ 601.) «Стремитесь ли вы как банкир держаться в стороне от векселей этого рода?» — «Нисколько, мы считаем их совершенно законными векселями, если иметь их в умеренном количестве... По векселям этого рода часто дается отсрочка».

Жульнические махинации на ост-индско-китайском рынке в 1847 году. — Чарльз Тёрнер (глава одной из первоклассных ост-индских фирм в Ливерпуле):

«Все мы знаем случаи, имевшие место с операциями на острове Маврикий и в тому подобных делах. Маклеры привыкли брать ссуду не только под уже поступившие товары для оплаты векселей, выданных за эти товары, что вполне в порядке вещей, и ссуды под накладные, но они брали ссуды под товар, прежде чем он погружен, а в некоторых случаях — прежде чем он произведен. Например, в одном конкретном случае я купил в Калькутте векселей на 6 000—7 000 фунтов стерлингов; выручка от этих векселей пошла на Маврикий в качестве средств для развития производства сахара; векселя прибыли в Англию, и более половины их было там опротестовано; когда же, наконец, прибыл груз сахара, которым должны были быть оплачены векселя, то оказалось, что сахар этот уже был заложен третьим лицам, прежде чем он был погружен, в действительности даже почти раньше, чем он был произведен» (стр. 78). «За товары для ост-индского рынка приходится теперь платить фабриканту наличными; но это ничего не значит, так как, если покупатель пользуется в Лондоне каким-нибудь кредитом, он выставляет вексель на Лондон и учитывает его в Лондоне, где дисконт стоит теперь низко; полученными таким образом деньгами он расплачивается с фабрикантом... проходит по меньшей мере двенадцать месяцев, пока отправитель товаров в Индию не получит оттуда своей выручки;.. человек с 10000 или 15000 ф. ст., начинающий операции с Индией, добьется на значительную сумму кредита у лондонской фирмы; этой фирме он будет платить 1% и выдавать на нее векселя под условием, что выручка от проданных в Индию товаров будет прислана лондонской фирме; при этом обе стороны молчаливо вступают в соглашение, что лондонская фирма не должна выдавать действительной ссуды наличными деньгами, т. е., что векселя будут пролонгированы, пока не прибудут вырученные деньги. Векселя учитывались в Ливерпуле, Манчестере, Лондоне; некоторые из них находятся во владении шотландских банков» (стр. 79). — (№ 786.) «Вот фирма, недавно обанкротившаяся в Лондоне;

при изучении бухгалтерских книг оказалось следующее: существовала одна фирма в Манчестере и другая в Калькутте; они открыли кредит у лондонской фирмы на 200 000 фунтов стерлингов; т. е. клиенты этой манчестерской фирмы, посылавшие фирме в Калькутте из Глазго и Манчестера товары на ' консигнацию, трассировали векселя на лондонскую фирму в сумме до 200 000 фунтов стерлингов; в то же время устанавливалось соглашение, что калькуттская фирма выдаст векселей на лондонскую фирму тоже на 200 000 фунтов стерлингов; векселя эти были проданы в Калькутте, на вырученные деньги были куплены другие векселя, и эти последние были отправлены в Лондон, чтобы дать возможность лондонской фирме уплатить по векселям, выданным в Глазго или Манчестере. Таким образом благодаря одной этой операции было выпущено в свет векселей на 600000 фунтов стерлингов».— (№ 971.) «В настоящее

454

время, если фирма в Калькутте покупает корабельный груз» (для Англии) «и расплачивается за него "bвоей собственной траттой на своего лондонского корреспондента и накладные отправляются сюда, то эти накладные тотчас пускаются им в дело для получения ссуды на Ломбард-стрит;

следовательно, торговая фирма может в течение восьми месяцев пользоваться деньгами, прежде чем ее корреспонденту придется уплатить по векселям».

IV. В 1848 г. заседала секретная комиссия палаты лордов для выяснения причин кризиса 1847 года. Свидетельские показания, данные перед этой комиссией, были, однако, опубликованы только в 1857 году («Minutes of Evidence, taken before the Secret Committee of the H. of L. appointed to Inquire into the Causes of Distress etc.». 1857; нами цитируется: «С. D.» 1848/571¹⁴). В этой комиссии управляющий Union Bank of Liverpool, г-н Листер, сказал, между прочим, следующее:

(2444.) «Весной 1847 г. кредит получил неслыханный размах, потому что коммерсанты переводили свой капитал из собственных предприятий в железные дороги и тем не менее хотели продолжать свое дело в прежних размерах. Каждый, вероятно, думал вначале, что ему удастся продать-с прибылью железнодорожные акции и затем вложить деньги в предприятие. Увидев, вероятно, что это невозможно, они стали для своих предприятий брать кредит там, где раньше расплачивались наличными. Отсюда и возникло расширение кредита».

(2500.) «Эти векселя, на которых банки, их принявшие, потерпели убытки, были ли это векселя главным образом за хлеб или хлопок?»... «Это были векселя за хлеб, хлопок, сахар и изделия всякого рода. В то время не было ни одного товара, — за исключением, быть может, масла, — который не упал бы в цене». — (2506.) «Маклер, акцептирующий вексель, не акцептирует его без достаточного покрытия, в том числе и на случай падения цен на товар, служащий покрытием».

(2512.) «За товары выдаются двоякого рода векселя. К первому роду принадлежит первоначальный вексель, выданный извне на импортера... Сроки векселей, выдаваемых таким образом, нередко истекают до прибытия товаров. Поэтому купец, если прибудет товар и у него нет достаточно капитала, должен заложить товар у маклера, пока не удастся продать его. Тогда немедленно выдается другого рода вексель ливерпульским купцом на маклера, под обеспечение того товара... тогда уже дело банкира осведомиться у маклера, есть ли у него товар и сколько дал он под него ссуд. Он должен убедиться, что маклер имеет покрытие, чтобы поправить дело в случае убытков».

(2516.) «Мы получаем также векселя из-за границы. Кто-нибудь покупает за границей вексель на Англию и посылает его в английскую фирму;

мы не можем видеть по векселю, выдан ли он разумно или неразумно, представляет ли он товар ил и ветер».

(2533.) «Вы сказали, что иностранные товары почти всех родов были проданы с большими убытками. Думаете ли вы, что это было следствием неоправдываемой спекуляции с этими товарами?» — «Убытки произошли от слишком большого привоза, между тем как не было соответствующего потребления, которое поглотило бы его. По всей видимости потребление очень сильно уменьшилось». — (2534.) «В октябре... на товары почти не было спроса».

455

О том, как в кульминационный момент катастрофы раздается всеобщий крик sauve qui peut *, об этом говорит в том же отчете первоклассный знаток — бывалый достопочтенный квакер Са-мюэл Гёрни, глава фирмы Оверенд, Гёрни и К :

(1262.) «Когда царит паника, деловой человек не спрашивает себя, по какой цене может он поместить свои банкноты, потеряет ли он 1% или 2% на продаже своих сертификатов или трехпроцентной ренты. Раз он находится под влиянием страха, его не интересует ни прибыль, ни убыток; он старается обезопасить себя самого, все остальные пусть делают, что хотят».

V. О взаимном переполнении обоих рынков г-н Александер, купец, участвующий в ост-индской торговле, показал следующее перед комиссией палаты общин 1857 г. о банковских актах (цитируется «В. С.» 1857):

(4330.) «В настоящий момент, если я заплачу в Манчестере 6 шилл., я получу в Индии 5 шиллингов; если же я заплачу в Индии 6 шилл., я получу .в Лондоне 5 шиллингов».

Таким образом индийский рынок благодаря Англией английский благодаря Индии переполняются в одинаковой мере. И именно такой случай имел место летом 1857 г. через неполных десять лет после горького опыта 1847 года!

спасайся, кто может. Ред.

456

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

НАКОПЛЕНИЕ ДЕНЕЖНОГО КАПИТАЛА;

ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СТАВКУ ПРОЦЕНТА

«В Англии происходит постоянное накопление богатства, имеющее тенденцию принять в конечном счете денежную форму. Но вслед за желанием приобретать деньги наиболее настойчивым является желание снова освободиться от них путем какого-нибудь приложения, дающего проценты или прибыль, потому что деньги как деньги ничего не приносят. Поэтому, если одновременно с этим постоянным притоком избыточного капитала не происходит постепенного и достаточного расширения поля деятельности для него, мы неизбежно столкнемся с периодическими накоплениями денег, ищущих приложения, причем эти накопления, смотря по обстоятельствам, могут быть более или менее значительны. В течение многих лет государственные займы были главным средством поглощения избыточного богатства Англии. С того времени, как государственный долг достиг в 1816 г. своего максимума и больше уже не поглощает избыточного богатства, ежегодно оказывалась сумма по меньшей мере в 27 миллионов, ищущая для себя другого приложения. К тому же происходит возврат капталов в различных видах... Предприятия, нуждающиеся в крупных капиталах и от времени до времени отвлекающие избыток незанятого капитала... абсолютно необходимы, по крайней мере нашей стране, для того, чтобы отвлечь периодические накопления избыточного общественного богатства, которые в обычных отраслях приложения капиталов не могут найти себе места» («The Currency Theory Reviewed». Edinburgh, 1845, p. 32-34).

О положении в 1845 г. там же говорится:

«В течение весьма непродолжительного периода цены поднялись по сравнению с самым низшим пунктом депрессии... трехпроцентный государственный заем котируется почти al pari *... золото в кладовых Английского банка превышает суммы, когда-либо накоплявшиеся там. На всякого рода акции стоят цены, почти никогда не слыханные, а процент так упал, что он почти номинален... Все это доказывает, что теперь в Англии снова налицо обременительное накопление незанятого богатства, что в недалеком будущем нам снова предстоит период спекулятивной горячки» (там же, стр. 36).

«Хотя ввоз золота не служит верным показателем прибылей во внешней торговле, однако, при отсутствии других показателей, часть этого ввоза золота prima facie ** представляет такую прибыль» (J. G. Hubbard.

* — по паритету. Ред. ** — прежде всего. Ред.

«The Currency and the Country». London, 1843, p. 40—41). «Предположим, что в период устойчивого благоприятного положения дел, прибыльных цен и достаточного денежного обращения вследствие плохого урожая необходим ввоз хлеба и вывоз золота на сумму 5 миллионов. Обращение» {это означает, как сейчас будет видно, не средства обращения, а незанятый денежный капитал. — Ф. Э.} «сократится на ту же сумму. Частные лица могут обладать прежним количеством средств обращения, но вклады купцов в их банках, сальдо банков у их денежных маклеров и кассовые резервы банков — все они сократятся, и непосредственным следствием этого сокращения количества незанятого капитала явится повышение процента, скажем с 4% до 6%. Так как дела находятся в нормальном состоянии, доверие не будет поколеблено, но кредит станет цениться выше» (там же, стр. 42). «Если все товарные цены понизятся,.. избыточные деньги обратно притекут в банки в форме увеличенных вкладов, избыток незанятого капитала понизит ставку процента до минимума, и это положение вещей будет продолжаться до тех пор, пока более высокие цены или торговое оживление не введут в дело бездействующие деньги или пока эти деньги не будут затрачены на покупку иностранных ценных бумаг или иностранных товаров» (стр. 68).

Дальнейшие выдержки снова взяты из парламентского отчета о торговом кризисе 1847 —1848 годов. — Вследствие неурожая и голода 1846—1847 гг. потребовался большой ввоз продовольственных продуктов.

«Отсюда крупный перевес ввоза над вывозом... Отсюда значительный отлив денег из банков и усиленные требования учесть векселя у учетных маклеров; маклеры начинают строже принимать векселя. Открытый до сих пор кредит подвергся весьма серьезному ограничению, и среди слабых фирм начались крахи. Те, которые полагались исключительно на кредит, обанкротились. Это усилило уже ранее ощущавшееся беспокойство; банкиры и другие увидели, что они не могут с такой уверенностью, как раньше, рассчитывать на превращение своих векселей и других ценных бумаг в банкноты, чтобы выполнить свои обязательства; они еще сильнее сократили кредит, часто вовсе прекращали его; во многих случаях они припрятывали свои банкноты для выполнения своих собственных обязательств;

они предпочитали вовсе не выпускать их. Беспокойство и смятение росли с каждым днем, и, если бы не письмо лорда Джона Рассела, всеобщее банкротство было бы налицо» (стр. 74, 75).

Письмо Рассела приостанавливало действие банковского акта. — Вышеупомянутый Чарльз Тёрнер показал:

«У некоторых фирм были большие средства, но они не были свободны. Весь их капитал крепко застрял у земельных собственников на острове Маврикий или на фабриках индиго и сахарных заводах. Некогда приняв обязательства на 500000—600000 ф. ст., они не имели свободных средств для платежей по векселям, и в конце концов оказалось, что они могли платить по своим векселям лишь посредством своего кредита и лишь постольку, поскольку его хватало» (стр. 81).

Упоминавшийся С. Гёрни показал:

[1664.] «В настоящее время» (в 1848 г.) «наблюдается сокращение оборотов и большое изобилие денег». — (№ 1763.) «Я не думаю, чтобы

458

недостаток капитала был причиной, которая так высоко погнала вверх ставку процента; то был стрех (the alarm), трудность получить банкноты».

В 1847 г. Англия уплатила загранице по меньшей мере 9 миллионов ф. ст. золота за ввезенные продукты питания. Из них 7¹/2 миллиона взяты из Английского банка и 1 ¹/₂ из других источников (стр. 245). — Моррис, управляющий Английским банком, заявил:

[3800.] «К 23 октября 1847 г. государственные ценные бумаги и акции каналов и железных дорог были уже обесценены на 114752225 фунтов стерлингов» (стр. .312).

Тот же Моррис в ответ на вопрос лорда Дж. Бентинка показал:

[3846.] «Известно ли вам, что весь капитал, помещенный в ценные бумаги и товары всякого рода, обесценился настолько, что сырье — хлопок-сырец, шелк-сырец, сырая шерсть, — посылалось на континент по тем же бросовым ценам и что... сахар, кофе и чай распродавались с аукциона?» — «Нация неизбежно должна была принести значительные жертвы, чтобы справиться с отливом золота, вызванным колоссальным ввозом продуктов питания». — [3848.] «Не думаете ли вы, что было бы лучше потревожить 8 миллионов ф. ст., лежащих в хранилищах банка, чем пытаться возвратить золото с такими жертвами?» — «Нет, я не думаю этого».

А вот комментарии к этому героизму. Дизраэли допрашивает г-на У. Коттона, директора и бывшего управляющего Английским банком:

«Как велик был дивиденд, полученный акционерами Банка в 1844 году?» — «7% годовых». — «А дивиденд 1847 года?» — «9%». — «Уплачивает ли Банк в текущем году подоходный налог за своих акционеров?» — «Конечно». — «Сделал ли это Банк и в 1844 году?» — «Нет» ⁾. — «В таком случае, следовательно, этот банковский акт» (1844 г.) «был очень даже в интересах акционеров. Значит, результат таков, что со времени введения в действие нового закона дивиденд акционеров повысился с 7% до 9%, и, кроме того, подоходный налог уплачивается теперь Банком, тогда как прежде он должен был уплачиваться акционерами?» — «Совершенно верно».- (№№ 4356-4361.)

Г-н Пиз, провинциальный банкир, сообщает следующее относительно образования денежных запасов в банках во время кризиса 1847 года:

(4605.) «Так как банк был вынужден все более повышать свой процент, то опасения стали всеобщими; провинциальные банки увеличили свои золотые запасы, равно как и суммы банковых билетов; и многие из нас, которые, быть может, в обычное время держали у себя лишь несколько

⁸³⁾ Т. е. прежде устанавливался дивиденд, и затем уже при выплате дивиденда удерживался с каждого акционера подоходный налог; после же 1844 г. сначала уплачивался налог со всей прибыли Банка, а затем уже распределялся «free of Income Tax» [«свободный от подоходного налога»] дивиденд. Следовательно, номинально один и тот же процент в этом случае был выше на сумму налога. — Ф. Э. __

459

сот фунтов в золоте или в банкнотах, стали немедленно накоплять тысячи фунтов в денежных сейфах и конторках, так как царило полное неведение относительно дисконта и способности векселей обращаться на рынке, и таким образом последовало всеобщее накопление денежных запасов».

Один член комиссии замечает:

(4691.) «Следовательно, какова бы ни была причина в течение последних 12 лет, результат во всяком случае был больше в пользу ростовщика и торговца деньгами, чем в пользу производительного класса вообще».

В какой мере эксплуатируют торговцы деньгами кризисные условия, показывает Тук:

«В производстве металлоизделий Уорикшира и Стаффордшира многие заказы на товары в 1847 г. были аннулированы, потому что ставка процента, которую должен был платить фабрикант за учет своих векселей, более чем поглотила бы всю его прибыль» (№ 5451).

Возьмем теперь другой, уже ранее цитированный парламентский отчет: «Report from Select Committee on Bank Acts, communicated from the Commons to the Lords, 1857» (в дальнейшем цитируется как «В. С.» 1857). Вот что показывал на допросе г-н Норман, директор Английского банка и главное светило среди сторонников «currency principle»¹¹⁵:

(3635.) «Вы сказали, что держитесь того взгляда, что ставка процента зависит не от количества банкнот, а от спроса и предложения капитала. Не соблаговолите ли вы пояснить, что понимаете вы под капиталом кроме банкнот и металлических денег?» — «Я полагаю, что обычное определение капитала таково: эти товары или услуги, употребляемые в производстве». — (3636.) «Все ли товары вы охватываете словом капитал, когда говорите о ставке процента?» — «Все товары, употребляемые в производстве». — (3637.) «Все это вы понимаете под словом капитал, когда говорите о ставке процента?» — «Да. Допустим, что хлопчатобумажному фабриканту требуется хлопок для его фабрики; по всей вероятности, он раздобудет его таким образом, что получит ссуду у своего банкира, отправится с полученными таким путем банкнотами в Ливерпуль и купит хлопок. Что ему действительно требуется, так это хлопок; банкноты или золото ему требуются только как средство получить хлопок. Или, например, ему требуются средства для оплаты рабочих; тогда он снова занимает банкноты и уплачивает ими заработную плату своим рабочим; рабочим, в свою очередь, требуется пища и квартира, и деньги являются средством платежа за них». — (3638.) «Но ведь процент платится за деньги?» — «Конечно, прежде всего; но возьмите другой случай. Допустим, что фабрикант покупает хлопок в кредит, не беря ссуды в банке; тогда разница между ценой за наличный расчет и ценой в кредит в момент истечения срока и будет мерой процента. Процент существовал бы, даже если бы вообще не было на свете денег».

Этот самодовольный вздор вполне достоин этого столпа «currency principle». Прежде всего, гениально открытие, что банкноты или золото являются средством что-нибудь купить, что их берут взаймы не ради них самих. И отсюда должно

460

следовать, что процентная ставка регулируется чем? Спросом и предложением товаров, хотя мы до сих пор знали только, что они регулируют рыночные цены товаров. Но с одинаковыми рыночными ценами товаров совместимы совершенно различные ставки процента. — И дальше такая мудрость. На правильное замечание: «Но ведь процент платится за деньги», которое, конечно, заключает в себе вопрос: какое отношение к товарам имеет процент, получаемый банкиром, который вовсе не торгует этими товарами? И разве фабриканты, затрачивающие эти деньги на самых различных рынках, т. е. на рынках, где господствует совершенно различное соотношение спроса и предложения употребляемых в производстве товаров, не получают денег по одинаковой процентной ставке? — На этот вопрос наш блестящий гений отвечает: если фабрикант покупает хлопок в кредит, «то разница между ценой за наличный расчет и ценой в кредит в момент истечения срока и будет мерой процента». Наоборот. Существующая ставка процента, регулирование которой пытается разъяснить гений Нормана, определяет' разницу между ценой за наличный расчет и ценой в кредит до истечения срока. Прежде всего надо продать хлопок по его цене за наличный расчет, а эта цена определяется рыночной ценой, которая, в свою очередь, регулируется состоянием спроса и предложения. Допустим, что цена = 1 000 фунтам стерлингов. На этом кончается сделка между фабрикантом и хлопковым маклером, поскольку идет речь о купле-продаже. Но сюда присоединяется вторая сделка. Сделка между кредитором и заемщиком. Стоимость в 1 000 ф. ст. дается фабриканту в ссуду хлопком, а он должен возвратить ее деньгами, скажем, через три месяца. Тогда проценты с суммы в 1 000 ф. ст. за три месяца, устанавливаемые в соответствии с рыночной ставкой процента, и составят надбавку к цене за наличный расчет. Цена хлопка определяется спросом и предложением. Но цена ссуженной стоимости хлопка, 1 000 ф. ст. на три месяца, определяется ставкой процента. И тот факт, что сам хлопок превращается таким образом в денежный капитал, служит для г-на Нормана доказательством того, что процент существовал бы, даже если бы вообще не было на свете денег. Не будь вообще денег, во всяком случае не было бы общей ставки процента.

Прежде всего, вульгарно представление о капитале как о «товарах, употребляемых в производстве». Поскольку эти товары фигурируют как капитал, их стоимость как капитала, в отличие от их стоимости как товаров, выражается в прибыли, которая получается от их производительного или торгового применения. И норма прибыли безусловно имеет всегда извест-

461

ное отношение к рыночной цене купленных товаров и к их спросу и предложению, но определяется она совсем другими обстоятельствами. И что ставка процента в общем имеет предел в норме прибыли, в этом нет никакого сомнения. Но пусть г-н Норман прямо скажет нам, чем определяется этот предел. Определяется же он спросом и предложением денежного капитала в отличие от всех других форм капитала. Но можно было бы дальше спросить: каким образом определяется спрос и предложение денежного капитала? Не подлежит сомнению, что существует скрытая связь между предложением вещественного капитала и предложением денежного капитала, равно как и то, что спрос промышленных капиталистов на денежный капитал определяется условиями действительного производства. Вместо того чтобы разъяснить нам это, г-н Норман раскрывает нам ту премудрость, что спрос на денежный капитал не тождествен со спросом на деньги как таковые; — и только эту премудрость, потому что в глубине души у него, у Оверстона и других пророков «currency principle», таится нечистая совесть, так как они путем искусственного законодательного вмешательства стремились сделать капитал из средства обращения как такового и повысить ставку процента.

Обратимся теперь к лорду Оверстону, alias * Самюэлу Джонсу Лойду, и посмотрим, как ему приходится объяснять, почему он взимает 10% за свои «деньги», раз так редок в стране «капитал».

(3653.) «Колебания ставки процента происходят по одной из двух причин:

изменения стоимости капитала»

(Превосходно! Ведь стоимость капитала и есть, вообще говоря, ставка процента! Следовательно, изменение ставки процента происходит здесь от изменения ставки процента! «Стоимость капитала», как мы раньше показали, теоретически никогда не понимается иначе. Или, быть может, г-н Оверстон понимает под стоимостью капитала норму прибыли, — тогда глубокий мыслитель возвращается к тому, что ставка процента регулируется нормой прибыли!)

«или изменения количества имеющихся в стране денег. Все значительные колебания ставки процента, значительные или по продолжительности или по амплитуде колебаний, могут быть явственно сведены к изменениям в стоимости капитала. Наиболее убедительной практической иллюстрацией этого факта может служить повышение ставки процента в 1847 г. и затем в последние два года» (1855—1856); «меньшие колебания ставки процента, вытекающие из изменения количества имеющихся денег,

иначе. Ред.

462

невелики как по их амплитуде, так и по их продолжительности. Они происходят часто, и чем они чаще, тем скорее они достигают своей цели»,

т. е. обогащения банкиров а 1а Оверстон. Милейший Самюэл Гёрни по этому поводу очень наивно выражается перед комиссией палаты лордов, «С. D.» 1848/57:

(1324.) «Придерживаетесь ли вы того мнения, что значительные колебания ставки процента, имевшие место в прошлом году, были выгодны банкирам и торговцам деньгами, или нет?» — «Я думаю, они были выгодны торговцам деньгами. Все колебания в хозяйственной жизни выгодны тем, кто понимает в этом толк (to the knowing men)». — (1325.) «Не несет ли в конце концов банкир потерь при высокой ставке процента вследствие обеднения своих лучших клиентов?» — «Нет, я того мнения, что в сколько-нибудь заметной степени такой результат не имеет места».

Voila се que parler veut dire *.

Мы еще возвратимся к вопросу о влиянии на ставку процента количества имеющихся в стране денег. Но уже теперь необходимо заметить, что и здесь Оверстон допускает quid pro quo **. Спрос на денежный капитал в 1847 г. (до октября не было никаких забот из-за недостатка в деньгах, из-за «количества имеющихся денег», как выше назвал его Оверстон) увеличился по различным причинам: вздорожание хлеба, повышение цен на хлопок, невозможность продать сахар вследствие перепроизводства, железнодорожная спекуляция и крах, переполнение внешних рынков хлопчатобумажными товарами, вышеописанный ввоз в Индию и вывоз из Индии *** с единственной целью обзавестись бронзовыми векселями. Все эти обстоятельства, перепроизводство в промышленности, равно как и недопроизводство в земледелии, следовательно, совершенно различные причины обусловили повышение спроса на денежный капитал, т. е. на- кредит и деньги. Повысившийся спрос на денежный капитал имел свои причины в ходе самого процесса производства. Но какова бы ни была причина, именно спрос на денежный капитал привел к повышению ставки процента, стоимости денежного капитала. Если Оверстон хочет сказать, что стоимость денежного капитала повысилась, потому что она повысилась, то это тавтология. Если же он понимает здесь под «стоимостью капитала» повышение нормы прибыли как причину повышения ставки процента, то ошибочность этого положения сейчас будет обнаружена. Спрос на денежный капитал, а потому «стоимость капитала» может повыситься, несмотря на понижение прибыли; как только предложение денежного

* — Вот это ловко сказано. Ред.

** — смешение понятий (буквально: принятие одного за другое). Ред.

** См. настоящий том, стр. 453—454. Ред.

капитала относительно понизится, повысится его «стоимость». Оверстону хотелось доказать, что кризис 1847 г. и сопровождавшая его высокая ставка процента ничуть не зависели от «количества имеющихся денег», т. е. от положений инспирированного им банковского акта 1844 года; хотя в действительности они зависели от него, поскольку боязнь истощения банкового резерва, — этого творения Оверстона, — присоединила к кризису 1847—1848 гг. денежную панику. Но сейчас вопрос не в этом. Был налицо недостаток денежного капитала, обусловленный чрезмерными, по сравнению с имевшимися средствами, размерами операций и приведший к взрыву вследствие нарушения процесса воспроизводства, вызванного неурожаем, чрезмерным железнодорожным строительством, перепроизводством, особенно хлопчатобумажных товаров, махинациями на индийском и китайском рынках, спекуляциями, чрезмерным ввозом сахара и т. д. Лицам, купившим хлеб тогда, когда он стоил 120 шилл. за квартер, недоставало теперь, когда его цена упала до 60 шилл., именно 60 шилл., переплаченных ими, и на такую же сумму недоставало кредита под залог хлеба. Отнюдь не недостаток в банкнотах мешал им обратить свой хлеб в деньги по старой цене в 120 шилл., как не он мешал и тем, кто ввез слишком много сахара, который затем почти не удавалось продать. Таково же было положение тех господ, которые вложили свой денежный капитал (floating capital) в железные дороги и для возмещения его в своем «законном» деле обратились к кредиту. Все это для Оверстона выражается в «моральном сознании повысившейся стоимости его денег (a moral sense of the enhanced value of his money)». Но этой повысившейся стоимости денежного капитала как раз соответствовала на другой стороне понизившаяся денежная стоимость реального капитала (товарного капитала и производительного капитала). Стоимость капитала в одной форме повысилась, потому что стоимость капитала в другой форме понизилась. Оверстон же пытается отождествить обе эти стоимости различного рода капиталов в единой стоимости капитала вообще и притом таким образом, что противопоставляет их недостатку в средствах обращения, в наличных деньгах. Но одна и та же сумма денежного капитала может быть отдана взаймы при посредстве самого различного количества средств обращения.

Возьмем его пример, относящийся к 1847 году. Официальная ставка учетного процента составляла: в январе 3 - 3 ¹/₂, в феврале 4—4¹/₂%, в марте по большей части 4%, в апреле (паника) 4—7¹/₂%, в мае 5—5 ¹/₂%, в июне в общем 5%, в июле 5%, в августе 5—5 ¹/₂%, в сентябре 5% с небольшими колебаниями до

464

5 ¹/₄%, 5¹/₂%, 6%, в октябре 5%, 5¹/₂%, 7%, в ноябре 7-10%, в декабре 7—5%. — В этом случае процент повышался потому, что прибыли уменьшались и непомерно падали денежные стоимости товаров. Следовательно, если Оверстон говорит здесь, что ставка процента в 1847 г. повысилась, так как стоимость капитала повысилась, то под стоимостью капитала он может понимать здесь только стоимость денежного капитала, а стоимость денежного капитала есть именно ставка процента и ничего более. Но позднее выглядывает лисий хвост — стоимость капитала отождествляется с нормой прибыли.

Что касается высокой ставки процента в 1856 г., то Оверстон действительно не знал, что она была отчасти симптомом появления категории рыцарей кредита, уплачивавших проценты не из прибыли, а из чужого капитала; он утверждал всего лишь за несколько'месяцев до кризиса 1857 г., что «положение дел безусловно здоровое».

Далее он говорит [В. С. 1857]

(3722.) «Представление, будто прибыль предприятия уничтожается с повышением ставки процента, в высшей степени ошибочно. Во-первых, повышение ставки процента редко бывает продолжительным; во-вторых, если оно и бывает длительным и значительным, то по существу оно представляет собой повышение стоимости капитала; а почему повышается стоимость капитала? Потому, что поднялась норма прибыли».

Итак, здесь мы, наконец, узнали, какой смысл имеет «стой-' мость капитала». Впрочем, норма прибыли может оставаться продолжительное время на высоком уровне, а предпринимательский доход упасть и ставка процента повыситься, так что процент поглотит большую часть прибыли.

(3724.) «Повышение ставки процента было следствием колоссального развития деловой активности в нашей стране и значительного повышения нормы прибыли; и если раздаются жалобы, что повышенная ставка процента разрушает те самые две вещи, которые были ее собственной причиной, то это логический абсурд, о котором не знаешь даже, что сказать».

Но это как раз столь же логично, как если бы он сказал:

повышенная норма прибыли была следствием повышения товарных цен спекуляцией, и если раздаются жалобы, что повышение цен уничтожает свою собственную причину, т. е. спекуляцию, то это логический абсурд и т. д. Что какое-нибудь явление. может в конце концов уничтожить свою собственную причину,— это логический абсурд только для ростовщика, влюбленного в высокую ставку процента. Могущество римлян было причиной их завоеваний, а эти завоевания уничтожили их могущество. Богатство — причина роскоши, а роскошь действует разрушительно на богатство. Этакий хитрец! Идиотизм современного

465

буржуазного мира как нельзя лучше характеризуется той почтительностью, какую внушала всей Англии «логика» миллионера, этого dunghill aristocrat*. Впрочем, если высокая норма прибыли и расширение предприятий могут быть причинами высокой ставки процента, то отсюда отнюдь не следует, что высокая процентная ставка является причиной высокой прибыли. Вопрос именно в том и состоит, не удержался ли этот высокий процент (как это действительно показал кризис) или не поднялся ли он до высшей своей точки после того, как от высокой нормы прибыли осталось лишь одно воспоминание.

(3718.) «Что касается значительного повышения учетной ставки процента, то обстоятельство это возникает исключительно из увеличившейся стоимости капитала, а причину увеличившейся стоимости капитала, думается мне, с полной ясностью может открыть всякий. Я уже упоминал о том факте, что за 13 лет действия банковского акта торговля Англии выросла с 45 до 120 миллионов фунтов стерлингов. Восстановите в своей памяти все события, заключающиеся в этих кратких цифровых данных;

вспомните колоссальный спрос на капитал, принесший с собой такое неслыханное развитие торговли; вспомните, наконец, что естественный источник предложения для этого громадного спроса, а именно ежегодные сбережения страны, был в течение трех или четырех последних лет использован на не приносящие прибыли военные расходы. Признаюсь, я был поражен, что процент не поднялся еще выше, или, другими словами, я поражен, что трудности получения капитала вследствие таких колоссальных операций не стали еще больше, чем вы их уже наблюдали».

Какое удивительное жонглирование словами у нашего ростовщического логика! Он снова тут со своей повысившейся стоимостью капитала! По-видимому, он воображает себе, что на одной стороне происходило это колоссальное расширение процесса воспроизводства, следовательно, накопление действительного капитала, а на другой находился «капитал», на который возник «колоссальный спрос», вызванный стремлением осуществить это колоссальное увеличение торговли! Но разве это колоссальное увеличение производства не представляло собой самого увеличения капитала и разве, создавая спрос, оно вместе с тем не создавало и предложения и даже увеличенного предложения денежного капитала? Если ставка процента поднялась очень высоко, то ведь только потому, что спрос на денежный капитал рос еще быстрее, чем предложение, другими словами, потому, что с расширением промышленного производства расширилось ведение его на основе кредитной системы. Другими словами, действительное расширение промышленности вызвало усиленный спрос на «ссуды», и этот последний спрос есть, очевидно, то, что наш банкир понимает

— аристократа навозной кучи. Ред.

466

под «колоссальным спросом на капитал». Конечно, не расширение простого спроса не капитал подняло экспортную торговлю с 45 до 120 миллионов. И что понимает дальше Оверстон, когда говорит, что поглощенные Крымской войной ежегодные сбережения страны образуют естественный источник предложения для этого большого спроса? Во-первых, при помощи чего же накопляла Англия в период войны 1792—1815 гг., которая была совсем не такая, как небольшая Крымская война? Во-вторых, если естественный источник иссяк, из какого же источника притекает капитал? Как известно, Англия не брала взаймы у других наций. Но если рядом с естественным источником существует еще искусственный, то ведь было бы самым приятным методом для страны пользоваться естественным источником для войны, а искусственным источником — в торговом деле. Если же был налицо только старый денежный капитал, то ведь не мог он удвоить своей эффективности благодаря высокой ставке процента? Г-н Оверстон, очевидно, полагает, что ежегодные сбережения страны (однако в этом случае, по-видимому, потребленные) превращаются только в денежный капитал. Но если бы не происходило действительного накопления, т. е. повышения производства и увеличения количества средств производства, какой прок был бы от накопления долговых требований в денежной форме к этому производству?

Повышение «стоимости капитала», вытекающее из высокой нормы прибыли, Оверстон путает с повышением, вытекающим из усиленного спроса на денежный капитал. Этот спрос может возрастать по причинам, совершенно не зависимым от нормы прибыли. Сам же Оверстон приводит пример, что в 1847 г. этот спрос усилился вследствие обесценения реального капитала. Смотря по тому, как ему удобнее, он относит стоимость капитала то к реальному капиталу, то к денежному капиталу.

Недобросовестность нашего банкового лорда, так же как и его ограниченная банкирская точка зрения, которую он дидактически подчеркивает, обнаруживается дальше в следующем:

(3728. Вопрос:) «Вы сказали, что, по вашему мнению, учетная ставка ж имеет для купца существенного значения; не будете ли так добры сказать что вы считаете обычной нормой прибыли?»

Дать ответ на этот вопрос г-н Оверстон признает «невозможным».

(3729.) «Допустим, что средняя норма прибыли 7—10%; в таком случае изменение учетной ставки с 2% до 7% или 8% должно существенно повлиять на норму прибыли, не правда ли?»

467

(Спрашивающий смешивает норму предпринимательского дохода с нормой прибыли и упускает из виду, что норма прибыли является общим источником процента и предпринимательского дохода. Норма процента может оставить без изменения норму прибыли, но не предпринимательский доход. Оверстон отвечает):

«Во-первых, коммерсанты не станут платить такую учетную ставку, которая поглощает значительную часть их прибыли; в этом случае они скорее приостановят свое дело».

(Конечно, если они могут это сделать, не разоряя себя. Пока их прибыль высока, они будут платить дисконт, потому что этого хотят, а раз она низка, они будут платить, потому что вынуждены платить.)

«Что значит дисконт? Почему кто-нибудь учитывает вексель?.. потому что он хочет получить больше капитала».

(Стоп! Потому что он хочет предвосхитить обратный приток в денежной форме своего прочно помещенного капитала и избегнуть застоя в своих делах. Потому что он должен покрыть срочные платежи. Увеличения капитала он требует только, когда дело идет хорошо или, если он спекулирует на чужих капиталах, даже когда оно плохо идет. Дисконтирование отнюдь не является только средством для расширения дела.)

«А почему он хочет получить в свое распоряжение больший капитал? Потому что он хочет применить этот капитал; а почему он хочет применить капитал? Потому что это выгодно, но для него было бы невыгодно, если бы дисконт поглощал его прибыль».

Этот самодовольный логик полагает, что векселя учитываются только для расширения дела и что дело расширяется потому, что оно прибыльно. Первое предположение ложно. Обыкновенный предприниматель дисконтирует, чтобы антиципировать денежную форму своего капитала и тем сохранить непрерывность процесса воспроизводства; он делает это не для того, чтобы расширить дело или раздобыть добавочный капитал, а чтобы компенсировать кредит, который он дает, кредитом, который он получает. И,, если он станет расширять свое дело в кредит, учет векселей принесет ему мало пользы, так как учет есть только превращение уже находящегося в его руках денежного капитала из одной формы в другую; он предпочтет заключить твердый заем на более длительный срок. Впрочем, рыцарь кредита учитывает свои бронзовые векселя, чтобы расширить свое дело, чтобы покрыть одно нечистое дело другим; он это делает не для того, чтобы получить прибыль, а чтобы завладеть чужим капиталом.

468

Отождествив таким образом дисконтирование с займом добавочного капитала (а не с превращением в наличные деньги векселей, представляющих капитал), г-н Оверстон немедленно ретируется, как только его начинают припирать к стенке.

(3730. Вопрос:) «Разве купцы, раз втянувшись в дело, не оказываются вынужденными продолжать некоторое время свои операции, несмотря на временное повышение процента?» — (Оверстон:) «Несомненно, что если при какой-нибудь сделке кто-нибудь может получить в свое распоряжение капитал по более низкой ставке процента вместо высокой, то такой случай, взятый с этой ограниченной точки зрения, для него приятен».

Зато как безгранична точка зрения г-на Оверстона, когда под «капиталом» он вдруг начинает подразумевать только свой банкирский капитал и потому считает человека, учитывающего у него вексель, человеком без капитала, так как капитал последнего существует в товарной форме и так как денежной формой капитала в этом случае является вексель, который превращается г-ном Оверстоном в другую денежную форму.

(3732.) «Можете ли вы в связи с банковским актом 1844 г. указать, каково было приблизительно отношение ставки процента к золотому резерву банка; верно ли, что, когда в банке было золота на 9 или на 10 миллионов, ставка процента составляла 6% или 7%, а когда золота было на 16 миллионов, ставка процента стояла на уровне приблизительно 3—4%?» (Спрашивающий хочет заставить его объяснить ставку процента, поскольку она определяется количеством золота в банке, ставкой процента, поскольку она определяется стоимостью капитала.) — «Я не скажу, что это так... но будь это так, мы должны были бы, по моему мнению, принять еще более строгие меры, чем те, которые были приняты в 1844 году; так как, если бы так и было, что чем больше запас золота, тем ниже ставка процента, тогда, согласно этому взгляду, мы должны были бы взяться за дело, увеличить золотой запас до неограниченной суммы, и тогда мы свели бы процент к нулю».

Кейли, поставивший вопрос, нисколько не смущенный этим остроумием, продолжает:

(3733.) «Пусть это так, допустим, что банку были бы возвращены 5 миллионов золотом, в таком случае в течение ближайших шести месяцев золотой запас составил бы около 16 миллионов ф. ст., и допустим, что благодаря этому ставка процента упала бы до 3% или 4%,— тогда как же можно было бы утверждать, что понижение ставки процента произошло от значительного сокращения дел?» — «Я сказал, что имевшее место недавно значительное повышение ставки процента, а нс ее падение, тесно связано с значительным расширением дел».

Но Кейли говорил вот что: если повышение ставки процента вместе с сокращением золотого запаса есть показатель расширения дел, в таком случае понижение ставки процента вместе с увеличением золотого запаса должно быть показателем

469

сокращения дел. На это Оверстон не может дать никакого ответа.

(3736. Вопрос:) «Помнится мне, вы» (в тексте постоянно Your Lordship*) «сказали, что деньги — орудие для получения капитала». (Какая нелепость считать их орудием для получения капитала; они — форма капитала.) «При сокращении золотого запаса» (Английского банка) «не состоит ли, наоборот, большая трудность в том, что капиталисты не могут достать денег?» — (Оверстон:) «Нет; капиталисты не стремятся приобретать деньги, — это делают не капиталисты. А почему?.. Потому что посредством денег они получают в свое распоряжение капитал капиталистов, чтобы вести дело людей, которые не являются капиталистами».

Здесь он как раз объясняет, что фабриканты и купцы — некапиталисты и что капитал капиталиста — это только денежный капитал.

(3737.) «Разве люди, выписывающие векселя, не капиталисты?» — «Люди, выписывающие векселя, могут быть капиталистами, а могут и не быть».

Здесь он крепко засел.

Ему ставится вопрос, не представляют ли векселя купцов товары, которые они продали или погрузили. Оверстон отрицает, что эти векселя с такой же точностью представляют стоимость товаров, как банкноты — золото (3740, 3741). Вот уж бесстыдство!

(3742.) «Не является ли целью купца получить деньги?» — «Нет, получение денег не составляет цели при выдаче векселя; получение денег, это — цель при учете векселей».

Выдача векселей, это — превращение товара в одну из форм кредитных денег, а учет векселей — лишь превращение этих кредитных денег в другие деньги, а именно в банкноты. Во всяком случае, г-н Оверстон соглашается здесь, что цель учета векселей — получение денег. Раньше он допускал учет только для получения дополнительного капитала, но не для превращения капитала из одной формы в другую.

(3743.) «Каково главное желание торгового мира в условиях паники, имевшей место, по вашим словам, в 1825, 1837 и 1839 годах; стремятся ли деловые люди получить в свое распоряжение капитал или законные платежные деньги?» — «Они стремятся получить в свое распоряжение капитал для дальнейшего веде.ния своего дела».

Их цель — ввиду наступившего недостатка в кредите получить средства платежа по срочным векселям, выставленным на них самих, чтобы не быть вынужденными продавать свой

* — Ваша светлость. Ред.

470

товар ниже [нормальной] цены. Если у них самих вообще нет капитала, то вместе со средствами платежа они, разумеется, получают одновременно и капитал, потому что они получают стоимость без эквивалента. Спрос на деньги как таковые всегда сводится только к желанию превратить стоимость из формы товара или долговых требований в форму денег. Потому-то, даже если оставить в стороне кризисы, существует большое различие между займом капитала и учетом, который только осуществляет превращение денежных требований из одной формы в другую или в действительные деньги.

{Я — редактор — позволю себе здесь вставить замечание. У Нормана, как и у Лойда-Оверстона, банкир всегда есть лицо, «ссужающее капитал», а клиент его — лицо, требующее от него «капитал». Так, по словам Оверстона, то или другое лицо учитывает через банкира вексель «потому, что оно хочет получить капитал* (3729), и такому человеку очень приятно, если он «может получить в свое распоряжение капитал из низких процентов» (3730). «Деньги — орудие для получения капитала» (3736), и в случае паники главное желание торгового мира «получить в свое распоряжение капитал* (3743). При всей путанице у Лойда-Оверстона на тот счет, что такое капитал, все же из его слов достаточно ясно видно, что то, что банкир дает деловому клиенту, он называет капиталом, раньше не имевшимся у клиента и данным ему в ссуду, дополнительно к тому, каким раньше располагал клиент.

Банкир настолько привык фигурировать как распределитель — в форме ссуды — свободного в денежной форме общественного капитала, что всякая функция, при которой он отдает деньги, кажется ему ссудой. Все деньги, которые он выплачивает, представляются ему ссудой. Если банкир расходует деньги прямо на выдачу ссуды, то это верно в буквальном смысле. Если он затрачивает их на учет векселей, то для него самого они в действительности представляют собой ссуду, выданную до истечения срока векселя. Таким путем в голове банкира укрепляется представление, что он не может произвести ни одного платежа, который не был бы ссудой. И именно ссудой не в том только смысле, что всякое помещение денег с целью извлечения процента или прибыли рассматривается с экономической точки зрения как ссуда, которую соответствующий владелец денег в качестве частного лица выдает себе самому в качестве предпринимателя. А ссудой в том определенном смысле, что банкир заимообразно передает клиенту сумму, на которую увеличивается находящийся в распоряжении последнего капитал.

471

Именно это представление, перенесенное из банкирской конторы в политическую экономию, породило вызывающий путаницу спорный вопрос: является ли то, что банкир наличными деньгами предоставляет в распоряжение своего клиента, капиталом или же только деньгами, средством обращения, currency? Чтобы разрешить этот — по существу простой — спорный вопрос, мы должны стать на точку зрения клиентов банка. Все зависит от того, чего те требуют и что получают.

Если банк соглашается дать своему клиенту заем просто под личный его, кредит, без предоставления с его стороны обеспечения, то дело ясно. Клиент безусловно получает определенную по величине стоимости ссуду, как дополнение к его капиталу, которым он до сих пор располагал. Он получает ссуду в денежной форме, следовательно, получает не только деньги, но и денежный капитал.

Если же он получает ссуду, выданную под залог ценных бумаг и т. п., то это — ссуда в том смысле, что ему даются деньги под условием их обратной уплаты. Но это не ссуда капитала. Потому что ценные бумаги тоже представляют капитал, и притом на большую сумму, чем ссуда. Следовательно, получатель берет меньшую капитальную стоимость, чем отдает в залог; такая операция отнюдь не представляет собой для него приобретения добавочного капитала. Он совершает сделку не потому, что ему нужен капитал, —он уже имеет его в своих ценных бумагах, — а потому, что ему нужны деньги. Здесь, следовательно, .перед нами ссуда денег, а не капитала.

Если ссуда выдается под учет векселей, тогда исчезает и форма ссуды. Налицо простая купля-продажа. Посредством передаточной надписи вексель переходит в собственность банка, а деньги — в собственность клиента; о возврате их с его стороны нет и речи. Если клиент покупает наличные деньги с помощью векселя или другого орудия кредита, то это такая же ссуда, не больше и не меньше, как если бы он купил наличные деньги за какой-нибудь другой товар: хлопок, железо, хлеб. И всего меньше может быть тут речь о ссуде капитала. Всякая купля-продажа между торговцами есть передача капитала. Ссуда же имеет место только там, где передача капитала совершается не взаимно, а односторонне и на срок. Поэтому ссуда капитала посредством учета векселей может иметь место только там, где вексель — бронзовый вексель, который отнюдь не представляет проданного товара и который не берет ни один банкир, раз он знает, что это за вексель. Следовательно, в нормальной учетной сделке клиент банка не получает никакой

472

ссуды ни капиталом, ни деньгами; он получает деньги за проданный товар.

Таким образом случаи, когда клиент требует у банка и получает от него капитал, очень ясно отличаются от тех, когда он получает в ссуду деньги или покупает деньги у банка. И так как именно г-н Лойд-Оверстон имел обыкновение без покрытия выдавать в ссуду свои фонды только в самых редких случаях (он был банкиром моей фирмы ¹¹⁶⁾ в Манчестере), то так же ясно и то, что его прекрасные слова о тех массах капитала, которые великодушные банкиры ссужают нуждающимся в капитале фабрикантам, — сплошная небылица.

Впрочем, в гл. XXXII Маркс говорит по существу то же самое: «Поскольку купцы и производители могут доставить надежное обеспечение, спрос на средства платежа есть просто спрос на то, что может быть превращено в деньги; поскольку же этого нет, поскольку, следовательно, ссуда средств платежа доставляет капиталистам не только денежную форму, но и недостающий им для платежей эквивалент в какой бы то ни было форме, постольку спрос на средства платежа есть спрос на денежный капитал». — Затем в гл. XXXIII: «При развитом кредите, когда деньги концентрируются в руках банков, эти последние, по крайней мере номинально, ссужают деньги. Такая ссуда касается лишь денег, находящихся в обращении. Перед нами ссуда средств обращения, а не ссуда капиталов, обращающихся при помощи этих средств». — Г-н Чапмен, который это должен знать, также подтверждает вышеприведенное понимание учетной операции:

«В. С.» 1857: «У банкира есть вексель, банкир купил вексель». Показания. Вопрос 5139.

Впрочем, мы еще вернемся к этой теме в гл. XXVIII * — Ф. Э.}

<Д?44.) «Не будете ли так любезны описать, что вы в действительности понимаете под выражением капитал?» — (Ответ Оверстона:) «Капитал состоит из различных товаров, посредством которых ведется дело (capital consists of various commodities, by the means of which trade is carried on);

есть основной капитал, и есть оборотный капитал. Ваши корабли, ваши доки, ваши верфи... — основной капитал; ваше продовольствие, ваши платья и т. д. — оборотный капитал».

(3745.) «Имеет ли отлив золота за границу вредные последствия для Англии?» — «Нет, если связывать с этим словом разумный смысл». (Появляется старая теория денег Рикардо)... «При естественном порядке вещей мировые деньги распределяются в известных пропорциях между различными странами; пропорции эти такого рода, что при подобном распределении» (денег) «сношения между какой-нибудь страной, с одной

* См. настоящий том, стр. 499—501. Ред.

473

стороны, и всеми другими странами мира, с другой, являются простым обменом; но бывают пертурбации, от времени до времени влияющие на это распределение; раз они возникают, часть денег данной страны отливает в другие». — (3746.) «Вы употребляете теперь выражение: деньги. Если раньше я вас правильно понял, вы называли это потерей капитала». — «Что называл я потерей капитала?» — (3747.) «Отлив золота». — «Нет, я этого не говорил. Если вы употребляете золото как капитал, то, без сомнения, это будет потерей капитала; это будет отдачей известной части благородного металла, из которого состоят мировые деньги». — (3748.) «Разве раньше вы не говорили, что изменение учетной ставки есть простой показатель изменения стоимости капитала?» — «Да». (3749.) «И что учетная ставка изменяется в общем с изменением золотого запаса Английского банка?» — «Да; но я уже сказал, что колебания ставки процента, вытекающие из изменения количества денег» (следовательно, он понимает здесь количество действительного золота), «в стране очень ничтожны...»

(3750.) «Итак, вы хотите сказать, что произошло уменьшение капитала, раз произошло более продолжительное, но все же только временное, повышение учетного процента сверх обычной нормы?» — «Уменьшение в известном смысле слова. Изменилось соотношение между капиталом и спросом на капитал; но возможно, что вследствие увеличения спроса, а не вследствие уменьшения количества капитала».

(Но ведь только сейчас капитал приравнивался к деньгам, или золоту, и чуть раньше повышение ставки процента объяснялось еще высокой нормой прибыли, происшедшей от расширения, а не от сокращения коммерческой деятельности или капитала.)

(3751.) «Какой это капитал вы имеете здесь специально в виду?» — «Это целиком зависит от того, какой капитал требуется каждому отдельному человеку. Это тот капитал, которым располагает нация для ведения своих дел, и если эти дела увеличатся вдвое, должно наступить большое увеличение спроса на капитал, необходимый для дальнейшего их ведения».

(Этот хитроумный банкир сначала увеличивает вдвое дело и вслед за тем — спрос на капитал, необходимый для этого удвоения. Всегда он видит перед собой лишь своего клиента, требующего у г-на Лойда большего капитала для расширения своего дела вдвое.)

«Капитал таков же, как и всякий другой товар» (но ведь капитал, по мнению г-на Лойда, есть не что иное, как совокупность товаров); «он изменяется в своей цене» (следовательно, товары дважды меняются в цене — один раз как товары, другой — как капитал) «в зависимости от спроса и предложения».

(3752.) «Колебания учетной ставки в общем находятся в связи с колебаниями золотого запаса в хранилищах Банка. Этот ли капитал имеете вы в виду?» — «Нет». — (3753.) «Можете ли вы указать пример, когда в Английском банке были бы накоплены большие запасы капитала и в то же время учетная ставка стояла бы высоко?» — «В Английском банке накопляют не капитал, а деньги». — (3754.) «Вы показали, что ставка процента зависит от количества капитала; не будете ли вы любезны

474

сказать, какой капитал имеете вы в виду, и не можете ли вы привести пример, когда бы в Банке имелись большие запасы золота и в то же время ставка процента стояла бы высоко?» — «Весьма вероятно» (ага!), «что накопление золота в Банке могло совпасть с низкой ставкой процента, потому что в период слабого спроса на капитал» (именно денежный капитал; время, о котором здесь идет речь, 1844 и 1845 гг., было временем процветания) «естественно можно накоплять то средство или орудие, при помощи которого распоряжаются капиталом». — (3755.) «Следовательно, вы думаете, что между учетной ставкой и количеством золота в кладовых Банка не существует никакой связи?» — «Такая связь, может быть, и существует, но это связь, не имеющая принципиального значения» (но его банковский акт 1844 г. возвел именно в принцип Английского банка регулирование ставки процента по количеству находящегося в его распоряжении золота);

«явления эти могут совпадать по времени (there may be a coincidence of time)». — (3758.) «Следовательно, вы хотите сказать, что затруднение купцов здесь в стране в периоды недостатка в деньгах вследствие высокой учетной ставки состоит в том, чтобы получить капитал, а не в том, чтобы получить деньги?» — «Вы смешиваете две разные вещи, которые я в этой форме не соединяю; трудность состоит в том, чтобы получить капитал, и точно так же трудно получить деньги... Трудность получить деньги и трудность получить капитал — одна и та же трудность, рассматриваемая в два различных момента ее проявления».

Здесь рыба снова крепко попалась. Первая трудность — учесть вексель или получить ссуду под залог товара. Трудность состоит в том, чтобы превратить капитал или торговый знак стоимости капитала в деньги. И эта трудность- выражается, между прочим, в высокой ставке процента. Но раз деньги уже получены, в чем же тогда состоит вторая трудность? Если речь идет только о платеже, разве кто-нибудь сочтет за трудность освобождение от своих денег? А если речь идет о купле, разве кто-нибудь во времена кризиса испытывал трудность в купле того или иного товара? И если даже допустить, что это касается особого случая вздорожания хлеба, хлопка и т. д., то ведь трудность эта могла бы выражаться не в стоимости денежного капитала, т. е. не в ставке процента, а только в цене товара; и эта трудность ведь уже преодолена тем, что у нашего человека теперь имеются деньги для купли нужного товара.

(3760.) «Но разве повышенная учетная ставка не увеличивает трудности получения денег?» — «Она увеличивает трудность получения денег, но это не те деньги, которыми владеют, это только форма» (и эта форма приносит прибыль в карманы банкира), «в которой выражается возросшая трудность получения капитала в сложных условиях современной цивилизации».

(3763.) (Ответ Оверстона:) «Банкир—это посредник, который, с одной стороны, принимает вклады, с другой — применяет эти вклады, передавая их в форме капитала в руки лиц, которые и т. д.».

Здесь мы узнаём, наконец, что понимает он под капиталом. Он превращает деньги в капитал, «передавая их», — или, говоря менее деликатно, — ссужая их под проценты.

475

Сказав раньше, что изменение учетной ставки по существу не стоит в связи с изменением суммы золотого запаса Банка или с количеством имеющихся денег, а, самое большее, совпадает по времени, г-н Оверстон повторяет:

(3805.) «Если в стране станет меньше денег вследствие отлива, то стоимость их повысится, и Английский банк должен будет приспособиться к этому изменению в стоимости денег» (следовательно, к изменению стоимости денрг как капитала, другими словами, к изменению ставки процента, потому что стоимость денег как денег, по сравнению с товарами, остается прежняя). «Технически это выражают так, что Банк повышает ставку процента».

(3819.) «Я никогда нс смешиваю их друг с другом».

Т. е. деньги и капитал. Он не смешивает их по той простой причине, что он их никогда не различает.

(3834.) «Очень крупная сумма, которую пришлось уплатить» (за хлеб в 1847 г.) «за необходимое для страны продовольствие и которая в действительности была капиталом».

(3841.) «Колебания учетной ставки имеют несомненно очень тесную связь с состоянием золотого запаса» (Английского банка), «потому что состояние запаса есть показатель увеличения или уменьшения массы имеющихся в стране денег; и в той же пропорции, в какой увеличивается или уменьшается количество денег в стране, падает или повышается стоимость денег, а с этим сообразуется и банковая учетная ставка».

Таким образом Оверстон признает здесь то, что он категорически отрицал в своем показании № 3755.

(3842.) «Между тем и другим существует тесная связь».

А именно между количеством золота в эмиссионном отделении и резервом банкнот в банковом отделении. Здесь он объясняет изменения ставки процента изменением количества денег. При этом он говорит неправду. Резервы могут сократиться, потому что увеличилось количество обращающихся в стране денег. Такой случай бывает тогда, когда публика берет больше банкноты, а металлический запас не сокращается. Но тогда повысится ставка процента, потому что в этом случае банковый капитал Английского банка по закону 1844 г.¹¹⁷ ограничен. Но об этом ему не следует говорить, так как в силу этого закона оба отделения банка самостоятельны.

(3859.) «Высокая норма прибыли всегда повлечет за собой усиленный спрос на капитал; усиленный спрос на капитал повысит его стоимость».

Такова, наконец, связь между высокой нормой прибыли и спросом на капитал, как представляет ее себе Оверстон. Между тем в 1844—1845 гг., например в хлопчатобумажной промышленности, господствовала высокая норма прибыли, потому что при сильном спросе на хлопчатобумажные товары хлопок-сырец

476

был дешев и остался дешев. Стоимость капитала (а по данному Оверстоном ранее определению капитал — это то, что нужно каждому для своего дела), следовательно в данном случае стоимость хлопка-сырца, не повысилась для фабриканта. Пусть высокая норма прибыли побудила какого-нибудь хлопчатобумажного фабриканта занять деньги на расширение своего дела. В таком случае повысился бы его спрос на денежный капитал и ни на что больше.

(3889.) «Золото может быть и не быть деньгами, как бумага может быть и не быть банкнотой».

(3896.) «Если я правильно вас понимаю, вы отказываетесь от того положения, которым вы аргументировали в 1840 году: что колебания количества находящихся в обращении банкнот Английского банка должны следовать за колебаниями суммы золотого запаса». — «Я постольку отказываюсь от него... поскольку при нынешнем состоянии наших знаний мы должны присоединить к находящимся в обращении банкнотам еще и те банкноты, которые лежат в банковом резерве Английского банка».

Это превосходно. Произвольное определение, что Банк может печатать столько бумажных банкнот, сколько у него золота в хранилищах и в придачу еще 14 миллионов ф. ст., обусловливает, конечно, то, что выпуск банкнот Банком колеблется вместе с колебаниями золотого запаса. Но так как «нынешнее состояние наших знаний» ясно показало, что количество банкнот, которое согласно закону имеет право фабриковать Банк (и которое эмиссионное отделение передает в банковое отделение), — что это обращение между обоими отделениями Английского банка, колеблющееся с изменением золотого запаса, не определяет колебаний обращения банкнот вне стен Английского банка, то последнее, действительное обращение, становится теперь для администрации Банка безразличным, и решающим становится только обращение между обоими отделениями Банка, отличие которого от действительного выражается резервом. Для внешнего мира это обращение важно лишь постольку, поскольку резерв показывает, насколько приблизился Банк к установленному законом максимуму выпуска банкнот и как много могут еще получить клиенты Банка из банкового отделения.

О mala fides * Оверстона говорит следующий блестящий пример:

(4243.) «Колеблется ли, по вашему мнению, из месяца в месяц количество капитала в такой степени, чтобы стоимость его могла вследствие этого так измениться, как это мы видели за последние годы на колебаниях учетной ставки?» — «Соотношение между спросом и предложением капи-

недобросовестности. Ред.

477

тала несомненно может изменяться даже в короткие промежутки времени... Если Франция заявит завтра, что она собирается заключить большой заем, то, без сомнения, это тотчас же вызовет в Англии сильное изменение в стоимости денег, т. е. в стоимости капитала».

(4245.) «Если Франция даст знать, что ей сразу понадобится для какой-нибудь цели на 30 миллионов товаров, то возникнет, употребляя более научное и простое выражение, сильный спрос на капитал».

(4246.) «Капитал, который хотела бы купить Франция при помощи своего займа, — это одно дело; деньги, на которые Франция купит его, — это другое дело; так что же изменяет свою стоимость — деньги или нет?» — «Мы снова возвращаемся к старому вопросу, и я полагаю, что этот вопрос более подходит для кабинета ученого, чем для зала заседаний этого комитета».

С этими словами он удаляется, но не в кабинет ученого⁸⁴⁾

84) Дальнейшие замечания о путанице понятий у Оверстона в вопросах капитала

478

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

РОЛЬ КРЕДИТА В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ

Обилие замечания, до сих пор высказанные нами по поводу кредита, сводились к следующему:

I. Образование кредита необходимо для того, чтобы опосредствовать выравнивание нормы прибыли или процесс этого выравнивания, на чем покоится все капиталистическое производство.

II. Сокращение издержек обращения.

1) Одной из главных статей издержек обращения являются сами деньги, поскольку они сами имеют стоимость. Экономия денег посредством кредита осуществляется трояким образом:

А. Для значительной части сделок деньги вовсе не нужны.

В. Ускоряется обращение средств обращения⁸⁵⁾. Отчасти это совпадает с тем, что придется сказать в пункте 2). С одной стороны, это ускорение — техническое, т. е. при неизменной величине и количестве действительных товарных оборотов, опосредствующих потребление, меньшее количество денег или денежных знаков исполняет ту же самую службу. Это находится в связи с техникой банковского дела. С другой стороны, кредит увеличивает скорость товарного метаморфоза и вместе с тем скорость денежного обращения.

⁸⁵¹ «В среднем в обращении было банкнот Французского банка в 1812 г. 106538000 франков; в 1818 г. — 101205000 франков, тогда как денежное обращение, общая сумма всех поступлений и платежей, составляло в 1812 г. 2 837 712 000 франков; в 1818 г. — 9 665 030 000 франков. Следовательно, денежное обращение во Франции в 1818 г. относилось к денежному обращению 1812 г. как 3:1. Великий регулятор скорости обращения — кредит... Этим объясняется, почему сильное давление на денежный рынок обыкновенно совпадает с заполнением каналов обращения» («The Currency Theory Reviewed etc.», p. 65). — «Между сентябрем 1833 г. и сентябрем 1843 г. в Великобритании возникло около 300 банков, выпускающих собственные банкноты; следствием этого было сокращение банкнот в обращении на 2¹/₂ миллиона; в конце сентября 1833 г. оно составляло 36 035 244 ф. ст. и в конце сентября 1843 года: 33518544 ф. ст.» (там же, стр. 53). — «Удивительная скорость обращения в Шотландии позволяет при помощи 100 ф. ст. исполнить такое же количество денежных сделок, какое в Англии требует 420 ф. ст.» (там же, стр. 55. Последнее касается лишь технической стороны операции).

479

С. Замещение золотых денег бумажными.

2) Ускорение кредитом отдельных фаз обращения, или метаморфоза товаров, затем метаморфоза капитала, а вместе с тем ускорение процесса воспроизводства вообще. (С другой стороны, кредит позволяет на больший срок отделять друг от друга акты купли и продажи и потому служит основой спекуляции.) Сокращение резервных фондов, что можно рассматривать с двоякой точки зрения: с одной стороны, как уменьшение находящихся в обращении средств обращения, с другой — как сокращение той части капитала, которая должна всегда существовать в денежной форме⁸⁶⁾.

III. Образование акционерных обществ. Благодаря этому:

1) Колоссальное расширение масштабов производства и возникновение предприятий, которые были невозможны для отдельного капитала. Вместе с тем такие предприятия, которые раньше были правительственными, становятся общественными.

2) Капитал, который сам по себе покоится на общественном способе производства и предполагает общественную концентрацию средств производства и рабочей силы, получает здесь непосредственно форму общественного капитала (капитала непосредственно ассоциированных индивидуумов) в противоположность частному капиталу, а его предприятия выступают как общественные предприятия в противоположность частным предприятиям. Это — упразднение капитала как частной собственности в рамках самого капиталистического способа производства.

3) Превращение действительно функционирующего капиталиста в простого управляющего, распоряжающегося чужими капиталами, и собственников капитала — в чистых собственников, чистых денежных капиталистов. Если даже получаемые ими дивиденды включают в себя процент и предпринимательский доход, т. е. всю прибыль (потому что содержание управляющего является или должно быть просто заработной платой за известного рода квалифицированный труд, цена которого регулируется на рабочем рынке как цена всякого другого труда), то и тогда вся эта прибыль получается только в форме процента, т. е. вознаграждения просто за собственность на капитал, которая таким образом совершенно отделяется от функции в действительном процессе воспроизводства, подобно тому как эта функция в лице управляющего отделяется от собственности на капитал. Таким образом, прибыль выступает (уже не одна

⁸⁶⁾ «До учреждения банков сумма капитала, необходимая для функционирования средств обращения, была всегда больше, чем этого требовало действительное товарное обращение». «Economist», (15 марта) 1845 г., стр. 238.

480

только часть ее, процент, получающая свое оправдание в прибыли заемщика) как простое присвоение чужого прибавочного труда, возникающее из превращения средств производства в капитал, т. е. из их отчуждения от действительных производителей, из их противоположности как чужой собственности всем действительно участвующим в производстве индивидуумам, от управляющего до последнего поденщика. В акционерных обществах функция отделена от собственности на капитал, следовательно, и труд совершенно отделен от собственности на средства производства и на прибавочный труд. Это — результат высшего развития капиталистического производства, необходимый переходный пункт к обратному превращению капитала в собственность производителей, но уже не в частную собственность разъединенных производителей, а в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность. С другой стороны, акционерные общества — переходный пункт к превращению всех функций в процессе воспроизводства, до сих пор еще связанных с собственностью на капитал, просто в функции ассоциированных производителей, в общественные функции.

Прежде чем пойти дальше, отметим еще следующий экономически важный факт: так как прибыль принимает здесь чистую форму процента, то подобные предприятия оказываются возможными даже тогда, когда они приносят только процент;

здесь же кроется одна из причин, задерживающих падение общей нормы прибыли, так как эти .предприятия, где постоянный капитал находится в такой колоссальной пропорции к переменному, не обязательно должны участвовать в выравнивании общей нормы прибыли.

{С тех пор, как Маркс написал эти строки, развились, как известно, новые формы промышленного предприятия, представляющие вторую и третью степень акционерного общества. Ежедневно возрастающей быстроте, с какой во всех отраслях крупной промышленности может быть увеличено производство, противостоит постоянно возрастающая медленность расширения рынка для увеличивающегося количества продуктов. То, что промышленность производит в несколько месяцев, то рынок едва может потребить в несколько лет. Сюда же присоединяется политика запретительных пошлин, при помощи которой каждая промышленная страна отгораживает себя от всех других, и в особенности от Англии, и искусственно повышает отечественное производство. Следствием этого являются общее хроническое перепроизводство, низкие цены, падающая и даже вовсе исчезающая прибыль; словом, издавна прославленная свобода

481

конкуренции находится при последнем своем издыхании и должна сама признаться в своем явном скандальном банкротстве. Это банкротство выражается именно в том, что в каждой стране крупные промышленники определенной отрасли объединяются в картель для регулирования производства. Картельный комитет устанавливает для каждого предприятия твердую квоту производства и в конечном счете распределяет поступающие заказы. В отдельных случаях возникали время от времени даже международные картели, так, например, картели, объединяющие предприятия английской и германской черной металлургии. Но и этой формы обобществления производства оказалось мало. Противоположность интересов отдельных фирм слишком часто взрывала их союз и снова восстанавливала конкуренцию. Тогда пришли к тому, что в отдельных отраслях, где это позволяла данная ступень развития производства, стали концентрировать все производство этой отрасли промышленности в одно крупное акционерное общество под единым руководством. В Америке это осуществлялось уже неоднократно, в Европе ярчайшим примером этого рода до сих пор остается «United Alkali Trust», сосредоточивший все английское производство щелочи в руках одной-единственной фирмы. Прежние владельцы отдельных заводов — свыше тридцати — получили за все оборудование по оценочной стоимости в акциях в общем около 5 миллионов ф. ст., представляющих основной капитал треста. Техническое управление остается в руках прежних руководителей, коммерческое же руководство сосредоточивается в руках генеральной дирекции. Оборотный капитал (floating capital) в сумме около одного миллиона ф. ст. был предложен публике для реализации по подписке. Весь капитал треста составляет таким образом 6 миллионов фунтов стерлингов. Таким путем в этой отрасли, образующей основу всей химической промышленности Англии, конкуренция заменена монополией и самым обнадеживающим образом подготовляется будущая экспроприация всем обществом, нацией. — Ф. Э.}

Это — упразднение капиталистического способа производства в пределах самого капиталистического способа производства и потому само себя уничтожающее противоречие, которое prima facie * представляется простым переходным пунктом к новой форме производства. Как такое противоречие оно выступает и в своем проявлении. В известных сферах оно ведет к установлению монополии и потому требует государственного

прежде всего. Ред

482

вмешательства. Оно воспроизводит новую финансовую аристократию, новую разновидность паразитов в образе прожектеров, учредителей и чисто номинальных директоров; оно воспроизводит целую систему мошенничества и обмана в области учредительства, выпуска акций и торговли акциями. Это — частное производство без контроля частной собственности.

IV. Если оставить в, стороне акционерное дело, — которое является упразднением капиталистической частной промышленности на основе самой капиталистической системы и которое по мере того, как расширяется и захватывает новые отрасли производства, уничтожает частную промышленность, — кредит предоставляет отдельному капиталисту или тому, -кто считается капиталистом, абсолютное в пределах известных границ распоряжение чужим капиталом и чужой собственностью и вследствие этого чужим трудом ⁸⁷⁾. Распоряжение общественным, а не собственным капиталом позволяет ему распоряжаться общественным трудом. Сам капитал, которым владеет лицо в действительности или в общественном мнении, становится базисом кредитной надстройки. В особенности это относится к оптовой торговле, через которую проходит преобладающая часть общественного продукта. Здесь исчезает всякое мерило, всякие более или менее обоснованные в пределах капиталистического способа производства оправдания. Спекулирующий оптовый торговец рискует не своей, а общественной собственностью. Вместе с тем пошлой становится фраза о происхождении капитала из сбережений, так как спекулирующий, наоборот, требует, чтобы другие делали за него сбережения. {Как недавно вся Франция сберегла полтора миллиарда франков для панам-ских мошенников. С какой точностью изображено здесь все панамское мошенничество за целых двадцать лет до того, как оно произошло! — Ф. Э.} Фразам о воздержании резко противоречит свойственная капиталу роскошь, которая сама теперь

⁸⁷) Посмотрите, например, в «Times» ¹¹⁸ перечень банкротств за такой год кризиса, как 1857, и сравните собственное имущество обанкротившихся с размером их долгов. — «Поистине покупательная способность людей, пользующихся капиталом и кредитом, далеко превосходит все, что могут себе представить те, кто не имеет практического знакомства со спекулятивными рынками» (Tooke. «An Inquiry into the Currency Principle», p. 79). «Человек, который слывет имеющим достаточный капитал для своего постоянного дела, и располагает в своей отрасли хорошим кредитом, если он питает сангвиническую уверенность в повышении конъюнктуры производимого им товара и если в начале и в течение его спекуляции ему благоприятствуют обстоятельства, может произвести закупки колоссальных размеров по сравнению со своим капиталом» (там же, стр. 136). — «Фабриканты, купцы и т. д. — все совершают операции, далеко превосходящие размер их капиталов. В настоящее время капитал скорее основа, на которой строится хороший кредит, чем предел оборотов какого-нибудь коммерческого предприятия» («Economist», [20 ноября] 1847 г., стр. 1333).

483

становится средством кредита. Представления, имевшие еще некоторый смысл на менее развитой ступени капиталистического производства, становятся здесь совершенно бессмысленными. Удача и неудача равно ведут здесь к централизации капиталов, а потому и к экспроприации в самом колоссальном масштабе. Экспроприация распространяется здесь с непосредственного производителя на самих мелких и средних капиталистов. Экспроприация — исходный пункт капиталистического способа производства; осуществление ее является его целью, и, в частности, его целью является экспроприация всех индивидуумов от средств производства, которые с развитием общественного производства перестают быть средствами частного производства и продуктами частного производства и могут быть средствами производства лишь в руках ассоциированных производителей, т. е. их общественной собственностью, как они являются их общественным продуктом. Но эта экспроприация в пределах самой капиталистической системы выражается в антагонистической форме, в форме присвоения общественной собственности немногими; а кредит все больше придает этим немногим характер чистых рыцарей наживы. Так как собственность существует здесь в форме акций, то ее движение и передача становятся просто результатом биржевой игры, где мелкие рыбы поглощаются акулами, а овцы — биржевыми волками. В акционерном деле уже существует противоположность старой формы, в которой общественные средства производства выступают как индивидуальная собственность; но само превращение в форму акции еще стеснено капиталистическими рамками;

поэтому вместо того чтобы преодолеть противоречие между характером богатства как богатства общественного и как богатства частного, оно лишь развивает это противоречие в новом виде.

Кооперативные фабрики самих рабочих являются, в пределах старой формы, первой брешью в этой форме, хотя они всюду, в своей действительной организации, конечно, воспроизводят и должны воспроизводить все недостатки существующей системы. Но в пределах этих фабрик уничтожается противоположность между капиталом и трудом, хотя вначале только в такой форме, что рабочие как ассоциация являются капиталистом по отношению к самим себе, т. е. применяют средства производства для эксплуатации своего собственного труда. Они показывают, как на известной ступени развития материальных производительных сил и соответствующих им общественных форм производства с естественной необходимостью из одного способа производства возникает и развивается новый способ

484

производства. Без фабричной системы, возникающей из капиталистического способа производства, как и без кредитной системы, возникающей из того же самого способа производства, не могла бы развиться кооперативная фабрика. Кредитная система, образующая главную основу постепенного превращения капиталистических частных предприятий в капиталистические акционерные общества, составляет точно так же и средство к постепенному большему или меньшему расширению кооперативных предприятий в национальном масштабе. Капиталистические акционерные предприятия, как и кооперативные фабрики, следует рассматривать как переходные формы от капиталистического способа производства к ассоциированному, только в одних противоположность устранена отрицательно, а в других — положительно.

До сих пор мы рассматривали развитие кредита и скрыто заключающееся в нем уничтожение капиталистической собственности главным образом в отношении промышленного капитала. В следующих главах мы рассмотрим кредит в отношении капитала, приносящего проценты, как такового, его влияние на последний, форму, которую он здесь принимает; при этом нам придется еще сделать несколько замечаний специфически экономического характера.

Пока только следующее:

Если кредит оказывается главным рычагом перепроизводства и чрезмерной спекуляции в торговле, то лишь потому, что процесс воспроизводства, эластичный по своей природе, форсируется здесь до крайних пределов, и именно потому форсируется, что значительная часть общественного капитала .применяется не-собственниками его, пускающимися в силу этого в предпринимательскую деятельность совсем по-иному, чем собственник, который, поскольку он функционирует сам, боязливо взвешивает ограниченные возможности своего частного капитала. Это только свидетельствует о том, что основанное на противоречивом характере капиталистического производства возрастание стоимости капитала допускает действительное, свободное развитие лишь до известного предела и, следовательно, в действительности создает для производства имманентные оковы и пределы, постоянно прорываемые кредитом⁸⁸). Поэтому кредит ускоряет развитие материальных производительных сил и создание мирового рынка, доведение которых как материальных основ новой формы производства до известной высокой степени развития и составляет истори-

⁸⁸⁾ Th, Chalmers («On Political Economy etc.». Glasgow, 1832]

486

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

СРЕДСТВА ОБРАЩЕНИЯ И КАПИТАЛ;

ВОЗЗРЕНИЯ ТУКА И ФУЛЛАРТОНА

Различие между средствами обращения и капиталом, как изображают это различие Тук ⁸⁹⁾, Уилсон и другие, при этом сваливающие в одну кучу различия между средствами обра-

^Н1>) Приведем здесь в оригинале соответствующее место из Тука, цитируемое в выдержке по-немецки на стр. 390 [настоящий том, стр. 444]: «The business of bankers, setting aside the issue of promissory notes payable on demand, may be divided into two branches, corresponding with the distinction pointed out by Dr. (Adam) Smith of the transactions between dealers and dealers, and between dealers and consumers. One branch of the bankers' business is to collect capital from those, who have not immediate employment for it, and to distribute or transfer it to those who have. The other branch is to receive deposits of the incomes of their customers, and to pay out the amount, as it is wanted for expenditure by the latter in the objects of their consumption... the former being a circulation of capital, the latter of currency» [«Банкир-скос дело, если оставить в стороне выпуск долговых обязательств с платежом на предъявителя, может быть разделено на двоякого рода операции, отвечающие установленному д-ром (Адамом) Смитом делению сделок между самими торговцами и между торговцами и потребителями. Один род банкирских операций состоит в том, чтобы собирать капитал с тех, кто нс находит для него непосредственного применения, и распределять его или передавать тем, кто может его применить. Другой род операций состоит в том, чтобы принимать вклады из доходов своих клиентов и выплачивать им суммы, необходимые для расходов на предметы потребления... Первое есть обращение капитала, последнее — обращение средств обращения»]. — Tooke. «Inquiry into the Currency Principle». London, 1844, p. 36. Первый род операций есть «the concentration of capital on the one hand and the distribution of it on the other» [«концентрация капитала, с одной стороны, и распределение его, с другой»], второй— «administering the circulation for local purposes of the district» [«регулирование обращения для местных нужд округи»). (Там же, стр. 37.) — Гораздо ближе подходит к истинному пониманию вопроса Киннир в следующем месте: «Деньги употребляются для двух существенно различных операций. Как средства обмена между торговцами они являются орудием, посредством которого осуществляется передача капитала, т. с. обмен определенной суммы капитала в деньгах на равную сумму капитала в товарах. Но деньги, затрачиваемые на уплату заработной платы и для осуществления купли и продажи торговцем и потребителем, — это не капитал, а доход; это часть дохода всего общества, предназначающаяся для ежедневного расходования. Эти деньги обращаются в постоянном ежедневном употреблении, и только эти деньги могут быть названы в строгом смысли слова средствами обращения (currency). Ссуды капитала зависят исключительно от воли банка и других владельцев капитала, — заемщики всегда найдутся; но сумма средств обращения зависит от потребностей общества, в пределах которых деньги обращаются с целью ежедневного расходования» (/. G. Kinnear, «The Crisis and the Currency». London, 1847 [p. 3—4]).

487

щения как деньгами, денежным капиталом вообще и капиталом, приносящим проценты (moneyed capital в английском смысле), сводится к следующим двум пунктам.

Средства обращения обращаются, с одной стороны, как монета (деньги), поскольку они опосредствуют расходование доходов, следовательно, обмен между индивидуальными потребителями и розничными торговцами; к последним следует причислить всех купцов, продающих потребителям — индивидуальным потребителям, в отличие от производительных потребителей, или производителей. Здесь деньги обращаются в функции монеты, хотя они постоянно возмещают капитал. Известная часть денег в стране всегда предназначается для этой функции, хотя эта часть слагается из постоянно меняющихся отдельных единиц денег. Напротив, поскольку деньги опосредствуют передачу капитала, в качестве ли покупательного средства (средства обращения) или в качестве средства платежа, они представляют собой капитал. Следовательно, не функция денег как покупательного средства и не функция денег как средства платежа отличает их от монеты, потому что деньги могут функционировать как покупательное средство даже между торговцами, поскольку последние покупают друг у друга на наличные, и потому что они могут функционировать как средство платежа также между торговцем и потребителем, поскольку дается кредит и доходы сначала потребляются, а потом оплачиваются. Следовательно, различие состоит в том, что во втором случае эти деньги не только возмещают капитал для одной стороны, продавца, но и расходуются, авансируются как капитал другой стороной, покупателем. Следовательно, в действительности это — отличие денежной формы дохода от денежной формы капитала, а не отличие средств обращения от капитала, потому что в качестве посредника между торговцами, равно как и в качестве посредника между потребителем и торговцем, обращается определенная по своему количеству часть денег, и потому в обеих этих функциях деньги в одинаковой мере служат средством обращения. Но в воззрении Тука имеет место различного рода путаница:

1) вследствие смешения функциональных определений;

2) вследствие привнесения вопроса о количестве денег, обращающихся в обеих функциях вместе взятых;

3) вследствие привнесения вопроса о соотношении количества средств обращения, обращающихся в обеих функциях и потому в обеих сферах процесса воспроизводства.

К пункту 1) о смешении функциональных определений, т. е. о непонимании того, что деньги в одной форме являются

488

средствами обращения (currency), а в другой форме — капиталом. Поскольку деньги служат в той или другой функции, служат для реализации дохода или для передачи капитала, они функционируют в купле и продаже или при платеже как покупательное средство или средство платежа и в более широком смысле слова как средство обращения. Дальнейшее определение денег, которое они имеют в счете того, кто их тратит или в счете того, кто их получает, — определение, выражающееся в том, что они представляют для данного лица капитал или доход, — абсолютно ничего здесь не меняет; и это обнаруживается также двояко. Хотя виды денег, обращающихся в обеих сферах, различны, но одна и та же единица денег, например, пятифунтовая банкнота, переходит из одной сферы в другую и попеременно выполняет обе функции; это неизбежно уже потому, что розничный торговец может придать своему капиталу денежную форму только в форме той монеты, которую он получает от своих покупателей. Можно принять, что собственно разменная монета обращается главным образом в сфере розничной торговли; она постоянно нужна розничному торговцу для размена, и он постоянно получает ее обратно в платежах от своих клиентов. Но он получает также деньги, т. е. монету в том металле, который служит мерой стоимости; следовательно, в Англии — фунты стерлингов и даже банкноты, а именно банкноты небольшим достоинством, например в 5 или 10 фунтов. Эти золотые монеты и банкноты вместе с излишней разменной монетой каждый день или каждую неделю он депонирует в своем банке и оплачивает ими свои закупки, выписывая чеки на свой счет в банке. Но те же самые золотые монеты и банкноты столь же постоянно, прямо или косвенно, извлекаются из банков всей публикой как потребителем в качестве денежной формы дохода (например, фабриканты берут мелкие деньги для выплаты заработной платы) и постоянно обратно притекают к розничным торговцам, для которых они таким образом вновь реализуют часть их капитала, но вместе с тем и часть их дохода. Это последнее важное обстоятельство Тук совершенно упускает из виду. Лишь когда деньги затрачиваются как денежный капитал в начале процесса воспроизводства («Капитал», кн. II, отд. I¹¹⁹), капитальная стоимость существует как таковая в чистом ее виде. Потому что в произведенном товаре заключается не только израсходованный капитал, но уже и прибавочная стоимость, товар есть не только капитал потенциально, но уже осуществившийся капитал, капитал с присоединенным к нему источником дохода. Следовательно, то, что розничный торговец отдает за деньги, обратно притекающие к нему, — его товар, — пред-

489

ставляет собой для него капитал плюс прибыль, капитал плюс доход.

Далее, обращающиеся деньги, обратно притекая к розничному торговцу, снова восстанавливают денежную форму его капитала.

Следовательно, совершенно неправильно превращать различие между обращением как обращением дохода и обращением как обращением капитала в различие между средством обращения и капиталом. Такой оборот мысли происходит у Тука потому, что он просто становится на точку зрения банкира, выпускающего собственные банкноты. Сумма его банкнот, постоянно находящаяся на руках у публики (хотя и постоянно слагающаяся не из одних и тех же банкнот) и функционирующая как средство обращения, ничего ему не стоит, кроме бумаги и расходов на печатание. Это выставленные на него самого обращающиеся долговые обязательства (векселя), которые, однако, приносят ему деньги и таким образом служат средством увеличения стоимости его капитала. Но они отличны от его капитала, будь то собственный капитал или капитал, взятый в ссуду. Отсюда для него вытекает специальное различие между средством обращения и капиталом, которое, однако, не имеет ничего общего со значением этих понятий самих по себе и всего менее с тем их значением, какое они получили у Тука.

Различная определенность денег — функционируют ли они как денежная форма дохода или как денежная форма капитала — прежде всего ничего не изменяет в характере денег ' как средства обращения; они сохраняют этот характер, выполняют ли они ту или другую функцию. Впрочем, если деньги выступают как денежная форма дохода, они функционируют больше в качестве собственно средств обращения (монеты, покупательного средства), вследствие раздробления этих покупок и продаж и потому что большинство расходующих доход — рабочие"— сравнительно мало могут купить в кредит, тогда как в оборотах торгового мира, где средство обращения представляет собой денежную форму капитала, деньги, частью вследствие концентрации [капитала], частью вследствие преобладания кредитной системы, функционируют главным образом как средство платежа. Но различие между деньгами как средством платежа и деньгами как покупательным средством (средством обращения) есть различие, принадлежащее самим деньгам, а не различие между деньгами и капиталом. Из-за того, что в розничной торговле обращается больше медной и серебряной монеты, а в оптовой — больше золотой, различие между серебряной и медной монетой, с одной стороны, и золотой,

490

с другой, не становится различием между средством обращения и капиталом.

К пункту 2) о привнесении вопроса о количестве денег, обращающихся в обеих функциях вместе взятых. Поскольку деньги обращаются или как покупательное средство или как средство платежа, — безразлично, в какой из двух сфер и независимо от их функции реализовывать доход или капитал, — сохраняют свою силу ранее развитые при исследовании простого товарного обращения законы относительно количества обращающихся денег («Капитал», кн. I, гл. III, 28, 2, в). Массу обращающихся денег, currency, в обоих случаях определяет скорость обращения, т. е. число повторений одними и теми же деньгами в данный промежуток времени одной и той же функции покупательного средства и средства платежа, количество одновременных покупок и продаж, соответственно платежей, сумма цен обращающихся товаров, наконец, ее определяют подлежащие сальдированию в это же самое время платежные балансы. Представляют ли функционирующие таким образом деньги для плательщика или получателя капитал или доход — это безразлично, от этого абсолютно ничего не меняется в положении дела. Масса денег просто определяется их функциями как покупательного средства и средства платежа.

К пункту 3), к вопросу о соотношении количества средств обращения, обращающихся в обеих функциях и потому в обеих сферах процесса воспроизводства. Обе сферы обращения внутренне связаны, потому что, с одной стороны, сумма подлежащих израсходованию доходов выражает размеры потребления, а с другой — величина обращающихся в производстве и торговле капиталов выражает размеры и быстроту процесса воспроизводства. Несмотря на это, одни и те же обстоятельства влияют различно, и даже в противоположном направлении, на количество денежных масс, обращающихся в обеих функциях или сферах, или, как говорят англичане на своем банковском языке, на количество обращения. И это снова дает Туку повод к вульгарному разграничению средств обращения и капитала. (То обстоятельство, что господа, представляющие «денежную школу» ¹²⁰, смешивают две разные вещи, отнюдь не дает основания изображать их как различные понятия.)

В периоды процветания, большого расширения, ускоренного и энергичного процесса воспроизводства рабочие заняты полностью. В большинстве случаев наступает и повышение заработной платы, несколько выравнивающее ее падение ниже среднего уровня в другие периоды коммерческого цикла. Вместе с тем значительно растут доходы капиталистов. Потребление повсюду

491

повышается. Товарные цены тоже регулярно повышаются, по крайней мере в решающих отраслях предпринимательской деятельности. Вследствие этого возрастает количество обращающихся денег, по крайней мере в известных границах, ибо большая скорость обращения, в свою очередь, ставит предел возрастанию количества средств обращения. Так как часть общественного дохода, состоящая из заработной платы, первоначально авансируется промышленным капиталистом в форме переменного капитала и всегда в форме денег, то в периоды процветания она требует больше денег для своего обращения. Но мы не должны дважды считать их: первый раз как деньги, необходимые для обращения переменного капитала, и второй раз как деньги, необходимые для обращения дохода рабочих. Уплачиваемые рабочим в виде заработной платы деньги расходуются в розничной торговле и приблизительно еженедельно возвращаются в банки в качестве вкладов розничных торговцев, предварительно обслужив в мелких кругооборотах ряд разного рода промежуточных сделок. В периоды процветания возврат денег к промышленным капиталистам протекает гладко, и, таким образом, их потребность в денежных ссудах растет не от того, что им необходимо выплатить больше заработной платы, не от того, что требуется больше денег для обращения их переменного капитала.

Общий результат таков, что в периоды процветания масса средств обращения, служащих для расходования доходов, значительно возрастает.

Что же касается обращения, необходимого для передачи капитала, следовательно обращения только между самими капиталистами, то время бойких дел является вместе с тем и периодом самого эластичного и легкого кредита. Скорость обращения между самими капиталистами непосредственно регулируется кредитом, и масса средств обращения, требующихся для покрытия платежей и даже для покупок за наличный расчет, сравнительно сокращается. Абсолютно она может увеличиться, но относительно, по сравнению с расширением процесса воспроизводства, она при всех обстоятельствах сокращается. С одной стороны, крупные массовые платежи погашаются без всякого посредничества денег; с другой — вследствие сильного оживления процесса воспроизводства ускоряется движение одного и того же количества денег в качестве как покупательного средства, так и средства платежа. Та же самая масса денег опосредствует обратный приток большого количества отдельных капиталов.

В общем в такие периоды денежное обращение является полным (full), хотя часть II его (передача капитала)

492

сокращается, по крайней мере относительно, тогда как часть I (расходование доходов) абсолютно расширяется.

Обратный приток денег выражает обратное превращение товарного капитала в деньги, Д — Т — Д' как это мы видели при исследовании процесса воспроизводства («Капитал», кн. II, отд. I). Обратный приток в денежной форме становится благодаря кредиту независимым от времени действительного возврата как для промышленного капиталиста, так и для купца. Каждый из них продает в кредит; следовательно, их товар отчуждается прежде, чем он превратится для них в деньги, т. е. прежде, чем он обратно вернется к ним самим в форме денег. С другой стороны, каждый из них покупает в кредит, и, таким образом, стоимость их товара совершает для них обратное превращение в производительный капитал или в товарный капитал прежде, чем эта стоимость действительно превратится в деньги, прежде, чем цена товаров будет оплачена. В такие периоды процветания обратное возвращение капитала протекает легко и гладко. Розничный торговец точно в срок расплачивается с оптовым торговцем, этот последний — с фабрикантом, фабрикант — с поставщиком сырья и т. д. Видимость быстрого и верного обратного притока капитала всегда сохраняется еще долго после того, как в действительности этого уже нет, — сохраняется благодаря налаженному кредиту, потому что возврат посредством кредита замещает действительный возврат. Банки начинают предчувствовать беду, как только их клиенты станут уплачивать больше векселями, чем деньгами. См. вышеприведенное показание управляющего ливерпульского банка, стр. 398 *.

Здесь следует еще вставить то, о чем я упоминал раньше:

«В периоды, когда кредит процветает, скорость обращения денег увеличивается быстрее, чем возрастают цены товаров, между тем как при сокращении кредита цены товаров падают медленнее, чем скорость обращения» («К критике политической экономии». Берлин, 1859, стр. 83, 84¹²¹).

В периоды кризисов отношение становится обратным. Обращение № I сокращается, цены падают, падает также и заработная плата; число занятых рабочих сокращается, масса оборотов уменьшается. Напротив, в обращении № II с сокращением кредита увеличивается потребность в денежных ссудах — обстоятельство, на котором мы сейчас остановимся подробнее.

Не подлежит никакому сомнению, что с сокращением кредита, совпадающим с застоем в процессе воспроизводства,

• См. настоящий том, стр. 454. Ред.

493

сокращается масса средств обращения, требующихся для № I, расходования доходов, тогда как для № II, для передачи капиталов, она увеличивается. Но необходимо исследовать, насколько это положение тождественно с положением, выставленным Фуллартоном и др.:

"Спрос на заемный капитал и спрос на добавочные средства обращения — совершенно различные вещи и не часто встречаются вместе» ⁹⁰⁾.

⁹⁰⁾Ademand for capital on loan and a demand for additional circulation are quite distinct things, and not often found associated {Fullarton. «On the' Regulation of Currencies». London, 1845, p. 82. Заголовок к гл. 5). — «В самом деле, крупная ошибка полагать, будто спрос на денежную ссуду» (т. е. на заем капитала) «тождествен спросу на добавочные средства обращения или что тот и другой часто выступают вместе. Каждый из них возникает вследствие обстоятельств, только ему свойственных, и весьма отличен от другого спроса. Когда все представляется в состоянии расцвета, когда заработная плата высока, цены повышаются, и фабрики загружены работой, тогда обыкновенно требуется дополнительное предложение средств обращения для выполнения дополнительных функций, не отделимых от необходимости производить более крупные и многочисленные платежи; тогда как на более поздней стадии коммерческого цикла, когда начинают выступать затруднения, когда рынки переполнены и обратные выручки задерживаются, процент повышается, к банкам предъявляется, главным образом, усиленный спрос на ссуду капитала. Несомненно, что банк, кроме выпуска банкнот, не имеет иного средства, при помощи которого он обыкновенно ссужает капитал; и что, следовательно, отказать в банкнотах — значит отказать в ссуде. Но раз ссуда разрешена, все сообразуется с потребностями рынка; заем остается, а средство обращения, если в нем нет нужды, возвращается обратно к ссудившему. Согласно этому, даже поверхностный взгляд на парламентские отчеты может убедить всякого, что количество ценных бумаг, находящихся в распоряжении Английского банка, обыкновенно колеблется в направлении, противоположном обращению его банкнот, а не в одном направлении с ним, и, следовательно, что пример этого крупного учреждения подтверждает испытанное правило провинциальных банков, что никакой банк не может повысить выпуск своих банкнот за пределы потребностей, для удовлетворения которых обычно служит обращение банкнот; если же банк хочет выдавать ссуды свыше этой суммы, он должен производить их за счет своего капитала, т. е. или пустить в оборот служившие обеспечением ценные бумаги или употребить для этой цели денежные поступления, которые иначе он поместил бы в ценные бумаги. Таблица, составленная по парламентским отчетам за 1833—1840 гг., на которую я ссылался на одной из предыдущих страниц, неизменно подтверждает эту истину; но два из них так замечательны, что я не могу обойти их. 3 января 1837 г., когда для поддержания кредита и противодействия затруднениям денежного рынка понадобилось крайнее напряжение ресурсов Банка, мы находим, что его ссуды и учетные операции достигли огромной суммы в 17022000 ф. ст., суммы, едва ли наблюдавшейся после войны и почти равной всей сумме эмиссии, которая между тем оставалась без движения на таком низком уровне, как 17076000 фунтов стерлингов! С другой стороны, на 4 июня 1833 г. мы имеем средств обращения на 18892000 ф. ст. при счете частных обеспечении еще более низком, если только не самом низким за последнее полустолетие, — не свыше 972 000 фунтов стерлингов!» (Fullarton, там же, стр. 97, 98).— Из следующих показаний г-на Уэгелина, управляющего Английским банком, видно, что отнюдь не требуется, чтобы «demand for pecuniary accomodation» (спрос на денежные ссуды] был тождествен с «demand for gold» [спросом на золото] (что Уилсон, Тук и др. называю? капиталом). «Учет векселей не свыше этой суммы» (до одного миллиона ежедневно в течение трех дней подряд) «не сократил бы запаса» (банкнот), «если бы публика не требовала большей суммы активного обращения. Банкноты, выданные при учете векселей, возвращались бы обратно при посредстве банков и путем вкладов. Если целью таких сделок не является вывоз золота или если внутри страны не господствует такого рода паника, когда публика крепко держит свои банкноты вместо того, чтобы производить ими платежи банку, то такие грандиозные обороты не повлияли бы на запас». — «Банк может ежедневно учитывать на полтора миллиона, и это происходит постоянно, нисколько не затрагивая его

494

Прежде всего ясно, что в первом из двух вышеуказанных случаев, в периоды процветания, когда масса находящихся в обращении средств обращения должна расти, спрос на них увеличивается. Но ведь так же ясно, что если фабрикант берет со своего счета в банке больше золота или банкнот, потому что ему предстоит израсходовать больше капитала в денежной форме, то от этого его спрос на капитал не растет, а растет лишь спрос на ту особую форму, в которой он расходует свой капитал. Спрос касается лишь технической формы, в которой он бросает свой капитал в обращение. Точно так же, как, например, при различном развитии кредита один и тот же переменный капитал, одно и то же количество заработной платы, требует в одной стране большего количества средств обращения, чем в другой:

в Англии, например, больше, яем в Шотландии, в Германии больше, чем в Англии. Равным образом в сельском хозяйстве один и тот же капитал, действующий в процессе воспроизводства, требует для исполнения своей функции в различные времена года различного количества денег.

Но противоположность в той постановке, в какой ее дает Фуллартон, неверна. Отнюдь не сильный спрос на ссуды, как он говорит, отличает периоды застоя от процветания, а та легкость, с какой этот спрос удовлетворяется во времена процветания, и та трудность, с какой он удовлетворяется при наступившем застое. Ведь именно огромное развитие кредитной системы в период процветания, стало быть, также колоссальное повышение спроса на ссудный капитал и наличие его постоянного предложения в такие периоды, создает кредитные затруднения в период застоя. Следовательно, не различие в величине спроса на ссуды характеризует оба периода.

Как уже было сказано раньше, оба периода различаются прежде всего тем, что в период процветания преобладает спрос на средства обращения между потребителями и торговцами, в период застоя — спрос на средства обращения между капиталистами. В период застоя в делах первый спрос сокращается, второй — усиливается.

Фуллартону и другим кажется имеющим решающее значение, что в такие времена, когда размеры securities — залоговых свидетельств и векселей — в распоряжении Английского банка увеличиваются, обращение его банкнот сокращается, и наоборот. Но размер securities отражает объем денежных операций, учтен-

запасов. Банкноты возвращаются обратно в виде вкладов, и единственное происходящее при этом изменение состоит в простом переносе их с одного счета на другой» («Report on Bank Acts». 1857. Evidence № 241, 500). Следовательно, банкноты служат здесь только средством передачи кредитов.

495

ных векселей и ссуд под ходовые ценные бумаги. Так, Фуллартон в приведенном выше месте (примечание 90, стр. 435) * говорит, что количество ценных бумаг (securities), находящихся в распоряжении Английского банка, обыкновенно колеблется в направлении, противоположном обращению его банкнот, и это подтверждает испытанное правило частных банков, что никакой банк не может повысить выпуск своих банкнот за пределы известной суммы, определяемой потребностями его клиентов; если же банк хочет выдавать ссуды свыше этой суммы, он должен производить их за счет своего капитала, т. е. или пустить в оборот ценные бумаги или употребить для этой цели денежные поступления, которые иначе он поместил бы в ценные бумаги.

Здесь, однако, выясняется, что понимает Фуллартон под капиталом. Что называется здесь капиталом? Банк не может более выдавать ссуд своими собственными банкнотами, платежными обязательствами, которые, конечно, ему ничего не стоят. Но в таком случае при помощи чего он выдает ссуды? Он выдает их из выручки от продажи имеющихся в запасе securities, т. е. государственных бумаг, акций и других процентных бумаг. Но за что продает он эти бумаги? За деньги, за золото или банкноты, поскольку последние являются узаконенным средством платежа, как банкноты Английского банка. Следовательно, то, что он дает~в ссуду, есть во всяком случае деньги. Но теперь эти деньги образуют часть его капитала. Если он дает в ссуду золото, то это само собой очевидно. Если — банкноты, то теперь эти банкноты представляют капитал, потому что банк отдал в обмен за них действительную стоимость, процентные бумаги. У частных банков банкноты, приливающие к ним вследствие продажи ценных бумаг, в большей своей части могут быть только банкнотами Английского банка или их собственными, так как другие едва ли принимаются в уплату за ценные бумаги. Если же эту операцию производит сам Английский банк, то его собственные банкноты, которые он получает обратно, стоят ему капитала, т. е. процентных бумаг. Кроме того, он таким способом извлекает из обращения свои собственные банкноты. Если он вновь выпускает эти банкноты или вместо них новые на такую же сумму, то они, следовательно, представляют теперь капитал. И притом они одинаково представляют капитал как в том случае, когда они выдаются в ссуду капиталистам, так и в том случае, если впоследствии при сокращении спроса на такие денежные ссуды они снова употребляются на приобретение ценных бумаг. Во всех этих случаях слово «капитал»

* См. настоящий том, стр. 493. Ред.

496

употребляется здесь только в банкирском смысле, причем оно означает, что банкир вынужден выдавать ссуды на сумму большую, чем просто его кредит.

Как известно. Английский банк выдает все свои ссуды своими банкнотами. Если же, несмотря на это, обращение банкнот, как правило, сокращается, по мере того как увеличивается в его руках количество учтенных векселей и залоговых, следовательно, по мере того как увеличивается количество выданных им ссуд, то что происходит с банкнотами, выпущенными в обращение, каким образом они приливают обратно в Банк?

Прежде всего, если спрос на денежные ссуды вызывается неблагоприятным национальным платежным балансом и, следовательно, опосредствует отлив золота, то дело очень просто. Векселя учитываются в банкнотах. Банкноты в самом же Банке, в эмиссионном отделении, обмениваются на золото, и золото вывозится за границу. Это все равно, как если бы Банк при самом учете векселей прямо платил золотом, без посредства банкнот. Такое усиление спроса, достигающее в известных случаях от 7 до 10 миллионов ф. ст., конечно, не прибавляет к внутреннему обращению страны ни одной пятифунтовой банкноты. Если же говорят, что Банк дает при этом в ссуду капитал, а не средства обращения, то это имеет двоякий смысл. Во-первых, что он дает в ссуду не кредит, а действительную стоимость, часть своего собственного или депонированного у него капитала. Во-вторых, что он дает в ссуду деньги не для внутреннего, а для международного обращения, дает мировые деньги;

а для такой цели деньги всегда должны находиться в форме сокровища, в своей металлической телесности, в форме, в которой они не только представляют собой форму стоимости, но сами равны той стоимости, денежной формой которой они являются. Хотя это золото как для Банка, так и для экспортера золота представляет капитал, — банкирский капитал или купеческий капитал, — однако спрос на него возникает не как спрос на капитал, а как спрос на абсолютную форму денежного капитала. Он возникает именно в тот момент, когда заграничные рынки переполнены не находящим реализации английским товарным капиталом. Следовательно, при этом требуется капитал не как капитал, а капитал как деньги, в форме, в которой деньги суть всеобщий товар мирового рынка; а это есть их первоначальная форма, как благородного металла. Следовательно, отлив золота не есть, как говорят Фуллартон, Тук и др., «a mere question of capital»*, a «a question of money»**,

«просто вопрос капитала». Ред. «вопрос денег». Ред.

497

хотя и в их специфической функции. То обстоятельство, что это не вопрос внутреннего обращения, как утверждают представители «денежной школы», конечно, не служит доказательством того, что это просто «question of capital», как полагают Фуллартон и др. Это «a question of money» в той форме, в которой деньги служат международным средством платежа.

«Передается ли этот капитал» (цена миллионов квартерон иностранной пшеницы, купленной в связи с неурожаем в своей стране) «товарами или деньгами, — это обстоятельство нисколько не влияет на характер сделки» (Fullarton, цит. соч., стр. 131).

Но от этого весьма зависит, происходит отлив золота или нет. Капитал вывозится в форме благородного металла, потому что в форме товаров он или совсем не может быть вывезен или только с очень большими убытками. Страх современной банковской системы перед отливом золота превосходит все, что когда-либо грезилось представителям монетарной системы, для которых благородный металл — единственное истинное богатство. Возьмем, например, следующее показание управляющего Английским банком Морриса перед парламентской комиссией по кризису 1847 года.

(3846. Вопрос:) «Когда я говорю об обесценении запасов (stocks) и основного капитала, то я имею в виду, что весь капитал, помещенный в запасы и продукты всякого рода, обесценился таким же образом; что хло-пок-сырец, шелк-сырец, сырая шерсть посылались на континент по таким же бросовым ценам и что сахар, кофе и чай распроданы с аукциона с большими убытками?» — «Страна неизбежно должна была принести значительные жертвы, чтобы предотвратить отлив золота, вызванный колоссальным ввозов продуктов питания». — (3848.) «Не думаете ли вы, что было бы лучше потревожить 8 миллионов ф. ст., лежащих в хранилищах Банка, чем пытаться возвратить золото с такими жертвами?» — «Нет, я не думаю этого*.

Здесь значение единственного действительного богатства придается золоту.

Цитированное Фуллартоном открытие Тука, — что

«за одним или двумя исключениями, которые притом допускают удовлетворительное объяснение, всякое сопровождаемое отливом денежного металла заметное падение курса, совершавшееся за последнее полустолетие, совпадало с относительно низким уровнем средств обращения и vice versa*» (Fullarton, стр. 121),

доказывает, что такие отливы золота в большинстве случаев наступают после периода оживления и спекуляции, как

«признак уже начавшегося упадка, как проявление переполнения рынков, прекращения иностранного спроса на наши продукты, замедления

наоборот. Ред.

498

оборотов и необходимым следствием всего этого является коммерческое недоверие, закрытие фабрик, голодание рабочих и общий застой промышленности и предпринимательства» (стр. 129).

В то же время это, конечно, лучшее возражение против утверждения представителей «денежной школы», будто

«переполнение каналов обращения вызывает отлив золота, а слабое обращение привлекает его».

Напротив, хотя в Английском банке во времена процветания по большей части имеется большой запас золота, но образуется этот запас всегда в безрадостное время застоя, сменяющее период расцвета.

Следовательно, вся мудрость в отношении отлива золота сводится к тому, что спрос на международные средства обращения и средства платежа отличен от спроса на внутренние средства обращения и средства платежа (из чего само собой следует также, что «наличие отлива не предполагает необходимо уменьшения внутреннего спроса на средства обращения», как говорит Фуллартон, стр. 112) и что вывоз благородных металлов из страны, выбрасывание их в международное обращение, не тождествен с выбрасыванием банкнот или монеты во внутреннее обращение. Впрочем, уже раньше я показал, что движение сокровища, сконцентрированного в качестве резервного фонда для международных платежей, само по себе не имеет ничего общего с движением денег как средства обращения¹²². Конечно, при этом дело усложняется тем, что различные функции сокровища, которые я вывел из природы денег:

его функция как резервного фонда средств платежа для срочных платежей внутри страны; как резервного фонда средств обращения; наконец, как резервного фонда мировых денег — все эти функции возложены на один-единственный резервный фонд, из чего следует также, что при известных обстоятельствах отлив золота из банка внутрь страны может соединяться с отливом его за границу. Еще одно дальнейшее осложнение возникает вследствие новой функции, совершенно произвольно возлагаемой на это сокровище, — служить фондом для обеспечения размена банкнот в странах с развитой кредитной системой и кредитными деньгами. Затем ко всему этому в конце концов присоединяется 1) концентрация национального резервного фонда в единственном главном банке, 2) его сведение к возможному минимуму. Отсюда и жалоба Фуллартона (стр. 143):

«Видя то полное спокойствие и легкость, с какими изменения кypcа обыкновенно проходят в континентальных странах по сравнению с лихо-

499

радочным беспокойством и шумом, каждый раз возникающими в Англии, когда кажется, что наличность банка близка к полному истощению, нельзя не изумляться тем крупным выгодам, которые имеет в этом отношении металлическое денежное обращение».

Но если мы оставим в стороне отлив золота, то как же может банк, выпускающий банкноты, следовательно, например, Английский банк, увеличивать сумму выдаваемых им денежных ссуд, не увеличивая выпуска своих банкнот?

Все банкноты, которые вне банка, обращаются ли они или спокойно лежат в частных хранилищах, с точки зрения самого этого банка, находятся в обращении, т. е. не в его владении. Следовательно, если банк расширяет свои учетные и ломбардные операции, ссуды под залог, то выпущенные для этого банкноты должны притекать к нему обратно, потому что иначе они увеличивают сумму обращения, чего именно и не должно быть. Этот обратный приток может происходить двояким образом.

Во-первых: банк платит А банкнотами за ценные бумаги;

А платит ими В по векселю при наступлении срока платежа, а В снова депонирует их в банке. Таким образом, обращение этих банкнот закончено, но заем остается.

(«Заем остается, а средство обращения, если в кем нет нужды, возвращается обратно к ссудившему». Fullarton, стр. 97.)

Банкноты, которыми банк ссудил А, теперь возвратились к нему обратно, напротив, банк является кредитором А или того лица, на которое выдан учтенный А вексель, и должником В на сумму стоимости, выраженную в этих банкнотах, а В располагает, таким образом, соответствующей частью капитала банка.

Во-вторых: А платит В, а сам В или С, которому в свою очередь В платит банкнотами, платит ими же банку по векселю, которому наступил срок. В этом случае банку платят его собственными банкнотами. И тогда сделка этим завершается (до обратного платежа банку лицом А).

В какой же мере можно рассматривать ссуду банка лицу А как ссуду капитала и в какой — просто как ссуду средств платежа?⁹¹⁾

{Это зависит от природы самой ссуды. При этом мы должны исследовать три случая.

Первый случай. — А получает от банка известную сумму в ссуду как свой личный кредит, не предоставляя для этого

⁹¹⁾ Следующее за этим место оригинала непонятно в данной связи и вплоть до абзаца, где закрывается скобка, заново переработано редактором. В иной связи этот вопрос уже был затронут в гл. XXVI [настоящий том, стр. 470—472). -- ф. Э.

500

никакого обеспечения, В этом случае он получил в ссуду не только средство платежа, но безусловно также и новый капитал, который он до обратной уплаты банку может применить в своем деле в качестве добавочного капитала.

Второй случай. — А заложил в банке ценные бумаги, облигации государственного займа или акции, и получил под них ссуду наличными деньгами, скажем, до двух третей их курсовой стоимости. В этом случае он получил нужные ему средства платежа, но не дополнительный капитал, потому что он отдал банку большую капитальную стоимость, чем та, какую получил от него. Но, с одной стороны, он не мог воспользоваться этой большей капитальной стоимостью для своих текущих потребностей — потребностей в средствах платежа, — потому что эта капитальная .стоимость находилась в определенной форме с целью получения процента; с другой стороны, у А были свои основания не превращать этой стоимости путем продажи прямо в средства платежа. Его ценные бумаги, между прочим, имели назначение функционировать в качестве резервного капитала, и он заставил их функционировать именно как резервный капитал. Следовательно, между А и банком произошла временная взаимная передача капиталов, причем А не получил никакого дополнительного капитала (наоборот!), но, конечно, получил необходимые для него средства платежа. Напротив, для банка сделка была временным помещением денежного капитала в форме ссуды, превращением денежного капитала из одной формы в другую, а такое превращение именно и составляет существенную функцию банковского дела.

Третий случай. — А учел в банке вексель и получил при этом за вычетом дисконта определенную сумму наличными. В этом случае он продал банку денежный капитал в неликвидной форме за сумму стоимости в ликвидной форме; вексель, которому еще не истек срок, он продал за наличные деньги. Вексель составляет теперь собственность банка. Дело нисколько не изменяется от того, что в случае неуплаты по векселю последний индоссант А отвечает перед банком на сумму векселя;

эту ответственность он разделяет с другими индоссантами и с лицом, выставившим вексель, которым он в свое время может предъявить иск. Следовательно, здесь нет никакой ссуды, а самая обыкновенная купля и продажа. Поэтому А ничего не должен уплачивать банку: при наступлении срока платежа банк покрывает свой расход, получая по векселю. В этом случае тоже произошла взаимная передача капитала между А и банком, притом совершенно такая же, как при купле и продаже всякого другого товара, и именно поэтому А не получил ника-

501

кого дополнительного капитала. Ему требовались и он получил средства платежа, и получил благодаря тому, что банк превратил для него одну форму его денежного капитала — вексель, в другую — деньги.

Следовательно, о действительной ссуде капитала речь может идти только в первом случае. Во втором и в третьем случае можно говорить о ссуде капитала разве только в том смысле, как говорят о «ссуде капитала» при всяком помещении капитала. В этом смысле банк ссужает лицу А денежный капитал;

но для А он представляет собой денежный капитал разве только в том смысле, что он вообще является частью его капитала. И он получает и употребляет его не как собственно капитал, а именно как средство платежа. Иначе каждую обыкновенную продажу товара, посредством которой получаются средства платежа, пришлось бы также считать получением в ссуду капитала. — Ф. Э.}

Для частного банка, выпускающего банкноты, различие заключается в том, что в случае, если его банкноты не остаются в местном обращении и не возвращаются к нему в форме вкладов или платежей по векселям, которым наступил срок, эти банкноты попадают в руки лиц, которым банк в обмен за них должен платить золотом или банкнотами Английского банка. Таким образом, в этом случае ссуда его банкнотами в действительности представляет ссуду банкнотами Английского банка, или, — что для банка то же самое, — ссуду золотом, следовательно, частью его банковского капитала. То же самое имеет место в том случае, когда сам Английский банк или какой-нибудь другой банк, подчиненный закону о максимуме выпуска банкнот, должен продавать ценные бумаги, чтобы извлечь из обращения свои собственные банкноты и затем снова выдавать их в ссуду; в этом случае его собственные банкноты представляют часть его мобилизованного банковского капитала.

Если бы даже обращение было чисто металлическое, то одновременно 1) отлив золота {здесь, очевидно, имеется в виду такой отлив, при котором золото, по крайней мере частично, уходит за границу. — Ф. Э.} мог бы опустошить кладовые банка, и 2) так как золото требовалось бы банку главным образом только для уплаты разницы по платежам (для завершения прежних сделок), то его ссуды под ценные бумаги могли бы сильно возрасти, но возвращались бы к нему в форме вкладов или платежей по векселям, которым истек срок; так что, с одной стороны, при увеличении количества ценных бумаг в портфеле банка общая сумма его золотого запаса уменьшилась бы, а, с другой стороны, ту же самую сумму, которую раньше

502

банк держал как ее собственник, он держал бы теперь как должник своих вкладчиков, и, наконец, уменьшилась бы общая масса средств обращения.

До сих пор мы предполагали, что ссуды выдаются в банкнотах, следовательно, влекут за собой по крайней мере временное, хотя тотчас же снова исчезающее увеличение выпуска банковых билетов. Но это не является необходимостью. Вместо выдачи бумажных билетов банк может открыть лицу А кредит по своим счетам, причем Л, должник банка, становится его мнимым вкладчиком. Он платит своим кредиторам чеками на банк, а получатель этих чеков, в свою очередь, платит ими своему банкиру, который обменивает их в расчетной палате на чеки, выданные на него. В этом случае дело обходится без всякого участия банкнот, и вся сделка ограничивается тем, что требования, которые банк должен выполнить, сальдируются чеками на него самого, а его действительная рекомпенсация состоит в кредитном требовании к Л. В этом случае банк выдал ему в ссуду часть своего банковского капитала, потому что он выдал свои собственные долговые требования.

Поскольку этот спрос на денежные ссуды представляет собой спрос на капитал, он есть спрос лишь на денежный капитал, на капитал с точки зрения банкира, именно на золото — при отливе золота за границу — или на банкноты национального банка, которые частный банк может получить только куплей за эквивалент; следовательно, для него они представляют капитал. Или, наконец, речь идет о процентных бумагах, государственных облигациях, акциях и т. д., которые должны быть проданы, чтобы банк мог привлечь к себе золото или банкноты. Но если это — государственные бумаги, они суть капитал только для того, кто их купил, для кого они представляют, следовательно, ту цену, за которую он их купил, представляют его капитал, помещенный в эти бумаги; сами по себе они не капитал, а простые долговые обязательства; если это — ипотеки, то они являются просто свидетельствами на получение будущей земельной ренты, а если — акции, то они являются просто титулами собственности, дающими право на получение будущей прибавочной стоимости. Все эти вещи не суть действительный капитал, не образуют никакой составной части капитала и сами по себе не суть стоимости. При помощи подобных сделок можно также превратить деньги, принадлежащие банку, во вклады, так что банк вместо собственника сделается по отношению к этим деньгам должником, будет владеть ими на основании другого титула. Как ни важно это для самого банка, это нисколько не изменяет количества резервного капитала и даже денежного

503

капитала, имеющегося в стране. Следовательно, капитал фигурирует здесь только как денежный капитал, а если он существует не в действительной денежной форме, то — как простой титул на капитал. Это очень важно, так как недостаток банковского капитала и усиленный спрос на него смешивается с уменьшением действительного капитала, который в форме средств производства и продуктов имеется в подобных случаях, напротив, в избытке и оказывает давление на рынки.

Итак, очень просто объясняется, каким образом возрастает количество ценных бумаг, которые удерживаются банками в качестве обеспечения, следовательно, очень просто объяснить и то, каким образом банки могут удовлетворять возрастающий спрос на денежные ссуды при прежней или уменьшающейся общей массе средств обращения. А именно в такие периоды стесненности в деньгах эта общая масса удерживается в известных пределах двояким образом: 1) благодаря отливу золота;

2) благодаря спросу на деньги просто как на средства платежа, причем выданные банкноты тотчас притекают обратно или же сделка совершается при помощи кредита по книгам банка без всякой выдачи банкнот, следовательно, простая кредитная сделка обслуживает платежи, расчет по которым является единственной целью операции. Такова особенность денег, что, когда они функционируют лишь для сальдирования платежей (а во времена кризисов ссуда берется для того, чтобы платить, а не для того, чтобы покупать; — для того чтобы завершить прежние сделки, а не для того, чтобы начинать новые), их количество в обращении ничтожно, оно ничтожно даже и в том случае, когда это сальдирование осуществляется не только посредством чисто кредитных операций, но и при некотором участии денег; следовательно, при сильном спросе на денежные ссуды огромное количество этих сделок может совершаться, не увеличивая обращения. Но один тот факт, что обращение Английского банка остается неизменным или даже уменьшается одновременно со значительным увеличением выдаваемых им денежных ссуд, отнюдь не доказывает prima facie *, — как это принимают Фуллартон, Тукидр. (вследствие их ошибочного мнения, что денежная ссуда тождественна с займом дополнительного капитала, capital on loan), — что обращение денег (банкнот) в их функции средства платежа не увеличивается и не расширяется. Так как обращение банкнот как покупательного средства сокращается в период застоя в делах, когда требуются столь значительные ссуды, то их обращение как средства

— прежде всего. Ред.

504

платежа может увеличиваться, а вся сумма обращения, сумма банкнот, функционирующих в качестве покупательного средства и средства платежа, все же может оставаться неизменной или даже уменьшаться. Обращение в качестве средства платежа банкнот, которые тотчас притекают обратно в выпускающий их банк, в глазах упомянутых экономистов вовсе не есть обращение.

Если обращение денег в качестве средства платежа увеличилось бы в большей степени, чем оно уменьшилось бы как обращение денег в качестве покупательного средства, то все обращение возросло бы, хотя количество денег, функционирующих в качестве покупательного средства, значительно уменьшилось бы. И это действительно наступает в известные моменты кризиса, именно при полном крушении кредита, когда становится невозможным не только продавать товары и ценные бумаги, но и учитывать векселя, и когда не остается ничего иного, кроме платежа наличными, или, как говорят купцы, кассы. Так как Фуллартон и другие не понимают, что обращение банкнот как средства платежа является характерным для таких периодов нужды в деньгах, то они и рассматривают это явление как случайное.

«Что касается примеров сильной конкуренции из-за получения банкнот, которая характеризует времена паники и которая иногда, как в конце 1825 г., может повести к внезапному, хотя бы только и временному, увеличению эмиссии, даже при продолжающемся отливе золота, то, думается мне, на это не следует смотреть как на одно из явлений, естественно или необходимо сопровождающих низкий курс; спрос в таких случаях есть спрос не на средства обращения» (следовало бы сказать: не на средства обращения как покупательные средства), «а на сокровище, спрос части встревоженных банкиров и капиталистов, возникающий обыкновенно в последнем акте кризиса» (следовательно, спрос на резерв средств платежа), «после продолжительного отлива и является предвестником окончания последнего» (Fullarton, цит. соч., стр. 130).

Уже при исследовании денег как средства платежа («Капитал», кн. I, гл. III, 3, b) мы показали, как при резком перерыве цепи платежей деньги по отношению к товарам превращаются из чисто идеальной формы в вещную и вместе с тем абсолютную форму стоимости. Там же мы привели некоторые примеры этого, в примечаниях 100 и 101. Этот перерыв сам является отчасти следствием, отчасти причиной потрясения кредита и сопровождающих его обстоятельств: переполнения рынков, обесценения товаров, перерыва в производстве и т. д.

Однако ясно, что Фуллартон -превращает различие между деньгами как покупательным средством и деньгами как средством платежа в ошибочное различие между средством обра-

505

щения (currency) и капиталом. Но в основе этого опять-таки лежит ограниченное, свойственное банкиру, представление об обращении.

Можно было бы еще спросить: в чем же чувствуется недостаток в такие трудные времена — в капитале или в деньгах в их определенной форме средства платежа? Как известно, в этом и заключается спор.

Прежде всего, поскольку стесненное состояние проявляется в отливе золота, ясно, что требуются именно международные средства платежа. Но деньги в своей определенной форме международного средства платежа есть золото в его металлической реальности, субстанция, которая сама является стоимостью, стоимостной массой. Вместе с тем они суть капитал, но капитал не как товарный капитал, а как денежный капитал, капитал не в форме товара, а в форме денег (и притом денег в том возвышенном смысле, в каком они существуют как всеобщий товар мирового рынка). Здесь нет противоположности между спросом на деньги в качестве средств платежа и спросом на капитал. Противоположность существует между капиталом в его форме денег и капиталом в его форме товара; и та форма, в которой в данном случае он требуется и в которой только и может функционировать, есть его денежная форма.

Оставляя в стороне этот спрос на золото (или серебро), нельзя сказать, что в такие периоды кризиса чувствуется каким-либо образом недостаток в капитале. Это может иметь место при чрезвычайных обстоятельствах, как, например, при вздорожании хлеба, недостатке хлопка и т. д.; но такие обстоятельства отнюдь не необходимые или обычные спутники подобных периодов; и существование такого недостатка капитала нельзя поэтому с самого начала выводить из того, что наблюдается сильный спрос на денежные ссуды. Напротив, рынки переполнены, наводнены товарным капиталом. Следовательно, стеснение вызывается во всяком случае не недостатком товарного капитала. Мы возвратимся к этому вопросу впоследствии.

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ.....................................................................

Часть первая

Отдел первый. превращение прибавочной стоимости в прибыль И НОРМЫ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ В НОРМУ ПРИБЫЛИ.......

Глава первая. издержки производства и прибыль.............

Глава вторая. норма прибыли.............................................

Глава Третья. ОТНОШЕНИЕ НОРМЫ ПРИБЫЛИ К НОРМЕ ПРИБАВОЧНОЙ

стоимости........................................................,—......................................

Глава четвертая. влияние оборота на норму прибыли.............

Глава пятая. ЭКОНОМИЯ В ПРИМЕНЕНИИ ПОСТОЯННОГО КАПИТАЛА "О

I. Общие положения................................................

II. Экономия на условиях труда за счет рабочего. Пренебрежение самыми необходимыми затратами.......................

III. Экономия в производстве двигательной силы, на пере-

даче силы и на постройках.......................................

IV. Использование экскрементов производства..................

V. Экономия, достигаемая благодаря изобретениям.........

Глава шестая. влияние изменения цен. ........................

I. Колебания цен сырья, непосредственное влияние их

на норму прибыли...................................................

II. Повышение и понижение стоимости капитала, его высво-

бождение и связывание.............................................

III. Общая иллюстрация: хлопковый кризис 1861—1865 годов................ ........................................................

Глава седьмая. добавления............................

Отдел второй. ПРЕВРАЩЕНИЕ ПРИБЫЛИ В СРЕДНЮЮ ПРИ

быль

Глава восьмая. РАЗЛИЧНОЕ СТРОЕНИЕ КАПИТАЛОВ В РАЗНЫХ ОТРАСЛЯХ ПРОИЗВОДСТВА И ВЫТЕКАЮЩИЕ ОТСЮДА РАЗЛИЧИЯ В НОРМАХ ПРИБЫЛИ.

Глава девятая. образование общей нормы прибыли (средней

НОРМЫ ПРИБЫЛИ) И ПРЕВРАЩЕНИЕ СТОИМОСТИ ТОВАРОВ В ЦЕНУ

п роизводст ва

Глава десятая. выравнивание общей нормы прибыли посредст-

1ЮМ КОНКУРЕНЦИИ. РЫНОЧНЫЕ-ЦЕНЫ И РЫНОЧНЫЕ СТОИМОСТИ, ДОБАВОЧНАЯ прибыль

Глава одиннадцатая. ВЛИЯНИЕ ОБЩИХ колебаний заработной ПЛАТЫ НА ЦЕНЫ ПРОИЗВОДСТВА.

Глава двенадцатая. добавления .

I Причины, обусловливающие изменения в цене производства...

II. Цена производства товаров среднего строения..

III. Основания у капиталиста для компенсации.

Отдел третий. закон тенденции нормы прибыли к пони жению.......

Глава тринадцатая. закон КАК таковой...

Глава четырнадцатая. противодействующие причины.

I. Повышение степени эксплуатации труда........

II. Понижение заработной платы ниже стоимости рабочей

силы.........................................................................

III. Удешевление элементов постоянного капитала...........

IV. Относительное перенаселение.....................................

V. Внешняя торговля....................................................

VI. Увеличение акционерного капитала.............................

Глава пятнадцатая. развитие внутренних противоречий закона

I. Общие замечания.....................................................

II. Конфликт между расширением производства и увеличением стоимости.....................................................

III. Избыток капитала при избытке населения..

IV. Добавления.......................................................

Отдел четвертый. превращение товарного капитала и де

НЕЖНОГО КАПИТАЛА В ТОВАРНО-ТОРГОВЫЙ КАПИТАЛ И ДЕНЕЖНО ТОРГОВЫЙ КАПИТАЛ (КУПЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ)...........

Глава шестнадцатая. товарно-торговый капитал.......

Глава семнадцатая. торговая прибыль.....................

Глава восемнадцатая. ОБОРОТ купеческого капитала. цены.....

Глава девятнадцатая. ДЕНЕЖНО-ТОРГОВЫЙ капитал.......

Глава двадцатая. ИЗ ИСТОРИИ КУПЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА.......

508 Содержание

Отдел пятый. деление прибыли на процент и предпринимательский ДОХОД. КАПИТАЛ, ^ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ................ 371—505

Глава двадцать первая. капитал, приносящий проценты........... 371—392

Глава двадцать вторая. деление прибыли. ставка процента. «ЕСТЕСТВЕННАЯ» НОРМА ПРОЦЕНТА........................................... 393—405

Глава двадцать третья. процент И предпринимательский ДОХОД 406—429

Глава двадцать четвертая. выделение капиталистического отношения В ФОРМЕ КАПИТАЛА, ПРИНОСЯЩЕГО ПРОЦЕНТЫ................ 430—439

Глава двадцать пятая. кредит И ФИКТИВНЫЙ капитал................ ... 440—455

Глава двадцать шестая. накопление денежного капитала; его

ВЛИЯНИЕ НА СТАВКУ ПРОЦЕНТА............................................... 456-477

Глава двадцать седьмая. роль кредита в капиталистическом производстве.......................................................................... 478—485

Глава двадцать восьмая. СРЕДСТВА ОБРАЩЕНИЯ И КАПИТАЛ; ВОЗЗРЕНИЯ ТУКА И ФУЛЛАРТОНА....................................................... 486—505

К. МАРКС. КАПИТАЛ, т. III, ч

Ответственная за выпуск Н. В. Воронина Оформление художника В. А. Иванова Технический редактор Н. К. Капустина Корректоры В. К. Волошина, Н. А. Жигальцова

ИБ № 4849

Сдано в набор 20.11.84. Подписано в печать ,26.08.85. Формат 60x90'/i,. Бумага книжно-журнальная офсетная. Гарнитура «Обыкновенная новая». Печать офсетная. Усл. печ. л. 32. Усл. кр.-отт. 32. Уч. изд. л. 32,74. Тираж 180000 (1-100 000) экз. Заказ № 5094. Цена 1 р. 10 к.

Политиздат. 125811, ГСП, Москва, А-47, Миусская пл., 7.

Типография издательства «Горьковская правда», 603006, s. Горький, ГСП-123, ул. Фигнер, 32.

509

ОТДЕЛ ПЯТЫЙ

ДЕЛЕНИЕ ПРИБЫЛИ НА ПРОЦЕНТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДОХОД. КАПИТАЛ, ПРИНОСЯЩИЙ ПРОЦЕНТЫ (продолжение)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ БАНКОВСКОГО КАПИТАЛА

Теперь мы должны рассмотреть подробнее, из чего состоит банковский капитал.

Мы только что видели, что Фуллартон и другие превращают различие между деньгами как средством обращения и деньгами как средством платежа (а также мировыми деньгами, поскольку принимается в расчет отлив золота) в различие между средством обращения (currency) и капиталом.

Своеобразная роль, которую здесь играет капитал, приводит к тому, что с такой же старательностью, с какой «просвещенная» политическая экономия пыталась внушить, что деньги не капитал, — с такой же старательностью эта банкирская политическая экономия внушает, что деньги в действительности представляют собой капитал par excellence *.

В дальнейшем исследовании мы покажем, что денежный капитал здесь смешивается с moneyed capital ** в смысле капитала, приносящего проценты, тогда как в первом смысле денежный капитал означает всегда лишь переходную форму капитала, рассматриваемую в отличие от других форм капитала:

от товарного капитала и производительного капитала.

Банковский капитал состоит: 1) из наличных денег, золота или банкнот; 2) из ценных бумаг. Эти последние мы можем снова разделить на две части: торговые бумаги, то есть текущие векселя, для которых время от времени истекает срок и в учете которых состоит собственно деятельность банкира;

до преимуществу. Ред. денежным капиталом. Ред.

510

и публичные ценные бумаги, как, например, государственные облигации, казначейские свидетельства, всякого рода акции, — короче, бумаги, приносящие проценты, но существенно отличающиеся от векселей. Сюда могут быть причислены также ипотеки. Капитал, составляющийся из этих вещественных составных частей, разделяется опять-таки на капитал, вложенный самим банкиром, и депозиты, составляющие его banking capital, или заемный капитал. В банках с банкнотной эмиссией сюда относятся также и банкноты. Депозиты и банкноты мы пока оставим в стороне. Ясно во всяком случае, что действительные составные части банкирского капитала — деньги, векселя, процентные бумаги — нисколько не изменяются от того, представляют ли эти различные элементы собственный капитал банкира или же депозиты, то есть капитал других людей. Разделение капитала на части остается неизменным, независимо от того, ведет ли банкир свое дело только при помощи собственного капитала или же только при помощи капитала, депонированного у него.

Форма капитала, приносящего проценты, приводит к тому, что каждый определенный и регулярный денежный доход представляется процентом на капитал независимо от того, возникает ли этот доход из капитала или нет. Сначала денежный доход превращается в процент, а затем, раз есть процент, найдется уж и капитал, из которого денежный доход возникает. Равным образом, когда есть капитал, приносящий проценты, всякая сумма стоимости представляется капиталом, раз она не расходуется как доход, — представляется именно основной суммой (principal), в противоположность возможному или действительному проценту, который она может приносить.

Суть дела проста: пусть средняя процентная ставка 5% в год. Следовательно, сумма в 500 ф. ст., превращенная в капитал, приносящий проценты, давала бы ежегодно 25 фунтов стерлингов. Каждый фиксированный ежегодный доход в 25 ф. ст. рассматривается поэтому как процент на капитал в 500 фунтов стерлингов. Однако это — чисто иллюзорное представление, за исключением того случая, когда источник дохода в 25 ф. ст. — есть ли он простой титул собственности, или долговое требование, или же действительный элемент производства, как, например, земельный участок, — может быть непосредственно передан или же приобретает форму, в которой он способен к передаче. Возьмем для примера государственный долг и заработную плату.

Государство должно ежегодно выплачивать своим кредиторам определенный процент за капитал, который оно получает

513

взаймы. Здесь кредитор не может требовать от должника погашения долга, он может только продать свое долговое требование, свой титул собственности. Самый капитал потреблен, израсходован государством. Он больше не существует. Что касается кредитора государства, то он: 1) обладает долговым обязательством государства, скажем, на 100 фунтов стерлингов; 2) получает в силу этого обязательства право на известную часть годовых доходов государства, то есть на известную часть годовых налогов в размере, скажем, 5 ф. ст. или 5%; 3) может продать это долговое обязательство на 100 ф. ст. всякому другому лицу. Если процентная ставка 5% и если платежеспособность государства не вызывает сомнений, то владелец А может, вообще говоря, продать долговое обязательство В за 100 ф. ст., потому что для В совершенно безразлично, ссужает ли он 100 ф. ст. из 5% годовых или же путем уплаты 100 ф. ст. обеспечивает себе ежегодную дань со стороны государства в размере 5 фунтов стерлингов. Но во всех этих случаях капитал, отпрыском (процентом) которого считаются платежи государства, остается иллюзорным, фиктивным капиталом. И не только потому, что сумма, данная в ссуду государству, вообще уже не существует. Сумма эта никогда вообще не предназначалась для того, чтобы ее затратить, вложить как капитал, а между тем только применение ее в качестве капитала могло бы превратить ее в самосохраняющуюся стоимость. Для первоначального кредитора А причитающаяся ему доля ежегодных налогов представляет собой процент на его капитал, — так же, как для ростовщика процентом на капитал представляется причитающаяся ему часть имущества мота, хотя в обоих случаях денежная сумма, данная взаймы, была израсходована не как капитал. Возможность продать долговое обязательство государства представляет для А возможность вернуть основную сумму. Что касается В, то с его частной точки зрения капитал его вложен как капитал, приносящий проценты. По существу же дела В только стал на место А и купил принадлежащее последнему долговое требование к государству. Как бы ни умножались сделки этого рода, капитал государственного долга остается чисто фиктивным, и с того момента, как долговые свидетельства перестали бы находить себе покупателей, исчезла бы даже видимость этого капитала. Тем не менее, как мы сейчас увидим, этот фиктивный капитал обладает своим собственным движением.

Теперь в противоположность капиталу государственного долга, где в качестве капитала выступает отрицательная величина, — так как вообще капитал, приносящий проценты,

514

порождает всякие извращенные формы, то и долги в представлении банкира могут казаться товарами, — мы рассмотрим рабочую силу. Заработная плата принимается здесь как процент, а следовательно, рабочая сила — как капитал, приносящий эти проценты. Если, например, годовая заработная плата = 50 ф. ст., а ставка процента — 5%, то рабочая сила, функционирующая в течение года, считается равной капиталу в 1 000 фунтов стерлингов. Нелепость капиталистического способа представления достигает здесь своего апогея; вместо того чтобы объяснять эксплуатацией рабочей силы увеличение стоимости капитала, наоборот, производительность рабочей силы объясняется тем, что сама рабочая сила является этой таинственной вещью, капиталом, приносящим проценты. Во второй половине XVII века (например, у Петти) это было излюбленным представлением, но и в наши дни оно со всей серьезностью используется отчасти вульгарными экономистами, отчасти же и главным образом немецкими статистиками ¹). К сожалению, имеются два обстоятельства, неприятным образом опрокидывающих это безмозглое представление: во-первых, рабочий должен работать, чтобы получать эти проценты, и, во-вторых, он не может обратить в звонкую монету капитальную стоимость своей рабочей силы путем ее передачи другому. Более того, годовая стоимость его рабочей силы равна его средней годовой заработной плате, и своим трудом он должен возместить для покупателя его рабочей силы именно эту стоимость плюс прибавочную стоимость, то есть ее прирост. При системе рабства работник имеет капитальную стоимость, именно покупную цену. И если его отдают внаем, то наниматель должен, во-первых, уплатить процент на его покупную цену и, кроме того, возмещать ежегодный износ капитала.

Образование фиктивного капитала называют капитализацией. Капитализируется каждый регулярно повторяющийся доход, причем его исчисляют по средней процентной ставке как доход, который приносил бы капитал, отданный в ссуду из этого процента; если, например, годовой доход = 100 ф. ст. и ставка процента = 5%, то 100 ф. ст. составляли бы годовой процент на 2 000 ф. ст., и эти 2 000 ф. ст. будут считаться теперь капитальной стоимостью юридического титула собственности

«Рабочий имеет капитальную стоимость, величина которой определится, если мы будем рассматривать денежную стоимость его ежегодного заработка как процентный доход... Если... капитализировать из 4% средний дневной заработок, то получится средняя стоимость одного сельскохозяйственного рабочего мужского пола: для немецкой Австрии — 1 500 талеров, для Пруссии — 1 500. для Англии — 3 750, для Франции — 2 000, для Центральной России — 750 талеров» {Von Reden. «Vergleichende Kultur-Statistik etc. ». Berlin, 1848, S. 434).

515

на ежегодный доход в 100 фунтов стерлингов. Для того, кто купил этот титул собственности, 100 ф. ст. годового дохода действительно представляют процент на его капитал, вложенный из 5%. Таким образом всякая связь с действительным процессом возрастания капитала исчезает бесследно, и представление о капитале как о стоимости, самовозрастающей автоматически, окончательно упрочивается.

Даже там, где долговое свидетельство — ценная бумага — не представляет чисто иллюзорный капитал, как в случае с государственными долгами, капитальная стоимость этой бумаги чисто иллюзорная. Мы видели выше *, каким образом кредит создает акционерный капитал. Бумаги служат титулами собственности, представляющими этот капитал. Акции железнодорожных, горных, пароходных и других обществ являются представителями действительного капитала, именно капитала, вложенного и функционирующего в этих предприятиях, или денежной суммы, авансированной участниками с целью израсходовать ее в этих предприятиях как капитал. При этом отнюдь не исключено, что акции могут представлять также и чистое мошенничество. Однако данный капитал не существует вдвойне, — один раз как капитальная стоимость титула собственности, акций, и другой раз как капитал, действительно вложенный или подлежащий вложению в упомянутые предприятия. Капитал существует лишь в этой последней форме, и акция есть лишь титул собственности, pro rata **, на реализуемую им прибавочную стоимость. А может продать титул В. В может продать его С. Такие сделки ничего не меняют в существе дела. А или В превращает в таком случае свой титул в капитал, а С свой капитал — в простой титул собственности на прибавочную стоимость, ожидаемую от акционерного капитала.

Самостоятельное движение стоимости этих титулов собственности — не только государственных ценных бумаг, но и акций — поддерживает иллюзию, будто они образуют действительный капитал наряду с тем капиталом или с тем притязанием, титулами которых они, может быть, являются. А именно, они становятся товарами, цена которых имеет особое движение и особым образом устанавливается. Их рыночная стоимость получает отличное от их номинальной стоимости определение, не связанное с изменением стоимости действительного капитала (хотя и связанное с увеличением этой стоимости). С одной стороны, рыночная стоимость их колеблется вместе с высотой и обеспеченностью доходов, на которые они дают право.

* См. настоящий том, стр. 479—480. Ред. ' ** — пропорционально. Ред.

516

Если номинальная стоимость акции, то есть действительно затраченная сумма, которую она первоначально представляла, есть 100 ф. ст. и если предприятие вместо 5% приносит 10%, то рыночная стоимость акции при прочих равных условиях и при процентной ставке в 5% поднимается до 200 ф. ст., потому что, капитализированная из 5%, она представляет теперь фиктивный капитал в 200 фунтов стерлингов. Тот, кто покупает ее за 200 ф. ст., получает 5% дохода с этой затраты капитала. Обратное имеет место, если доход предприятия уменьшается. Рыночная стоимость этих бумаг отчасти спекулятивна, так как она определяется не только действительным доходом, но и ожидаемым, заранее исчисленным. Но при том условии, если увеличение стоимости действительного капитала является постоянным, или же, где, как в случае государственного долга, никакого капитала не существует, если ежегодный доход фиксирован законом и вообще достаточно обеспечен, цена этих ценных бумаг будет подниматься и падать в направлении, обратном движению ставки процента. Если процентная ставка повышается с 5% до 10%, то ценная бумага, обеспечивающая доход в 5 ф. ст., будет представлять капитал только в 50 фунтов стерлингов. Если же процентная ставка понижается до 2¹/₂%, — та же самая ценная бумага представляет капитал в 200 фунтов стерлингов. Ее стоимость есть всегда лишь капитализированный доход, то есть доход, исчисленный на иллюзорный капитал в соответствии с существующей процентной ставкой. Таким образом, во время затруднений на денежном рынке эти ценные бумаги падают в цене в силу двоякого рода причин: во-первых, потому что повышается процентная ставка, и, во-вторых, потому что их массами выбрасывают на рынок с целью реализовать в деньгах. Это падение цен имеет место и в том случае, когда доход, обеспечиваемый этими бумагами их владельцу, остается постоянным, как у держателей государственных ценных бумаг, и в том случае, когда возрастание действительного капитала, представляемого ценными бумагами, будет затронуто нарушениями процесса воспроизводства, — как это бывает с промышленными предприятиями. В последнем случае к вышеупомянутому обесценению присоединяется только еще новое. После того как буря миновала, курс ценных бумаг снова достигает своего прежнего уровня, если они не представляют предприятий, потерпевших крах или дутых. Их обесценение во время кризиса действует как мощное средство централизации денежного имущества²).

²) {Непосредственно после февральской революции, когда В Париже товары и ценные бумаги были в высшей степени обесценены и совершенно не находили покупа-

517

Поскольку обесценение или повышение стоимости этих бумаг не зависит от движения стоимости действительного капитала, который они представляют, богатство нации после такого обесценения или повышения стоимости остается таким же, каким оно было до него.

«К 23 октября 1847 г. государственные фондовые бумаги и акции каналов и железных дорог обесценились уже на 114752225 ф. ст.» (Моррис, управляющий Английским банком, показание в отчете «Commercial Distress» 1847-1848 [№ 3800]).

Поскольку их обесценение не выражало действительного застоя производства и перевозок по железным дорогам и каналам, или прекращения уже работающих предприятий, или бесполезной затраты капитала на предприятия, действительно ничего не стоящие, нация не стала беднее ни на грош от того, что лопнули эти мыльные пузыри номинального денежного капитала.

В действительности все эти бумаги суть не что иное, как накопленные притязания, юридические титулы на будущее производство, денежная или капитальная стоимость которых либо вовсе не представляет никакого капитала, как в случае государственных долгов, либо регулируется независимо от стоимости действительного капитала, который они представляют.

Во всех странах капиталистического производства в этой форме существует огромная масса так называемого приносящего процента капитала, или moneyed capital. И под накоплением денежного капитала большей частью подразумевается только накопление этих притязаний на производство, накопление рыночной цены, иллюзорной капитальной стоимости этих притязаний.

И вот часть банкирского капитала вложена в эти так называемые процентные бумаги. Это — собственно часть резервного капитала, который не функционирует в собственно банковском деле. Наиболее значительная часть этих бумаг состоит из векселей, то есть платежных обязательств промышленных капиталистов или купцов. Для денежного кредитора векселя эти являются процентными бумагами, то есть, покупая эти бумаги, он вычитает проценты за время, остающееся до срока

телей, один швейцарский купец в Ливерпуле, г-н Р. Цвильхенбарт (рассказавший этот случай моему отцу), обратив в деньги все, что можно было, отправился с этой наличностью в Париж и сделал Ротшильду предложение совместно предпринять аферу. Ротшильд пристально посмотрел на него, а затем, приблизившись к нему, положил руки на плечи и спросил: «Avez vous de 1'argent sur vous?» — «Oui, M. le baron!» — «Alors vous etes mon homme!» [«А у вас есть деньги?»—«Да, г-н барон!»—«Ну, тогда вы тот, кто мне нужен!»].— И оба они сделали блестящую аферу.— Ф. Э.]

518

платежа. Это и есть то, что называют учетом. Таким образом, величина вычета из суммы, представляемой векселем, зависит от высоты процентной ставки в данное время.

Наконец, последняя часть капитала банкира состоит из его денежного резерва в золоте или банкнотах. Вклады, если только договором не обусловлен более или менее длительный срок, во всякий момент могут быть истребованы вкладчиком. Они находятся в состоянии постоянных приливов и отливов. Но на смену извлеченных вкладов поступают новые, так что в период нормального хода дел их средняя величина мало изменяется.

В странах с развитым капиталистическим производством резервные фонды банков всегда выражают в среднем количество денег, существующих в качестве сокровища, причем часть этого последнего опять-таки состоит из бумаг, из простых свидетельств на получение золота, которые, однако, не имеют никакой собственной стоимости. Поэтому большая часть банкирского капитала совершенно фиктивна и состоит из долговых требований (векселей), государственных бумаг (представляющих прошлый капитал) и акций (свидетельств на получение будущего дохода). При этом не следует забывать, что денежная стоимость того капитала, который представлен этими бумагами, находящимися в сейфах банкиров, является совершенно фиктивной даже в том случае, если они суть свидетельства на обеспеченный доход (как государственные бумаги) или служат титулом собственности на действительный капитал (как акции), и что денежная стоимость эта регулируется независимо от стоимости действительного капитала, который упомянутые бумаги, по крайней мере отчасти, представляют; если же они представляют не капитал, а простое требование на доходы, то требование на один и тот же доход выражается в постоянно изменяющемся фиктивном денежном капитале. Сюда присоединяется еще то обстоятельство, что этот фиктивный капитал банкира представляет большей частью не собственный его капитал, а капитал публики, которая вкладывает его в банк под проценты или без них.

Вклады производятся всегда деньгами, золотом или банкнотами, или свидетельствами на их получение. За исключением резервного фонда, который в зависимости от потребностей действительного обращения то сокращается, то расширяется, вклады эти на деле всегда находятся в руках, с одной стороны, промышленных капиталистов и купцов, которые за счет вкладов учитывают свои векселя и получают ссуду; с другой стороны, в руках торговцев ценными бумагами (биржевых маклеров) или в руках частных лиц, продавших свои ценные бумаги,

519

или в руках правительства (в случаях со свидетельствами казначейства и новыми займами). Самые вклады играют двоякую роль. С одной стороны, они, как было уже упомянуто, даются в ссуду в качестве капитала, приносящего проценты, и, следовательно, не находятся в кассах банков, а лишь фигурируют в их книгах как сумма, причитающаяся вкладчикам. С другой стороны, они функционируют только как такие простые записи в книгах, поскольку взаимные требования вкладчиков выравниваются посредством чеков на вклады и взаимно списываются со счетов; при этом совершенно безразлично, находятся ли вклады у одного и того же банкира, так что этот последний осуществляет взаимное выравнивание счетов, или же это выполняется различными банками, которые взаимно обмениваются своими чеками, уплачивая лишь разницу.

С развитием капитала, приносящего проценты, и кредитной системы всякий капитал представляется удвоенным, а в некоторых случаях даже утроенным вследствие разных способов, благодаря которым один и тот же капитал или даже одно и то же долговое требование появляется под различными формами в различных руках³). Большая часть этого «денежного капитала» совершенно фиктивна. Все вклады, за исключением резервного фонда, представляют не что иное, как долговые обязательства банкира, и никогда не существуют в наличности. Поскольку они служат для жирооборота, они функционируют как капитал для банкиров, после того как эти последние отдадут их в ссуду. Банкиры расплачиваются друг с другом свидетельствами на несуществующие вклады, взаимно списывая со счетов эти долговые требования.

³) (Это удвоение и утроение капитала за последние годы развилось значительно шире благодаря, например, финансовым трестам, занимающим уже в лондонских биржевых отчетах особую рубрику. Образуется общество для приобретения известного рода процентных бумаг, скажем, иностранных государственных ценных бумаг, английских городских или американских государственных облигаций, железнодорожных акций и т. д. Капитал, скажем в 2 млн. ф. ст., собирается путем подписки на акции;

дирекция приобретает соответственные ценности или же более или менее энергично спекулирует на них и распределяет годовые проценты за вычетом издержек между акционерами в качестве дивиденда. Далее, у некоторых акционерных обществ вошло в обыкновение разделять обыкновенные акции на два класса: preferred и deferred [привилегированные и второочередные]. Акции preferred приносят фиксированный процент, скажем 5%, конечно, при том условии, что это допускает общая прибыль предприятия; если сверх того остается некоторый избыток, он распределяется по акциям deferred. Таким путем «солидные» вложения капитала в preferred более или менее изолируются от спекуляции в собственном смысле слова, оперирующей с deferred. Но так как .отдельные крупные предприятия не желают подчиняться этой новой моде, то начали образовываться общества, .которые, вложив один или несколько миллионов фунтов стерлингов в акции этих предприятий, выпускают затем на номинальную стоимость этих акций новые акции, но уже наполовину preferred, наполовину deferred. В таких случаях первоначально выпущенные акции удваиваются, так как они служат основанием для нового выпуска акций. — Ф. Э.}

520

А. Смит говорит следующее относительно той роли, которую играет капитал при денежных ссудах:

«Даже в денежно-ссудном деле деньги играют роль как бы свидетельства, при помощи которого капиталы, не находящие себе применения у своего владельца, передаются из рук в руки. Эти капиталы могут почти неограниченно превышать по своей величине денежную сумму, служащую орудием их передачи; те же самые деньги последовательно служат при многих различных займах, точно так же, как и при многих различных покупках. Например, А ссужает W 1 000 ф. ст., на которые W тотчас же покупает у В товаров на 1 000 фунтов стерлингов. Так как В не находит применения для денег, он ссужает те же деньги X, а Х при их помощи опять-таки немедленно покупает у С товаров на 1 000 фунтов стерлингов. Таким же образом и на том же основании С ссужает свои деньги У, который снова покупает на них товары у D. Таким образом, одни и те же деньги, золотые или бумажные, могут в течение немногих дней служить посредниками для трех различных займов и трех различных покупок, причем каждая из этих сделок по своей стоимости равна всей сумме этих денег. Владельцы денег А, В и С передали трем заемщикам W, Х и Y только власть совершить эти покупки. В этой власти состоит как ценность, так и польза этих займов. Капитал, данный в ссуду тремя капиталистами, равен стоимости товаров, которые могут быть на него куплены, и втрое больше, чем стоимость денег, при помощи которых совершаются эти покупки. Тем не менее все эти ссуды могут быть вполне обеспечены, так как товары, купленные должниками на занятые деньги, употребляются таким способом, что со временем они возвращают свою стоимость с прибылью в золотых или бумажных деньгах. И подобно тому, как одни и те же деньги могут служить средством для различных займов, превышающих в общей сложности стоимость этих денег в три или даже в тридцать раз, равным образом они могут последовательно служить средством для возврата этих займов» ([A. Smith. «An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations». Vol. I, London, 1776] Book II, ch. IV [p. 428-429]).

Так как одни и те же деньги, в зависимости от скорости их обращения, могут совершать несколько различных покупок, то они могут также совершать несколько различных займов, потому что купля передает их из одних рук в другие, а заем есть не что иное, как передача денег из рук в руки, неопосредствуемая куплей. Для каждого из продавцов деньги представляют превращенную форму его товара; в настоящее время, когда всякая стоимость принимает вид капитальной стоимости, деньги в различных займах представляют поочередно различные капиталы, что является лишь иным выражением того установленного выше положения, что деньги могут последовательно реализовывать различные товарные стоимости. Наряду с этим деньги служат средством обращения, с помощью которого происходит перемещение вещественного капитала из одних рук в другие. При ссуде деньги переходят из рук в руки не как средство обращения. Пока они остаются в руках кредитора, они в его руках не средство обращения, а форма существования

521

стоимости его капитала. И в этой форме он передает их при ссуде третьему лицу. Если бы А ссудил деньги В, а В ссудил их С без посредства купли, то данная сумма денег представляла бы не три капитала, а один, только одну капитальную стоимость. Сколько капиталов деньги действительно представляют, зависит от того, насколько часто они функционируют как форма стоимости различных товарных капиталов.

То, что А. Смит говорит о ссудах вообще, приложимо и к вкладам, которые суть лишь особое название ссуд, предоставляемых публикой банкиру. Одни и те же деньги могут служить в качестве орудия для любого числа вкладов.

«Бесспорная истина, что 1 000 ф. ст., которые вы сегодня депонировали у А, завтра будут снова выданы и составят вклад у В. Послезавтра они могут быть снова выданы В, депонированы у С и так далее до бесконечности. Следовательно, одна и та же сумма денег в 1 000 ф. ст. может посредством ряда передач умножиться до абсолютно неограниченной суммы вкладов. Поэтому возможно, что девять десятых всех вкладов в Англии существуют только в виде соответствующих записей в бухгалтерских книгах банкиров... Так, в Шотландии, где находящиеся в обращении деньги никогда не превышают 3 млн. ф. ст., вклады составляют 27 миллионов. Пока не наступит всеобщее истребование вкладов, одна и та же тысяча фунтов стерлингов, странствуя туда и сюда, может с такой же легкостью покрыть столь же неопределенную сумму. Так как те же 1 000 ф. ст., которыми я плачу сегодня мой долг коммерсанту, завтра покроют его долг другому купцу, а послезавтра долг банку и так далее до бесконечности, то одни и те же 1 000 ф. ст. могут переходить из рук в руки, от банка к банку, покрывая самую крупную сумму вкладов» («The Currency Theory Reviewed etc.» [Edinburgh, 1845], p. 62—63).

И так как в этой кредитной системе все удваивается, утраивается и превращается в простой призрак, то это справедливо и по отношению к «резервному фонду», в котором надеются, наконец, нащупать нечто реальное.

Послушаем опять г-на Морриса, управляющего Английским банком:

«Резервные фонды частных банков находятся в руках Английского банка в форме вкладов. Отлив золота, по-видимому, сначала касается лишь Английского банка; в действительности, однако, отлив золота в такой же степени затронул бы и резервы других банков, так как он означал бы отлив части резервов, которые они имеют в нашем Банке. Совершенно такое же влияние оказал бы он на резервы всех провинциальных банков» («Commercial Distress» 1847-1848 [№№ 3639-3642]).

Итак, в конце концов эти резервные фонды растворяются в резервном фонде Английского банка⁴). Но и этот резервный фонд существует опять-таки в двоякой форме. Резервный фонд

⁴* {Насколько широкое развитие получила с тех пор эта практика, доказывают следующие заимствованные из «Daily News»¹²³ от 15 декабря 1892 г. официальные

522

банкового отделения равняется избытку количества банкнот, которое Банк имеет право выпустить, сверх их количества, находящегося в обращении. Установленный законом максимум банкнотной эмиссии = 14 миллионам (для которых не требуется металлического обеспечения; это соответствует приблизительно величине государственного долга Банку) плюс сумма банковского запаса благородного металла. Таким образом, если этот запас == 14 млн. ф. ст., то Банк имеет право выпустить на 28 млн. ф. ст. банковых билетов, и если из этой суммы 20 миллионов находятся в обращении, то резервный фонд банкового отделения == 8 миллионам. Эти 8 миллионов банкнотами составляют в таком случае законный банкирский капитал, которым Банк может распоряжаться, и в то же время резервный фонд для его вкладов. Если теперь наступит отлив золота, уменьшающий металлический запас на 6 миллионов, — а в связи с этим на такую же сумму должны быть уничтожены и банкноты, — то резерв банкового отделения упадет с 8 миллионов до 2 миллионов. С одной стороны, Банк повысил бы значительно свою учетную ставку, с другой стороны, зна-

данные относительно резервов в пятнадцати крупнейших лондонских банках в ноябре 1892 года.

Из этих почти 28 миллионов резерва по меньшей мере 25 миллионов депонированы в Английском банке, и самое большее 3 миллиона имеются наличными в кассах самих 15 банков. Между тем наличный резерв банкового отделения Английского банка в том же ноябре 1892 г. ни разу не достигал полных 16 миллионов! — Ф. Э.}

523

чительно уменьшился бы резервный фонд, обеспечивающий вклады банков и других вкладчиков. В 1857 г. четыре крупнейших акционерных банка в Лондоне угрожали, что если Английский банк не добьется правительственного распоряжения о приостановке действия банковского акта 1844 г.⁵), они потребуют назад свои вклады, что привело бы банковое отделение к банкротству. Таким образом, банковое отделение может, как в 1847 г., обанкротиться, в то время как в эмиссионном отделении лежат многие миллионы (например в 1847 г. — до 8 миллионов) в качестве обеспечения обратимости циркулирующих банкнот. Но и это последнее опять же иллюзорно.

«Большая часть вкладов, которые непосредственно не нужны самим банкирам, попадает в руки billbrokers» (буквально: вексельных маклеров, по существу дела — полубанкиров), «которые в качестве обеспечения данной им ссуды предлагают банкиру торговые векселя, уже учтенные ими для разных лиц в Лондоне или провинции. Billbroker ответственен перед банкиром за уплату этих money at call» (деньги, которые должны быть возвращены по первому требованию); «и этого рода операции совершаются в таких огромных размерах, что г-н Нив, нынешний управляющий» {Английским} «банком, говорит в своем свидетельском показании:

«Нам известно, что один маклер имел 5 миллионов, и мы имеем основание предположить, что у другого было 8—10 миллионов; один имел 4, другой 3/2, третий более 8 миллионов. Я говорю о вкладах, перешедших в руки маклеров»» («Report of Committee on Bank Acts», 1858, p. V, № 8).

«Лондонские billbrokers вели свои колоссальные операции без всякого наличного резерва; они рассчитывали на поступления по имеющимся у них векселям, сроки которых постепенно истекают, или, в случае нужды, на возможность получить ссуду из Английского банка под обеспечение дисконтированных ими векселей» [там же, стр. VIII, № 17]. — «Две фирмы лондонских billbrokers приостановили платежи в 1847 году; обе впоследствии возобновили дело. В 1857 г. они снова приостановили платежи. Пассив одной фирмы в 1847 г. был в округленных цифрах 2 683 000 ф. ст. при капитале в 180 000 фунтов стерлингов; ее пассив в 1857 г. был 5 300 000 ф. ст., в то время как капитал равнялся, по всей вероятности, не более чем одной четверти того, что она имела в 1847 году. Пассивы другой фирмы колебались в обоих случаях между 3 или 4 миллионами при капитале, не превышавшем 45 000 фунтов стерлингов» (там же, стр. XXI, № 52).

⁵) Приостановка действия банковского акта 1844 г. позволяет Банку выпускать любое количество банкнот, не заботясь о покрытии их находящимся в руках Банка золотым запасом, следовательно, позволяет создавать любые количества бумажного фиктивного денежного капитала и при помощи последнего давать ссуды банкам и вексельным маклерам, а через них и торговцам. [Ф. Э.]

524

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. — I

Единственно трудные вопросы в исследовании кредита, к которым мы теперь подходим, суть следующие:

Во-первых, накопление собственно денежного капитала. В какой мере оно является и в какой не является признаком действительного накопления капитала, то есть воспроизводства в расширенном масштабе? Есть ли так называемое plethora — избыток капитала, выражение, применяемое всегда только к капиталу, приносящему проценты, то есть к денежному капиталу, — лишь особый способ выражения промышленного перепроизводства, или же оно представляет собой особое явление наряду с этим последним? Совпадает ли это plethora, это избыточное предложение денежного капитала с наличностью денежных масс (слитков, золотых денег и банкнот), лежащих без движения, и можно ли рассматривать этот избыток действительных денег как выражение и форму проявления указанного plethora ссудного капитала?

И, во-вторых, в какой степени денежное затруднение, то есть недостаток ссудного капитала, выражает недостаток действительного капитала (товарного капитала и производительного капитала) ? В какой степени, с другой стороны, оно совпадает с недостатком денег, как таковых, с недостатком средств обращения?

Поскольку мы рассматривали до сих пор специфическую форму накопления денежного капитала и денежного имущества вообще, мы видели, что эта форма накопления сводится к накоплению притязаний собственности на труд. Накопление капитала в виде обязательств государственного долга означает, как оказалось, лишь увеличение класса кредиторов государства, которые получают право присваивать себе известные суммы из общей массы налогов ⁶). В том факте, что даже накопление

^в) «Государственные процентные бумаги суть не что иное, как иллюзорный капитал, представляющий часть ежегодного дохода, предназначенную для уплаты долга.

525

долгов может выступать как накопление капитала, со всей полнотой обнаруживается то извращение, которое имеет место в системе кредита. Эти долговые свидетельства, выданные за первоначально взятый взаймы и давно уже израсходованный капитал, эти бумажные дубликаты уничтоженного капитала функционируют для своих владельцев как капитал, поскольку они являются пригодными к продаже товарами и, следовательно, могут быть обратно превращены в капитал.

Правда, мы также видели, что титулы собственности на общественные предприятия, железные дороги, рудники и т. п. являются фактически титулами на действительный капитал. Однако они не дают возможности распоряжаться этим капиталом. Его нельзя извлечь. Эти титулы дают только юридическое право на получение части прибавочной стоимости, которая должна быть присвоена этим капиталом. Но эти титулы становятся также и бумажными дубликатами действительного капитала; дело происходит таким образом, как если бы накладная приобрела стоимость наряду с самим грузом и одновременно с ним. Они становятся номинальными представителями несуществующего капитала. Ибо действительный капитал существует наряду с ними и, конечно, не переходит в другие руки оттого, что эти дубликаты переходят из рук в руки. Они делаются формой капитала, приносящего проценты, не только потому, что обеспечивают известный доход, но и потому, что путем продажи за них можно получить обратно деньги как за капитальные стоимости. Поскольку накопление этих бумаг выражает накопление железных дорог, рудников, пароходов и т. п., оно выражает расширение действительного процесса воспроизводства, — совершенно так же, как увеличение налоговых требований, например, на движимое имущество свидетельствует о возрастании этой движимости. Но в качестве дубликатов, которые сами могут продаваться как товары, а потому обращаются как капитальные стоимости, они иллюзорны, и величина их стоимости может повышаться и падать совершенно независимо от движения стоимости действительного капитала, титулами на который они являются. Величина их

Соответствующий капитал был растрачен; он определил собой сумму займа, однако государственные процентные бумаги представляют не этот капитал, ибо он уже совершенно не существует. Между тем новые богатства должны быть созданы промышленным трудом; каждый год часть этих богатств заранее предназначается для тех, кто ссудил богатства, впоследствии уничтоженные; часть эта посредством налогов отнимается у производителей богатства, чтобы быть отданной кредиторам государства, причем, сообразно обычному для данной страны отношению между капиталом и процентом, предполагается иллюзорный капитал, эквивалентный тому, который мог бы порождать ежегодную ренту, причитающуюся кредиторам» (Sismondi. -«Nouveaux principes». (Seconde edition, Paris, 1827] II, p. 229-230).

526

стоимости, то есть их биржевой курс, имеет обязательную тенденцию повышаться с падением ставки процента, поскольку последнее, независимо от специфического движения денежного капитала, является простым следствием тенденции нормы прибыли к понижению. Таким образом, уже в силу одной этой причины с развитием капиталистического производства это фиктивное богатство возрастает вследствие роста стоимости каждой из его пропорциональных частей, имеющих определенную первоначальную номинальную стоимость⁷).

Выигрыш и потеря благодаря колебаниям цен этих титулов собственности, как и их централизация в руках железнодорожных королей и т. п., по самой природе вещей все более и более становятся результатом игры, которая теперь выступает вместо труда, а также вместо прямого насилия, в качестве первоначального способа приобретения капиталистической собственности. Этот вид фиктивного денежного имущества, как мы уже отмечали, составляет весьма значительную часть не только денежного имущества частных лиц, но также и банкирского капитала.

Можно было бы, — мы упоминаем об этом лишь затем, чтобы поскорее покончить с этим вопросом, — под накоплением денежного капитала понимать также накопление богатства в руках банкиров (денежных кредиторов по профессии) как посредников между частными денежными капиталистами, с одной стороны, и государством, общинами и производительными заемщиками — с другой; причем все колоссальное расширение кредитной системы, вся система кредита эксплуатируется этими банкирами как их частный капитал. Эти молодцы имеют капиталы и доходы всегда в денежной форме или в форме прямых требований на деньги. Накопление состояний этими банкирами может совершаться в направлении, весьма отличном от действительного накопления, но во всяком случае доказывает, что они прибирают к рукам добрую долю последнего.

Ограничим этот вопрос более узкими рамками. Государственные процентные бумаги, равно как и акции и всякого рода иные ценные бумаги, суть сферы вложения для ссудного капитала, для капитала, предназначенного приносить про-

⁷' Часть накопленного денежного капитала, предназначенного для ссуд, в действительности является простым выражением промышленного капитала. Так, например, когда Англия в 1857 г. вложила в американские железные дороги и другие предприятия 80 млн. ф. ст., то это совершилось почти исключительно за счет вывоза английских товаров, которые американцам вовсе не пришлось оплачивать. Английские экспортеры выписывали взамен этих товаров векселя на Америку, которые раскупались английскими подписчиками на акции и посылались в Америку в качестве уплаты за стоимость акций.

527

центы. Они суть формы отдачи его в ссуду. Но сами они не представляют собой тот ссудный капитал, который в них вкладывается. С другой стороны, поскольку кредит играет прямую роль в процессе воспроизводства, необходимо иметь в виду следующее: когда промышленник или купец хочет дисконтировать вексель или получить ссуду, ему не нужны ни акции, ни государственные бумаги. Ему нужны, деньги. Поэтому он закладывает или продает эти ценные бумаги, если он иным способом не может добыть себе денег. Вот о накоплении этого-то ссудного капитала у нас и идет речь, и притом специально о накоплении ссужаемого денежного капитала. Мы не говорим здесь о ссуде домов, машин и иного основного капитала. Мы не говорим также о тех ссудах, которые промышленники и торговцы предоставляют друг другу товарами и в рамках процесса воспроизводства, хотя и этот пункт нам предварительно придется еще рассмотреть подробнее; мы говорим исключительно о денежных ссудах, которые банкиры, как посредники, предоставляют промышленникам и купцам.

Итак, проанализируем сначала коммерческий кредит, то есть кредит, который оказывают друг другу капиталисты, занятые в процессе воспроизводства. Он образует основу кредитной системы. Его представителем является вексель, долговое свидетельство с определенным сроком платежа, document of deferred payment *. Каждый дает кредит одной рукой и получает кредит другой. Отвлечемся пока от банкирского кредита, который образует совершенно иной, существенно отличный момент. Поскольку эти векселя в свою очередь обращаются среди самих купцов как средство платежа, при помощи передаточных надписей от одного к другому, без посредствующего учета, то происходит лишь перенесение долгового требования с А на В, совершенно не изменяющее связи в целом. Одно лицо только ставится на место другого. Но даже и в этом случае погашение долгов может иметь место без вмешательства денег. Например, прядильщик А должен уплатить по векселю хлопковому маклеру В, а этот последний — импортеру С. Если С в то же время экспортирует пряжу, что случается довольно часто, то он может в обмен на вексель купить у А пряжи, а прядильщик А погашает свой долг маклеру В его же векселем, полученным А в счет платежа от С, причем деньгами придется уплатить самое большее только сальдо. Результатом всей этой

документ об отсрочке платежа. Ред.

528

сделки является лишь обмен хлопка на пряжу. Экспортер представляет только прядильщика, хлопковый маклер — производителя хлопка.

Относительно кругооборота этого чисто коммерческого кредита необходимо отметить два момента:

Во-первых: погашение этих взаимных долговых требований зависит от обратного притока капитала, то есть от акта Т — Д, который только отсрочен. Если прядильщик получил вексель от фабриканта ситца, то последний сможет уплатить, если он до срока уплаты успеет продать свой ситец, находящийся на рынке. Если спекулянт хлебом выдал вексель на своего агента, то агент сможет уплатить деньги, если тем временем ему удастся продать хлеб по ожидаемой цене. Таким образом, эти уплаты зависят от бесперебойности воспроизводства, то есть процесса производства и процесса потребления. Но так как кредит носит взаимный характер, то платежеспособность одного зависит в то же время от платежеспособности другого; ибо векселедатель, выдавая свой вексель, может рассчитывать или на возврат капитала в его собственном предприятии или на возврат капитала в предприятии третьего лица, которое в течение данного срока должно уплатить ему по векселю. Если оставить в стороне расчеты на возврат капитала, платеж может состояться только за счет резервного капитала, которым располагает векселедатель для выполнения своих обязательств в случае замедленного возврата капитала.

Во-вторых: эта кредитная система не устраняет необходимости уплаты наличными. Прежде всего, значительная часть затрат должна всегда производиться наличными: заработная плата, налоги и т. д. Далее, пусть, например. В, получивший от С вместо платежа вексель, сам должен до истечения срока этого векселя уплатить D по векселю, для которого уже наступил срок платежа, а для этого ему нужны наличные деньги. Такой совершенный кругооборот воспроизводства, какой выше предположен между производителем хлопка и прядильщиком, и наоборот, может составить только исключение; в действительности кругооборот постоянно прерывается во многих местах. При рассмотрении процесса воспроизводства («Капитал», кн. II, отдел III ¹²⁴) мы видели, что производители постоянного капитала частично обмениваются постоянным капиталом между собой. Вот почему векселя могут более или менее взаимно покрываться. То же самое имеет место в восходящей линии производства, где, например, торговец хлопком выписывает вексель на прядильщика, прядильщик — на фабриканта ситца, этот последний — на экспортера, экспортер — на импортера (быть

529

может, опять-таки на импортера хлопка). Однако здесь нет кругооборота сделок, а следовательно, нет и замыкающегося круга требований. Например, требование прядильщика ткачу не компенсируется требованием поставщика угля машиностроителю; прядильщик на своем предприятии никогда не может создать встречного требования машиностроителю, так как его продукт, пряжа, не входит в качестве элемента в процесс воспроизводства машин. Поэтому такие требования должны погашаться деньгами.

Границы этого коммерческого кредита, если их рассматривать сами по себе, таковы: 1) богатство промышленников и купцов, то есть резервный капитал, находящийся в их распоряжении на случай замедленного обратного притока капитала;

2) самый этот обратный приток. Последний может замедлиться на некоторое время, или товарные цены могут в течение данного периода времени упасть, или вдруг может оказаться, что товар вследствие застоя на рынке не находит сбыта. Чем долгосрочнее вексель, тем больше, во-первых, должен быть резервный капитал и тем значительнее возможность уменьшения и запоздания обратного притока вследствие падения цен или переполнения рынка. И далее, возврат тем менее обеспечен, чем более первоначальная сделка обусловливалась спекуляцией на повышение или падение товарных цен. Ясно, однако, что с развитием производительной силы труда, а следовательно, и производства в крупном масштабе: 1) рынки расширяются и удаляются от места производства, 2) кредит поэтому должен стать более долгосрочным, а следовательно, 3) все сильнее должен господствовать в сделках спекулятивный элемент. Производство в крупном масштабе и для отдаленных рынков бросает весь продукт в сферу торговли; однако немыслимо такое удвоение капитала нации, при котором торговцы сами по себе были бы в состоянии закупать на свой собственный капитал весь национальный продукт и затем снова продавать его. Следовательно, кредит здесь неизбежен — кредит, объем которого возрастает вместе с ростом стоимости производства и сроки которого удлиняются по мере увеличивающейся отдаленности рынков сбыта. Здесь имеет место взаимодействие. Развитие процесса производства расширяет кредит, а кредит приводит к расширению промышленных и торговых операций.

Если рассматривать этот кредит отдельно от банкирского кредита, то очевидно, что он растет вместе с размерами самого промышленного капитала. Ссудный капитал и промышленный капитал здесь тождественны; капиталы, предоставленные в ссуду, суть товарные капиталы, предназначенные или для

530

окончательного индивидуального потребления или для возмещения постоянных, .элементов производительного капитала. Следовательно, то, что здесь выступает в виде ссудного капитала, всегда есть капитал, находящийся в определенной фазе процесса воспроизводства, но переходящий посредством купли и продажи из одних рук в другие, причем эквивалент за него уплачивается покупателем лишь позднее, в заранее условленный срок. Так, например, хлопок в обмен на вексель переходит в руки прядильщика, пряжа в обмен на вексель — в руки фабриканта ситца, ситец в обмен на вексель переходит в руки купца, из рук которого в обмен на вексель попадает к экспортеру, последний, в обмен на вексель, передает его купцу в Индии, который продает его, покупая взамен индиго и т. д. В течение этого перехода из одних рук в другие хлопок совершает свое превращение в ситец, ситец в конце концов транспортируется в Индию, обменивается на индиго, которое привозится в Европу и там снова вступает в процесс воспроизводства. Различные фазы процесса воспроизводства опосредствуются здесь кредитом, так что прядильщик не оплачивает наличными хлопка, фабрикант ситца — пряжи, купец — ситца и т. д. В первых актах процесса товар-хлопок проходит различные фазы производства и переход этот опосредствуется кредитом. Но как только хлопок получил в производстве свою окончательную форму как товар, этот самый товарный капитал проходит еще лишь через руки различных купцов, которые транспортируют его на отдаленный рынок и последний из которых продает его в конце концов потребителю, покупая вместо того другой товар, входящий или в процесс потребления или в процесс воспроизводства. Следовательно, здесь надо различать два периода: в течение первого кредит опосредствует действительные последовательные фазы в производстве данного предмета; в течение второго — лишь переход его из рук одного купца в руки другого, куда включается и транспортировка, то есть осуществляется акт Т — Д. Но и здесь товар все же находится по крайней мере в акте обращения, следовательно, в одной из фаз процесса воспроизводства.

Итак, то, что здесь ссужается, отнюдь не является незанятым капиталом, — это капитал, который в руках своего владельца должен изменить свою форму, который существует в такой форме, когда он для своего владельца является просто товарным капиталом, то есть капиталом, который должен совершить обратное превращение, а именно, он в первую очередь должен по крайней мере превратиться в деньги. Итак, здесь кредит опосредствует метаморфоз товара: не только Т — Д,

531

но также Д — Т и действительный процесс производства. Если оставить в стороне банкирский кредит, то обилие кредита в пределах воспроизводственного кругооборота отнюдь не означает того, что имеется большой незанятый капитал, который предлагается в ссуду и ищет прибыльного приложения, — оно означает занятость большого количества капитала в процессе воспроизводства. Итак, кредит опосредствует здесь: 1) поскольку речь идет о промышленных капиталистах, — переход промышленного капитала из одной фазы в другую, связь между взаимно соприкасающимися и вторгающимися одна в другую сферами производства; 2) поскольку речь идет о купцах, — транспортировку и переход товаров из одних рук в другие до их окончательной продажи за деньги или их обмена на другой товар.

Максимум кредита означает здесь наиболее полное вовлечение промышленного капитала в производство, то есть крайнее напряжение его воспроизводительной силы, независимо от границ потребления. Эти границы потребления раздвигаются напряжением самого процесса воспроизводства; с одной стороны, оно увеличивает потребление доходов рабочими и капиталистами, с другой стороны, оно тождественно с напряжением производительного потребления.

Пока процесс воспроизводства протекает бесперебойно, а потому обратный приток капитала остается обеспеченным, этот кредит поддерживается и расширяется, причем расширение его опирается на расширение самого процесса воспроизводства. Как только наступает застой вследствие замедления обратного притока, переполнения рынков, понижения цен, появляется избыток промышленного капитала, но в такой форме, в какой последний не в состоянии выполнять свои функции. Налицо масса товарного капитала, но он не находит сбыта. Налицо масса основного капитала, но вследствие застоя воспроизводства он большей частью бездействует. Кредит сокращается: 1) потому что этот капитал не занят, то есть остановился в одной из фаз своего воспроизводства, потому что он не может совершить своего метаморфоза, 2) потому что подорвана вера в возможность бесперебойного течения процесса воспроизводства, 3) потому что уменьшается спрос на этот коммерческий кредит. Прядильщику, который сокращает свое производство и имеет на складе массу непроданной пряжи, незачем покупать хлопок в кредит. Купцу незачем покупать в кредит товары, так как их у него и без того более чем достаточно.

Итак, если нарушается это расширение или хотя бы только нормальное напряжение процесса воспроизводства, то вместе

532

с тем появляется и недостаток в кредите; становится труднее получить товары в кредит. Требование платежа наличными и осторожность .при продаже в кредит в особенности характерны для той фазы промышленного цикла, которая следует непосредственно за крахом. Во время же самого кризиса, когда каждый стремится, но не может продать и в то же время должен продать, чтобы заплатить, масса капитала — не свободного и ищущего приложения, а стесненного в процессе своего воспроизводства — наиболее значительна как раз тогда, когда всего сильнее нехватка кредита (и потому всего выше учетная ставка при банкирском кредите). Капитал, уже вложенный в дело, в это время действительно остается сплошь и рядом незанятым, так как приостановился процесс воспроизводства. Фабрики стоят, сырье накопляется, готовые продукты переполняют товарный рынок. В высшей степени неправильно поэтому приписывать такое положение дел нехватке производительного капитала. Как раз в этот период имеется избыток производительного капитала частью по сравнению с нормальным, но в данный момент сокращенным масштабом воспроизводства, частью по сравнению с уменьшенным потреблением.

Представим себе, что все общество состоит только из промышленных капиталистов и наемных рабочих. Далее, оставим в стороне изменения цен, которые препятствуют значительным частям всего капитала возмещаться согласно своим средним нормам и неизбежно должны вызывать временно всеобщий застой при той всеобщей связи между различными частями процесса воспроизводства, какая развивается в особенности благодаря кредиту. Оставим в стороне также фиктивные предприятия и спекулятивные обороты, поощряемые кредитом. Тогда кризис можно было бы объяснить только несоразмерностью производства в различных отраслях и несоразмерностью между потреблением самих капиталистов и их накоплением. Но при данном положении вещей возмещение капиталов, вложенных в производство, зависит главным образом от потребительной способности непроизводительных классов, тогда как потребительная способность рабочих ограничена частью законами заработной платы, частью тем, что рабочие лишь до тех пор находят себе занятие, пока они могут быть использованы с прибылью для класса капиталистов. Конечной причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребительная способность общества.

533

О действительном недостатке производительного капитала, по крайней мере у капиталистически развитых наций, речь может идти лишь в случае общего неурожая либо главных продуктов питания, либо важнейшего промышленного сырья.

Но к этому коммерческому кредиту присоединяется собственно денежный кредит. Взаимное кредитование промышленников и купцов переплетается с денежными ссудами, которые они получают от банкиров и денежных кредиторов. При дисконтировании векселя ссуда является лишь номинальной. Фабрикант продает свой продукт под вексель и дисконтирует последний у billbroker *. В действительности последний ссужает лишь кредит своего банкира, который, в свою очередь, ссужает ему денежный капитал своих вкладчиков, каковыми являются сами промышленники и купцы, а также и рабочие (при посредстве сберегательных касс), равно как и получатели земельной ренты и прочие непроизводительные классы. Таким образом, для каждого индивидуального фабриканта или купца устраняется как необходимость иметь солидный резервный капитал, так и зависимость от действительного обратного притока капитала. Но с другой стороны, частью благодаря дутым векселям, частью же благодаря товарным сделкам с единственной целью фабрикации векселей, весь процесс настолько усложняется, что видимость очень солидного предприятия с бесперебойным обратным притоком капиталов может спокойно сохраняться долгое время и после того, когда в действительности обратный приток достигается лишь за счет частью обманутых денежных кредиторов, частью обманутых производителей. Потому-то непосредственно перед крахом предприятие всегда имеет почти чрезмерно здоровый вид. Лучшее доказательство этому дают, например, «Reports on Bank Acts» 1857 и 1858 гг., согласно которым все директора банков, купцы, словом, все приглашенные в качестве экспертов, с лордом Оверстоном во главе, поздравляли друг друга с цветущим и здоровым развитием дел, — как раз за месяц до того, как в августе 1857 г. разразился кризис. И Тук в своей работе «History of Prices» поразительным образом также впадает в эту иллюзию при изложении истории каждого отдельного кризиса. Предприятия кажутся все еще в высшей степени здоровыми, и дела идут самым блестящим образом, пока вдруг не разражается крах.

Теперь мы возвратимся к накоплению денежного капитала.

* — вексельного маклера. Ред.

534

Не всякое увеличение ссудного денежного капитала указывает на действительное накопление капитала или расширение процесса воспроизводства. Яснее всего это обнаруживается в той фазе промышленного цикла, которая непосредственно следует за пережитым кризисом, когда ссудный капитал массами бездействует. В те моменты, когда процесс производства сокращается (в английских промышленных округах после кризиса 1847 г. производство сократилось на одну треть), когда цены товаров достигают своей низшей точки, когда дух предпринимательства парализован, в такие моменты господствует низкая процентная ставка, которая в данном случае указывает лишь на увеличение ссудного капитала как раз вследствие сокращения и парализованности промышленного капитала. При падении товарных цен, уменьшении оборотов, сокращении капитала, вложенного в заработную плату, требуется, конечно, меньше средств обращения; с другой стороны, после того как ликвидированы заграничные долги частью благодаря отливу золота, частью благодаря банкротствам, отпадает надобность в добавочных деньгах для функции мировых денег;

наконец, объем операций по учету векселей сокращается вместе с сокращением числа и общей суммы самих этих векселей, — все это очевидно само собой. Спрос на ссудный денежный капитал — и как на средство обращения и как на средство платежа — поэтому уменьшается (о новых затратах капитала пока нет речи), и поэтому наступает относительное изобилие этого капитала. Но в то же время, как будет показано впоследствии, и предложение ссудного денежного капитала при таких обстоятельствах положительно увеличивается.

Так, после кризиса 1847 г. имело место «сокращение оборотов и большое изобилие денег» («Comm. Distress» 1847—1848. Evidence № 1664), ставка процента была очень низкой вследствие «почти полного отсутствия торговли и почти полного отсутствия возможности поместить деньги» (там же, стр. 45 [№ 231]. Показание Ходжсона, директора ливерпульского королевского банка). Какие нелепости сочиняют эти господа (а Ходжсон еще один из лучших среди них), чтобы объяснить себе это, видно из следующей фразы:

«Угнетение» (1847 г.) «возникло вследствие действительного уменьшения денежного капитала в стране, которое было вызвано отчасти необходимостью оплачивать золотом ввоз из всех стран света, отчасти превращением оборотного капитала (floating capital) в основной» [там же, стр. 63, № 466].

Каким образом превращение оборотного капитала в основной может уменьшить денежный капитал страны, совершенно

535

нельзя понять; ибо, например, при строительстве железных дорог, куда в то время главным образом вкладывался капитал, ни золото, ни бумажные знаки не употребляются как материал для строительства виадуков или изготовления рельсов, а деньги за железнодорожные акции, поскольку они депонировались при покупке этих акций, функционировали, как и всякие другие депонированные в банке деньги, и, как было показано выше *, даже увеличивали на некоторое время количество ссудного денежного капитала; поскольку же деньги действительно затрачивались на строительство, они циркулировали в стране как покупательное и платежное средство. Денежный капитал мог бы быть затронут превращением оборотного капитала в основной лишь постольку, поскольку основной капитал не является предметом, пригодным для экспорта, так что вследствие невозможности вывоза отпадает и свободный капитал, который образуется от поступлений за вывезенные предметы, а следовательно, отпадают и поступления наличными деньгами или слитками. Но в рассматриваемый период и предметы английского экспорта массами лежали в складах на заграничных рынках, не находя покупателей. У купцов и фабрикантов Манчестера и других мест, вложивших часть нормального капитала своих предприятий в железнодорожные акции и потому оказавшихся в дальнейшем ведении своего дела в зависимости от заемного капитала, floating capital действительно был закреплен, последствия чего и пришлось им испытать. Но результат получился бы тот же самый, если бы капитал, принадлежащий их предприятиям, но извлеченный из них, они вложили не в железные дороги, а, например, в горное дело, продукты которого — железо, уголь, медь и т. д. — сами представляют floating capital. — Действительное уменьшение свободного денежного капитала вследствие неурожая, ввоза зерна и вывоза золота, само собой разумеется, было фактом, не имевшим никакого отношения к железнодорожным спекуляциям.

«Почти все торговые фирмы начали более или менее свертывать свою деятельность, помещая часть своего торгового капитала в железные дороги» [там же, стр. 42]. — «Ссужая такие огромные суммы железным дорогам, эти торговые фирмы, в свою очередь, были вынуждены брать у банков посредством учета векселей очень много капитала с тем, чтобы на эти деньги продолжать ведение своего собственного дела» (тот же Ходжсон, там же, стр. 67). «В Манчестере в результате железнодорожных спекуляций многие потерпели громадные убытки» (Р. Гарднер, неоднократно цитированный в «Капитале», кн. I, гл. XIII, 3, с ¹²⁵ и других местах; показание № 4884, там же).

* См. настоящий том, стр. 515. Ред

536

Главной причиной кризиса 1847 г. было колоссальное переполнение рынками безграничная спекуляция в торговле ост-индскими товарами. Но и другие обстоятельства привели к краху очень богатые фирмы этой отрасли:

«Они располагали большими средствами, но эти средства были ликвидны. Весь их капитал был вложен в земельную собственность на острове Маврикий или в фабрики индиго и сахарные заводы. Когда они затем взяли на себя обязательства в размере 500 000—600 000 ф. ст., у них не оказалось никаких свободных средств для оплаты своих векселей, и в конце концов выяснилось, что для оплаты своих векселей они всецело Должны рассчитывать на кредит» (Ч. Тёрнер, крупный ост-индский купец в Ливерпуле, № 730, там же).

Далее мы имеем показания Гарднера (№ 4872, там же):

«Тотчас же по заключении китайского договора для страны открылись столь широкие перспективы колоссального расширения нашей торговли с Китаем, что вдобавок ко всем нашим уже существующим фабрикам многие крупные фабрики были построены специально с целью изготовлять наиболее ходкие на китайском рынке хлопчатобумажные ткани. — 4874. Чем же все это кончилось? — Величайшим разорением, не поддающимся описанию; я не думаю, чтобы за весь вывоз 1844—1845 гг. в Китай было получено обратно более ¹/₃ всей суммы; так как чай является основным предметом обратного экспорта и так как нас сильно обнадеживали, то мы, фабриканты, с уверенностью рассчитывали на крупное понижение пошлины на чай».

И вот перед нами наивно выраженное характерное кредо английских фабрикантов:

«Наша торговля на иностранном рынке не ограничивается способностью последнего покупать товары, но она ограничена здесь, в нашей стране, нашей способностью потреблять продукты, которые мы получаем взамен наших промышленных изделий».

(Сравнительно бедные страны, с которыми ведет торговлю Англия, могли бы, естественно, оплатить и потребить любое количество английских товаров, а вот богатая Англия, к сожалению, не способна потребить продукты, полученные в обмен за ее экспорт.)

«4876. Я сначала вывез некоторые свои товары, которые были проданы с убытком около 15%; при этом я был вполне убежден, что агенты мои закупят чай по такой цене, при которой перепродажа здесь даст прибыль, достаточно большую для покрытия этого убытка; но вместо прибыли я терпел порой убыток в 25% и даже в 50%. — 4877. Экспортируют ли фабриканты за свой счет? — Преимущественно; купцы, как видно, быстро убедились, что из этого дела ничего не выходит, и больше поощряли фабрикантов к самостоятельной отправке продуктов, чем сами принимали в ней участие».

Напротив, в 1857 г. убытки и банкротства выпали преимущественно на долю купцов, так как на этот раз фабриканты

537

предоставили им возможность переполнять чужие рынки «за собственный счет».

Денежный капитал может увеличиться благодаря тому, что с расширением банковского дела (см. ниже пример о районе Ипсуича, где в течение немногих лет непосредственно перед 1857 г. вклады фермеров учетверились *) то, что раньше было сокровищем частного лица или монетным запасом, превращается на определенный срок в ссудный капитал; Такое возрастание денежного капитала не выражает собой рост производительного капитала, как, например, и увеличение вкладов в лондонских акционерных банках, после того как эти банки начали платить проценты по вкладам, не выражает возрастания денежного капитала. Пока масштаб производства остается неизменным, это возрастание вызывает лишь обилие ссудного денежного капитала по сравнению с производительным. Отсюда низкая ставка процента.

Если процесс воспроизводства достигает снова состояния расцвета, предшествующего чрезмерному напряжению, то коммерческий кредит достигает чрезвычайно сильного расширения, которым в свою очередь действительно создается «здоровый» базис для облегченного обратного притока капиталов и расширения производства. При таком состоянии дел ставка процента все еще низка, хотя и превышает свой минимум. Фактически это единственный период, когда можно сказать, что низкая ставка процента и, следовательно, относительное обилие ссудного капитала совпадает с действительным расширением промышленного капитала. Легкость и регулярность обратного притока капитала, в связи с расширением коммерческого кредита, обеспечивает, несмотря на усилившийся спрос, предложение ссудного капитала и препятствует повышению ставки процента. С другой стороны, только теперь начинают играть заметную роль те рыцари наживы, которые ведут дела без запасного, а то и вообще без всякого капитала и потому оперируют всецело при помощи денежного кредита. К этому присоединяется еще значительный рост основного капитала во всех его формах и открытие массы новых крупных предприятий. Процент повышается теперь до своей средней высоты. Своего максимума он достигает опять тогда, когда разражается новый кризис, когда кредит внезапно прекращается, платежи приостанавливаются, процесс воспроизводства парализуется и за

• См. настоящий том, стр. 546. Ред.

538

упомянутыми выше исключениями наряду с почти абсолютным недостатком ссудного капитала наступает избыток бездеятельного промышленного капитала.

Следовательно, движение ссудного капитала, как оно выражается в колебаниях процентной ставки, в целом протекает в направлении, обратном движению промышленного капитала. Фаза, в которой низкая, но превышающая свой минимум ставка процента совпадает с «улучшением» и с растущим по окончании кризиса доверием, и в особенности фаза, когда эта ставка достигает своей средней величины — одинаково удаленной и от минимума и от максимума, — только эти два момента выражают совпадение обилия ссудного капитала с большим расширением промышленного капитала. Но в начале промышленного цикла низкая ставка процента совпадает с сокращением, а в конце цикла высокая ставка совпадает с избытком промышленного капитала. Низкая ставка процента, сопровождающая «улучшение», свидетельствует о том, что коммерческий кредит лишь в небольшой степени нуждается в банковском кредите, так как он все еще стоит на своих собственных ногах.

С этим промышленным циклом дело обстоит так, что, раз дан первый толчок, один и тот же кругооборот должен периодически воспроизводиться ⁸). В состоянии депрессии производство падает ниже той ступени, которой оно достигло в предшествующем цикле и для которой теперь заложен технический базис.

⁸⁾ {Как я уже упоминал в другом месте (см. К. Маркс. «Капитал», том I, М., 1969, стр. 33—34), со времени последнего большого всеобщего кризиса в этом отношении наступил некоторый поворот. Острая форма периодического процесса с ее 'до сих пор десятилетним циклом уступила, по-видимому, место более хронической, затяжной, затрагивающей различные промышленные страны в различное время смене сравнительно короткого, слабого улучшения дел и сравнительно продолжительного угнетенного состояния. Возможно, однако, что мы имеем перед собой лишь увеличение продолжительности цикла. В период детства мировой торговли, в 1815—1847 гг., наблюдался примерно пятилетний цикл; с 1847 по 1867 г. цикл был определенно десятилетним. Не живем ли мы в период подготовки нового мирового краха неслыханной силы? В пользу такого предположения говорит ряд фактов. Со времени последнего всеобщего кризиса 1867 г. произошли крупные изменения. Колоссальный рост средств сообщения — океанские пароходы, железные дороги, электрические телеграфы, Суэцкий канал — впервые создал действительно мировой рынок. Наряду с Англией, которая раньше монополизировала промышленность, выступил целый ряд конкурирующих промышленных стран; для вложения избыточного европейского капитала во всех частях света стали доступны несравненно более обширные и разнообразные области, так что капитал распределяется гораздо шире и местная чрезмерная спекуляция преодолевается легче. Благодаря всему этому большинство старых очагов кризиса или поводов к кризису устранено или сильно ослаблено. Вместе с тем конкуренция на внутреннем рынке отступает назад перед картелями и трестами, в то время как на внешнем рынке она ограничивается запретительными пошлинами, которыми оградили себя все крупные промышленные страны, кроме Англии. Но сами эти запретительные пошлины суть не что иное, как вооружение для неизбежной всеобщей промышленной войны, которая должна решить вопрос о господстве на мировом рынке. Таким образом, каждый из элементов, противодействующих повторению кризисов старого типа, носит в себе зародыш гораздо более грандиозного будущего кризиса. — Ф. Э.}

539

При процветании — среднем периоде — производство развивается далее на этом базисе. В период перепроизводства и мошенничеств производительные силы напрягаются в самой высокой степени, даже за пределы капиталистических границ

производственного процесса.

Очевидно само собой, что в период кризиса недостает средств платежа. Обратимость векселей заступает место метаморфоза самих товаров, и как раз в такое время тем более, чем больше торговых фирм вели операции только в кредит. Невежественное и нелепое банковское законодательство—вроде законов 1844—1845 гг. — может усилить этот денежный кризис. Но никакое банковское законодательство не может устранить

кризиса.

При такой системе производства, где все связи процесса

воспроизводства покоятся на кредите, в том случае, когда кредит внезапно прекращается и силу имеет только платеж наличными, должен очевидно наступить кризис, должна наступить необычайная погоня за средствами платежа. Поэтому на первый взгляд весь кризис представляется только кредитным кризисом и денежным кризисом. И в самом деле, вопрос заключается только в том, как превратить векселя в деньги. Но эти векселя представляют в большинстве случаев действительные купли и продажи, расширение которых далеко за пределы общественной потребности лежит в конце концов в основе всего кризиса. Однако наряду с этим громадная масса этих векселей представляет просто дутые операции, которые теперь обнаруживают свой истинный характер и лопаются; далее, она представляет спекуляции, предпринятые с чужим капиталом и потерпевшие крушение; наконец, товарные капиталы, которые обесценены или даже вовсе не могут быть проданы; или обратный приток капиталов, который никогда уже не может осуществиться. Всю эту искусственную систему насильственного расширения процесса воспроизводства нельзя, конечно, оздоровить тем, что какой-либо банк, например Английский банк, при помощи своих бумаг снабдит всех спекулянтов недостающим им капиталом и купит все обесцененные товары по их прежней номинальной стоимости. Впрочем, здесь все представляется в извращенном виде, так как в этом «бумажном» мире нигде не выступают реальная цена и ее реальные моменты, а фигурируют лишь слитки, металлические деньги, банкноты, векселя, ценные бумаги. Это извращение особенно сказывается в центрах, где скучены денежные предприятия страны, каков, например, Лондон; весь процесс становится непонятным; уже в меньшей степени это наблюдается в центрах производства.

540

Впрочем, относительно чрезмерного изобилия промышленного капитала, обнаруживающегося во время кризисов, следует заметить: товарный капитал потенциально является в то же время и денежным капиталом, то есть определенной суммой стоимости, выраженной в цене товара. Как потребительная стоимость он есть определенное количество определенных предметов потребления, и последние в момент кризиса оказываются в избытке. Но как денежный капитал в себе, как потенциальный денежный капитал он подвержен постоянным расширениям и сокращениям. Накануне кризиса и во время его товарный капитал в своем качестве потенциального денежного капитала сокращается. Для своих владельцев и их кредиторов (а также в качестве обеспечения векселей и займов) он представляет меньше денежного капитала, чем в тот период, когда он был куплен и когда совершались основанные на нем учетные и залоговые операции. Если именно таков смысл утверждения, что денежный капитал страны в период угнетения уменьшается, то это тождественно с констатированием того, что цены товаров упали. Впрочем, такое падение цен только уравновешивает их прежнее разбухание.

Доходы непроизводительных классов и всех тех, кто живет за счет фиксированных доходов, остаются по большей части неизменными в период разбухания цен, идущего рука об руку с перепроизводством и чрезмерной спекуляцией. Поэтому их потребительная способность относительно понижается, а вместе с тем понижается и способность возмещать ту часть общей суммы воспроизводства, которая нормально должна была бы войти в их потребление. Даже в том случае, если номинально спрос их остается неизменным, в действительности он понижается.

Относительно ввоза и вывоза необходимо заметить, что одна за другой все страны втягиваются в кризис, и тогда обнаруживается, что все они, за немногими исключениями, слишком много экспортировали и импортировали и, следовательно, платежный баланс неблагоприятен для всех и что, таким образом, причина кризиса заключается в действительности не в платежном балансе. Например, Англия страдает от отлива золота. Она слишком много импортировала. Но в то же время все другие страны переполнены английскими товарами. Следовательно, они также слишком много ввезли или в них ввезли слишком много. (Конечно, есть разница между страной, которая вывозит в кредит, и странами, которые мало или вовсе не вывозят в кредит. Но последние зато ввозят в кредит; это не имеет места лишь в том случае, если товары посылаются

541

туда на консигнацию ¹²⁶.) Прежде всего кризис может разразиться в Англии, в стране, которая больше всего дает кредит и меньше всего берет его, ибо платежный баланс, баланс платежей, которым наступает срок и которые немедленно должны быть погашены, для нее неблагоприятен, хотя общий торговый баланс благоприятен. Это последнее обстоятельство объясняется отчасти оказываемым ею кредитом, отчасти массой ссуженных ею за границу капиталов, вследствие чего имеет место большой обратный приток товаров независимо от обратного притока, обусловленного собственно торговыми операциями. (Иногда кризис начинался также в Америке, стране, которая больше всех других пользуется английским кредитом, — торговым кредитом и кредитом капитала.) Крах в Англии, начинающийся и сопровождающийся отливом золота, выравнивает платежный баланс Англии частью благодаря банкротству ее импортеров (о чем ниже), частью благодаря тому, что за границу по дешевым ценам выбрасывается часть ее товарного капитала, частью благодаря продаже иностранных ценных бумаг, купле английских бумаг и т. д. Но вот настает черед какой-либо другой страны. Платежный баланс для нее в данный момент был благоприятен; но существующий в обычное время разрыв между платежным и торговым балансом теперь отпадает или, во всяком случае, сокращается благодаря кризису: все платежи должны быть произведены сразу. Та же история повторяется теперь здесь. В Англию теперь приливает золото, а из другой страны — отливает. То, что в одной стране проявляется как избыточный ввоз, в другой оказывается избыточным вывозом, и наоборот. Но избыточный ввоз и избыточный вывоз имел место во всех странах (мы говорим здесь не о неурожаях и т. п., а о всеобщем кризисе), то есть имело место перепроизводство, которому способствовал кредит и сопровождающее последний всеобщее разбухание цен.

В 1857 г. кризис разразился в Соединенных Штатах. Произошел отлив золота из Англии в Америку. Но как только разбухание цен в Америке прекратилось, последовал кризис в Англии и отлив золота из Америки в Англию. То же самое произошло между Англией и континентом. Платежный баланс в период всеобщего кризиса неблагоприятен для каждой нации, по крайней мере для каждой коммерчески развитой нации, но обнаруживается он всегда, как при поочередном ведении огня, сначала у одной нации, а вслед затем у другой, по мере того как доходит очередь платежа, и кризис, лишь только он разразился в какой-либо стране, например в Англии, сжимает эти сроки в очень короткий период времени. Тогда-то

542

и выясняется, что все эти страны одновременно и слишком много вывезли (следовательно, перепроизвели) и слишком много ввезли (следовательно, переторговали), что у всех у них цены чрезмерно разбухли, а кредит перенапряжен. И везде происходит одинаковый крах. Явление отлива золота обнаруживается затем во всех странах поочередно и своей всеобщностью доказывает, в частности: 1) что отлив золота представляет собой лишь проявление кризиса, а не причину его, 2) что последовательность, в которой он наступает у различных наций, лишь показывает, когда для каждой из них приходит очередь свести свои счеты с небом, когда у них наступает срок кризиса и скрытые элементы его созревают для взрыва.

Для английских экономистов характерно, — а заслуживающая упоминания экономическая литература с 1830 г. сводится главным образом к литературе о currency *, кредите, кризисах, — что они рассматривают вывоз благородных металлов в период кризиса, несмотря на изменение вексельного курса, исключительно с точки зрения Англии как чисто национальное явление и совершенно закрывают глаза на тот факт, что когда их банк в период кризиса повышает процентную ставку, то и все другие европейские банки делают то же самое, и что если сегодня в Англии раздаются вопли по поводу отлива золота, то завтра они прозвучат в Америке, послезавтра — в Германии и Франции.

В 1847 г. «нужно было погасить текущие обязательства Англии» (главным образом за хлеб). «К несчастью, они по большей части погашались путем банкротства». (Благодаря банкротству богатая Англия развязала себе руки по отношению к континенту и Америке.) «А поскольку с обязательствами не было покончено благодаря банкротству, их погашали вывозом благородных металлов» («Report of Committee on Bank Acts», 1857).

Итак, поскольку кризис в Англии обостряется банковским законодательством, законодательство это является средством для того, чтобы в период голода надувать нации, вывозящие хлеб, сначала на хлебе, а потом на деньгах за хлеб. Таким образом, запрещение вывоза хлеба в такое время является для стран, которые сами более или менее страдают от дороговизны, очень рациональным средством борьбы с этим планом Английского банка «погашать обязательства», вызванные ввозом хлеба, «посредством банкротства». Гораздо лучше, если производители хлеба и спекулянты потеряют часть своей прибыли к выгоде страны, чем если они потеряют свой капитал к выгоде Англии.

денежном обращении. Ред.

543

Из сказанного видно, что товарный капитал во время кризиса и вообще во время застоя в делах в значительной степени теряет свое свойство представлять потенциальный денежный капитал. То же самое приходится сказать и о фиктивном капитале, процентных бумагах, поскольку они сами обращаются на бирже как денежные капиталы. При повышении процента цена их падает. Она падает, далее, вследствие общего недостатка кредита, который заставляет их собственников массами выбрасывать их на рынок, чтобы добыть себе денег. Наконец, цена акций падает, частью вследствие уменьшения доходов, удостоверениями на получение которых они являются, частью вследствие того, что предприятия, которые они представляют, довольно часто имеют дутый характер. Во время кризиса этот фиктивный денежный капитал чрезвычайно уменьшается, а вместе с тем для его владельцев уменьшается возможность получать под него деньги на рынке. Все же понижение курса этих ценных бумаг совершенно не затрагивает того действительного капитала, который они представляют, и, напротив, весьма сильно затрагивает платежеспособность его владельцев.

544

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. — II (продолжение)

Мы все еще не покончили с вопросом, в какой степени накопление капитала в форме ссудного денежного капитала совпадает с действительным накоплением, с процессом расширенного воспроизводства.

Превращение денег в ссудный денежный капитал — история гораздо более простая, чем превращение денег в производительный капитал. Но нам следует здесь различать две вещи:

1) простое превращение денег в ссудный капитал;

2) превращение капитала иди дохода в деньги, которые превращаются в ссудный капитал.

Только при условии, указанном в последнем пункте, может иметь место положительное накопление ссудного капитала, совпадающее с действительным накоплением промышленного капитала.

1) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В ССУДНЫЙ КАПИТАЛ

Мы уже видели, что возможно скопление, сверхизобилие ссудного капитала, лишь постольку связанное с производительным накоплением, поскольку оно находится к этому последнему в обратном отношении. Это имеет место в двух фазах промышленного цикла, а именно, во-первых, в тот период, когда промышленный капитал в обеих формах — производительного и товарного капитала — сокращается, следовательно, в начале цикла после кризиса; и, во-вторых, в период, когда началось улучшение, но коммерческий кредит еще мало прибегает к банковскому кредиту. В первом случае денежный капитал, раньше применявшийся в производстве и торговле, выступает как свободный ссудный капитал; во втором случае он выступает как капитал, находящий применение в возрастающих размерах, но по очень низкой процентной ставке, так как теперь промышленный и торговый капиталисты диктуют условия денежному

545

капиталисту. Избыток ссудного капитала в первом случае выражает бездействие промышленного капитала, во втором случае — относительную независимость коммерческого кредита от банковского кредита, покоящуюся на наличии обратного притока денег, кратких сроках кредита и на ведении дела по преимуществу с собственным капиталом. Спекулянты, рассчитывающие на чужой ссудный капитал, еще не выступили в поход; люди, ведущие дело на собственный капитал, еще далеки от ведения операций почти целиком за счет кредита. В первой фазе избыток ссудного капитала выражает прямую противоположность действительного накопления. Во второй фазе он совпадает с новым расширением процесса воспроизводства, сопровождает его, однако не является его причиной. Избыток ссудного капитала уже уменьшается, он только относителен, то есть пока является таковым лишь по сравнению со спросом. В обоих случаях расширению действительного процесса накопления благоприятствует то обстоятельство, что низкий процент, который в первом случае совпадает с низкими ценами, во втором — с медленно растущими ценами, увеличивает ту часть прибыли, которая превращается в предпринимательский доход. В еще большей степени это имеет место при повышении процента до его среднего уровня в период максимального расцвета, так как тут хотя процент и возрастает, но не в такой степени, как прибыль.

С другой стороны, мы видели, что накопление ссудного капитала может быть достигнуто без всякого действительного накопления, при помощи чисто технических средств, каковы расширение и концентрация банковского дела, экономное использование резерва обращения или также резервного фонда принадлежащих частным лицам платежных средств, которые вследствие этого постоянно превращаются на короткие сроки в ссудный капитал. Хотя этот ссудный капитал, который потому и называется также текучим капиталом (floating capital), сохраняет всегда лишь на короткие периоды форму ссудного капитала (и точно так же лишь на короткие периоды может послужить для дисконтных операций), но он зато постоянно приливает и отливает. Если один извлекает его, то другой его доставляет. Таким образом масса ссудного денежного капитала (мы говорим здесь вообще не о ссудах на годы, но лишь о краткосрочных ссудах под векселя и под залог) на самом деле растет совершенно независимо от действительного накопления.

В. С. 1857. Вопрос 501. «Что вы понимаете под floating capital?» (Г-н Уэгелин, управляющий Английским банком:) « Это капитал, употребляемый для денежных ссуд на короткие сроки... (502) банкноты

546

Английского банка... провинциальных банков и сумма денег, в стране»,— {Вопрос:} [503.] «Если вы под floating capital активное обращение» {именно обращение банкнот Английского банка}, «то, судя по тем показаниям, которыми располагает по этому поводу комиссия, в этом активном обращении не происходит, по-видимому, очень значительных колебаний?» (Однако очень большая разница — кто именно авансировал это активное обращение, денежный кредитор или сам промышленный капиталист. — Ответ Уэгелина:) «Я включаю в floating capital резервы банкиров, подверженные значительным колебаниям».

Это значит, следовательно, что имеют место значительные колебания той части вкладов, которую банкиры не употребили для ссуд, но которая фигурирует как их резерв, а большей частью как резерв Английского банка, куда они вложены. Наконец, тот же самый господин говорит, будто floating capital есть bullion, то есть слитки и металлические деньги (503^я). Поразительно вообще, насколько искажается смысл и форма всех категорий политической экономии в этой кредитной тарабарщине денежного рынка. Floating capital является здесь обозначением для circulating capital *, тогда как в действительности это, конечно, совершенно разные вещи, и money ** — это capital, и bullion — тоже capital, и банкноты — circulation ***, и капитал — a commodity****, и долги — commodities *****, и fixed capital ****** — деньги, вложенные в трудно реализуемые бумаги!

«Лондонские акционерные банки... увеличили свои вклады с 8 850 774 ф. ст. в 1847 г. до 43 100 724 ф. ст. в 1857 году... Данные и показания, имеющиеся в комиссии, позволяют сделать заключение, что значительная часть этой громадной суммы взята из источников, которые раньше не могли быть использованы для этой цели, и что обычай открывать счет у банкира и помещать у него деньги распространился на многочисленные классы, которые раньше не применяли своего капитала (!) таким образом. Г-н Родуэлл, президент ассоциации провинциальных частных банков» {в отличие от акционерных банков}, «делегированный ею, чтобы давать показания перед комиссией, сообщает, что в районе Ипсуича среди фермеров и мелких торговцев этого округа практика эта в последнее время увеличилась раза в четыре; что почти все фермеры, даже те из них, которые уплачивают всего 50 ф. ст. годовой арендной платы, имеют теперь вклады в банках. Масса этих вкладов находит, конечно, себе путь к употреблению в дело и тяготеет в особенности к Лондону, центру коммерческой деятельности, где она прежде всего находит применение в учете векселей и других ссудах клиентам лондонских банкиров. Большая часть вкладов, которые непосредственно не нужны самим банкирам, попадает в руки billbrokers, которые в качестве обеспечения данной им ссуды

* — обращения капитала. Ред ** — деньги. Ред. *** — средства обращения. Ред. **** — товар. Ред.

***** — товары. Ред.

****** — основной капитал. Ред.

547

предлагают банкиру торговые векселя, уже учтенные ими для разных лиц в Лондоне или провинции» (В. С. 1858, р. V).

Банкир, выдавая ссуду вексельному маклеру под векселя, которые тот уже раз учел, фактически переучитывает их еще раз, но в действительности многие из этих векселей уже были переучтены самими вексельными маклерами, и на те же самые деньги, которыми банкир переучитывает векселя маклера, последний переучитывает новые векселя. А это приводит вот к чему:

«Расширение фиктивного кредита было создано учетом дружеских векселей и бланковым кредитом, что значительно облегчалось практикой провинциальных акционерных банков, которые учитывали такие векселя и переучитывали их затем у вексельных маклеров на лондонском рынке, причем полагались исключительно на кредитоспособность банка и совершенно оставляли без внимания все прочие качества векселей» (там же, стр. XXI).

Относительно этого переучета и поощрения кредитных спекуляций при помощи такого чисто технического увеличения ссудного денежного капитала интересным является следующее место из «Economist»¹²⁷

«В течение ряда лет в некоторых округах страны накопление капитала» (именно ссудного денежного капитала) «шло быстрее, чем он мог найти применение, в то время как в других округах возможности его применения росли быстрее, чем сам капитал. В то время как в земледельческих округах банкиры лишены были возможности прибыльно и надежно вложить свои депозиты, у банкиров промышленных округов и торговых городов спрос на их капитал был больше, чем они могли предложить. Результатом этих различных условий в различных округах явилось за последние годы возникновение и стремительно быстрое расширение нового типа фирм, занятых распределением капитала, — фирм, которые, хотя и называются обыкновенно фирмами вексельных маклеров, в действительности являются банками крупнейшего масштаба. Фирмы эти занимаются тем, что, взяв на определенный срок и за определенные проценты избыточный капитал у банкиров таких округов, где капитал этот не находит себе применения, а также средства акционерных обществ и крупных торговых домов, временно бездействующие, ссужают полученные таким образом деньги под более высокий процент банкам тех округов, где спрос на капитал значительнее, обыкновенно путем переучета векселей их клиентов... Таким образом. Ломбард-стрит ¹²⁸ стала крупным центром перемещения бездействующего капитала из одного района страны, где он не может найти прибыльного применения, в другой, где существует на него спрос; причем это относится как к различным районам страны, так и к отдельным лицам, находящимся в аналогичном положении. Первоначально эти предприятия ограничивались почти исключительно ссудами и займами под обычное банковское обеспечение. Но по мере того, как капитал страны быстро возрастал и все более и более экономизировался благодаря учреждению банков, фонды, находящиеся в распоряжении этих учетных фирм, стали настолько велики, что указанные фирмы начали выдавать ссуды сначала под квитанции на товары, хранящиеся в доках, а потом и под накладные, представляющие товары, которые еще вовсе не получены, но под которые тем не менее зачастую, хотя и не всегда,

548

уже выписывались векселя на товарных маклеров. Такая практика скоро изменила весь характер английской коммерции. Облегчения, предоставляемые таким образом со стороны Ломбард-стрит, чрезвычайно усилили положение товарных маклеров на Минсинг-Лейн ¹²⁹; товарные маклеры, в свою очередь, предоставили все преимущества купцам-импортерам; эти последние пользовались ими настолько широко, что если 25 лет тому назад ссуда под накладную или хотя бы под квитанции на товары, хранящиеся в доках, совершенно подорвала бы кредит данного купца, то теперь такая практика приняла настолько всеобщий характер, что она является уже правилом, а не редким исключением, как это было 25 лет тому назад. Мало того, система эта распространилась настолько широко, что на Ломбард-стрит крупные суммы выдаются на векселя, выписанные под находящийся еще на корню урожай отдаленных колоний. В результате таких облегчений кредита купцы-импортеры расширили свои заграничные операции и поместили свой текущий капитал, при помощи которого они до сих пор вели дело, в самые ненадежные из всех предприятий, в колониальные плантации, которые они могут лишь в ничтожной степени или даже вовсе не могут контролировать. Мы видим, таким образом, непосредственное сцепление кредитов. Капитал страны, накопленный в наших земледельческих округах, вносится в качестве вкладов мелкими суммами в провинциальные банки и централизуется для употребления в дело на Ломбард-стрит. Но использовался он, во-первых, для расширения дела в наших горных и промышленных округах путем переучета векселей в тамошних банках; во-вторых, для обеспечения больших льгот импортерам заграничных продуктов при помощи ссуд под квитанции на товары, хранящиеся в доках, и накладные, вследствие чего «законный» капитал торговых фирм в заграничных и колониальных предприятиях высвобождается и, таким образом, может получить самое нежелательное применение на заокеанских плантациях» («Economist», [20 ноября] 1847 г., стр. 1334).

Таково это «прекрасное» сцепление кредитов. Сельскому вкладчику кажется, что он дает вклад лишь своему банкиру, ему кажется, далее, что если банкир дает ссуду, то лишь известным ему частным лицам. Но он не имеет ни малейшего представления о том, что его банкир отдает его вклады в распоряжение лондонского вексельного маклера, операции которого совершенно ускользают от контроля их обоих.

Мы уже видели, как крупные общественные предприятия, например железнодорожное строительство, могут на время увеличивать ссудный капитал, оставляя в течение известного времени вносимые акционерами суммы, до их действительного применения, в распоряжении банкиров.

Впрочем масса ссудного капитала совершенно отлична от количества средств обращения. Под количеством средств обращения мы понимаем здесь сумму всех находящихся и обращающихся в стране банкнот и металлических денег, включая слитки благородных металлов. Часть этого количества составляет непрерывно изменяющийся по величине резерв банков.

549

«12 ноября 1857 г.» (дата временной приостановки действия банковского акта 1844 г.) «запас Английского банка и его филиалов составлял в общей сложности всего 580 751 ф. ст., сумма вкладов равнялась в то же время 22 ¹/₂ млн. ф. ст., из которых около 6 ¹/₂ ^млн. принадлежало лондонским банкирам» (В. А. 1858, р. LVII).

Колебания ставки процента (оставляя в стороне изменения, совершающиеся за более продолжительные промежутки времени, и различия ставки процента в различных странах; первые обусловлены изменениями общей нормы прибыли, вторые — различиями в нормах прибыли и в развитии кредита) зависят от предложения ссудного капитала (предполагая равными все прочие обстоятельства, как, например, степень доверия и т. п.), то есть капитала, который ссужается в форме денег, металлических денег и банкнот; в отличие от промышленного капитала, который как таковой, в товарной форме, ссужается посредством коммерческого кредита между самими агентами воспроизводства.

И все-таки масса этого ссудного денежного капитала отлична и независима от массы обращающихся денег.

Если, например 20 ф. ст. будут предоставлены в ссуду пять раз в день, то будет ссужен денежный капитал в 100 фунтов стерлингов. Это означало бы в то же время, что эти 20 ф. ст. по меньшей мере 4 раза функционировали как покупательное или платежное средство; ибо, если бы не посредствующая роль купли и платежа, благодаря которым 20 ф. ст. представляли бы по меньшей мере четыре раза превращенную форму капитала (товара, включая сюда и рабочую силу), то они составили бы не капитал в 100 ф. ст., а лишь пять требований на 20 ф. ст. каждое.

Для стран с развитым кредитом мы можем допустить, что весь денежный капитал, который может быть употреблен для ссудных операций, существует в форме вкладов в банках и у денежных кредиторов. По крайней мере это справедливо для дела в общем и целом. К тому же в периоды хорошего положения дел, пока еще не разразилась спекуляция в собственном смысле слова, при легкости кредита и возрастающем доверии большая часть функций обращения выполняется просто с помощью кредита, без посредства металлических или бумажных денег.

Простая возможность иметь большую сумму вкладов, при сравнительно небольшом количестве средств обращения, зависит исключительно от:

1) числа покупок и платежей, выполняемых одними и теми же деньгами;

550

2) числа их обратных возвращений в банк в качестве вклада, причем их повторная, функция платежного и покупательного средства опосредствуется превращением их снова во вклад. Например, розничный торговец еженедельно вкладывает у своего банкира 100 ф. ст. деньгами; банкир выплачивает ими часть вклада фабриканта; последний платит ими своим рабочим;

рабочие платят ими розничному торговцу, который снова вносит их в банк. Вложенные розничным торговцем 100 ф. ст. послужили таким образом, во-первых, для уплаты вклада фабриканту, во-вторых, для оплаты рабочих, в-третьих, для того > чтобы заплатить самому розничному торговцу, в-четвертых, для того чтобы вложить в банк новую часть денежного капитала того же самого розничного торговца; таким образом, если он сам не будет пользоваться вложенными им в банк деньгами, то по истечении 20 недель его вклад при посредстве одних и тех же 100 ф. ст. достигнет 2 000 фунтов стерлингов.

В какой степени этот денежный капитал остается незанятым, показывает лишь прилив и отлив резервного фонда банков. Отсюда г-н Уэгелин, в 1857 г. управляющий Английским банком, делает заключение, что золото в Английском банке является «единственным» резервным капиталом:

«1258. По моему мнению, учетная ставка фактически определяется количеством незанятого капитала, имеющегося в стране. Количество незанятого капитала представлено резервом Английского банка, который фактически является золотым резервом. Поэтому, когда золото отливает, уменьшается количество незанятого капитала в стране, и вследствие этого повышается стоимость остальной его части». — [Ньюмарч] «1364. Золотой запас Английского банка есть в действительности центральный запас, или запас наличных денег, на основе которого ведутся все дела страны... На этом-то запасе, или резервуаре, всегда сказывается изменение заграничного вексельного курса» («Report on Bank Acts», 1857).

Масштаб накопления действительного, то есть производительного и товарного, капитала показывает статистика вывоза и ввоза. И тут всегда обнаруживается, что для английской промышленности (1815—1870), развитие которой происходит десятилетними циклами, максимум последнего периода расцвета > перед кризисом каждый раз оказывается минимумом ближайшего следующего периода расцвета, а затем наступает новый, гораздо более высокий максимум.

Действительная или объявленная стоимость продуктов, вывезенных из Великобритании и Ирландии в 1824 г., который был годом расцвета, составляла 40 396 300 фунтов стерлингов.

551

С наступлением кризиса 1825 г. размер вывоза падает ниже этой суммы и колеблется между 35 и 39 миллионами в год. При новом расцвете в 1834 г. он превосходит предыдущий высший уровень, поднимаясь до 41 649 191 ф. ст., и в 1836 г. достигает нового максимума в 53368571 фунт стерлингов. В 1837 г. он снова падает до 42 миллионов, так что новый минимум стоит уже выше старого максимума и колеблется затем между 50 и 53 миллионами. Новый период расцвета поднимает затем в 1844 г. размеры вывоза до 58'/а миллиона, что опять-таки далеко превышает максимум 1836 года. В 1845 г. вывоз достигает 60 111 082 ф. ст., затем падает до 57 и более миллионов в 1846 г., составляет почти 59 млн. в 1847 г., 53 млн. в 1848 г., повышается в 1849 г. до 63 ¹/₂ млн., в 1853 г. до 99 млн., в 1854 г. составляет 97 млн., в 1855 г. — 94 ¹/₂ млн., в 1856 г. — почти 116 млн. и в 1857 г. достигает максимума в 122 миллиона. В 1858 г. вывоз падает до 116 млн., но уже в 1859 г. повышается до 130 млн., в 1860 г. до 136 млн., в 1861 г. составляет всего 125 миллионов (здесь новый минимум опять выше предшествующего максимума), в 1863 г. — 146 ¹/₂ миллиона.

То же самое могло бы быть, конечно, доказано и по отношению к ввозу, который является показателем расширения рынка; здесь мы имеем дело лишь с масштабом производства. {Само собой разумеется, это справедливо по отношению к Англии лишь в эпоху фактической промышленной монополии;

но это справедливо также по отношению ко всем вообще странам с современной крупной промышленностью в условиях, пока мировой рынок еще расширяется. — Ф. Э.}.

2) ПРЕВРАЩЕНИЕ КАПИТАЛА ИЛИ ДОХОДА В ДЕНЬГИ, ПРЕВРАЩАЮЩИЕСЯ В ССУДНЫЙ КАПИТАЛ

Мы рассматриваем здесь накопление денежного капитала, поскольку оно не выражает застоя в движении коммерческого кредита или же экономного использования как действительно функционирующих средств обращения, так и резервного капитала агентов, занятых Я воспроизводстве.

Кроме обоих этих случаев, накопление денежного капитала может возникнуть благодаря необычному притоку золота, как это имело место в 1852 и 1853 гг. вследствие открытия новых золотых приисков в Австралии и Калифорнии. Это золото вкладывали в Английский банк. Вкладчики брали вместо него банкноты, которые непосредственно вслед затем не вкладывались ими в банки. Таким образом чрезвычайно увеличилось

552

количество средств обращения. (Показания Уэгелина, В. С 1857, № 1329.) Банк старался использовать эти вклады, понизив учетную ставку до 2%. Накопленная в банке масса золота в течений шести месяцев 1853 г. возросла до 22—23 миллионов.

Накопление у всех капиталистов, ссужающих деньги, происходит, само собой разумеется, непосредственно в денежной форме, в то время как действительное накопление промышленного капитала совершается обыкновенно, как мы уже видели, путем увеличения элементов самого производительного капитала. Таким образом, развитие кредита и колоссальная концентрация денежно-ссудного дела в руках крупных банков должны, уже сами по себе ускорять накопление ссудного капитала как отличную от действительного накопления форму. Это быстрое развитие ссудного капитала потому есть результат действительного накопления, что оно является следствием развития процесса воспроизводства, а прибыль, образующая источник накопления для таких денежных капиталистов, есть лишь часть прибавочной стоимости, выколачиваемой капиталистами, занимающимися воспроизводством (и в то же время присвоение части процентов на чужие сбережения). Ссудный капитал накопляется одновременно за счет промышленников и купцов. Мы видели, что в неблагоприятных фазах промышленного цикла ставка процента может подняться настолько высоко,

что будет полностью поглощать прибыль некоторых отраслей, поставленных в особенно невыгодные условия. Вместе с тем падают цены государственных процентных бумаг и других ценных бумаг. Это тот момент, когда денежные капиталисты массами скупают обесцененные бумаги, которые в дальнейших фазах снова быстро поднимаются в цене до своего нормального уровня и выше. Тогда бумаги эти снова сбываются, и таким образом присваивается часть денежного капитала публики. Та часть бумаг, которая остается на руках скупивших их капиталистов, приносит им более высокие проценты, так как эти бумаги были куплены по пониженной цене. Но всю прибыль, получаемую денежными капиталистами и превращаемую обратно в капитал, они превращают прежде всего в ссудный денежный капитал. Следовательно, накопление последнего как отличное от действительного накопления, хотя и порожденное им, выступает уже, раз мы рассматриваем только денежных капиталистов, банкиров и т. д., как накопление этого особого класса капиталистов. И оно должно расти при всяком расширении кредитного дела, сопровождающем действительное расширение процесса воспроизводства.

553

Если ставка процента низка, то это обесценение денежного капитала затрагивает главным образом вкладчиков, а не банки. До возникновения акционерных банков в Англии ³/₄ всех вкладов были беспроцентными. Если в настоящее время за них и уплачивается процент, то последний по меньшей мере на 1 пункт ниже процентной ставки данного дня.

Что касается накопления денег остальными капиталистами, то мы оставим в стороне ту часть, которая вкладывается в процентные бумаги и накопляется в этой форме. Мы рассматриваем только ту часть, которая выбрасывается на рынок как ссудный денежный капитал.

Здесь мы имеем прежде всего ту часть прибыли, которая не расходуется как доход, а предназначена для накопления, но для которой не находится на первых порах употребления в предприятии самих промышленных капиталистов. Прибыль эта существует непосредственно в товарном капитале, часть стоимости которого она составляет, и вместе с ним реализуется в деньгах. Если она (купца мы пока оставляем в стороне, о нем будем говорить особо) не превращается обратно в элементы производства товарного капитала, то в течение некоторого времени она должна оставаться в форме денег. Масса эта растет вместе с массой самого капитала, даже при уменьшающейся норме прибыли. Часть, которая должна быть израсходована как доход, мало-помалу потребляется, но в промежутке образует в качестве вклада ссудный капитал банкира. Таким образом, даже рост части прибыли, расходуемой как доход, выражается в постепенном, постоянно совершающемся накоплении ссудного капитала. То же самое надо сказать и о другой части, предназначенной для накопления. Итак, с развитием кредита и его организации даже рост дохода, то есть потребления промышленных и торговых капиталистов, получает выражение как накопление ссудного капитала. И это верно по отношению ко всем доходам, поскольку они потребляются постепенно, следовательно, по отношению к земельной ренте, заработной плате в ее высших формах, доходу непроизводительных классов и т. д. Все они в известное время принимают форму денежного дохода и, следовательно, могут быть превращены во вклады, а тем самым и в ссудный капитал. По отношению ко всякому доходу, предназначен ли он для потребления или для накопления, раз он существует в какой бы то ни было денежной форме, верно то положение, что доход есть превращенная в деньги часть стоимости товарного капитала, а следовательно,— выражение и результат действительного накопления, а не сам производительный капитал. Если .прядильщик, обменял свою

554

пряжу на хлопок, а часть, составляющую доход, — на деньги, то действительное бытие его промышленного капитала — это пряжа, перешедшая теперь в руки ткача или, быть может, индивидуального потребителя, и притом пряжа — предназначена ли она для воспроизводства или для потребления — есть бытие как капитальной стоимости, так и прибавочной стоимости, которая в ней заключается. Величина прибавочной стоимости, превратившейся в деньги, зависит от величины прибавочной стоимости, заключающейся в пряже. Но раз прибавочная стоимость превратилась в деньги, последние являются лишь стоимостным бытием этой прибавочной стоимости. И как таковое они становятся моментом ссудного капитала. Для этого требуется только, чтобы они были превращены во вклад, если только они уже не выданы в ссуду самим их собственником. Напротив, чтобы превратиться обратно в производительный капитал, сумма их должна достигнуть сначала определенного минимума.

555

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ КАПИТАЛ.—III (окончание)

Таким образом, масса денег, которая превращается обратно в капитал, является результатом массового процесса воспроизводства, но рассматриваемая сама по себе, как ссудный денежный капитал, она не является массой производительного капитала.

Самый важный из выводов предшествующего исследования состоит в том, что расширение части дохода, предназначенной для потребления (причем мы оставляем в стороне рабочего, так как его доход = переменному капиталу), прежде всего проявляется как накопление денежного капитала. Следовательно, в накопление денежного капитала входит один момент, существенно отличающийся от действительного накопления промышленного капитала, потому что часть годового продукта, предназначенная для потребления, вовсе не становится капиталом. Другая часть годового продукта возмещает капитал, а именно, постоянный капитал производителей предметов потребления. Но поскольку она действительно превращается в капитал, она существует в натуральной форме дохода производителей этого постоянного капитала. Те же самые деньги, которые представляют доход, которые служат простыми посредниками потребления, регулярно превращаются на некоторое время в ссудный денежный капитал. Поскольку деньги эти представляют заработную плату, они являются в то же время денежной формой переменного капитала; а поскольку они возмещают постоянный капитал производителей предметов потребления, они являются денежной формой, которую временно принимает постоянный капитал, и служат для закупки элементов этого подлежащего возмещению постоянного капитала в натуре. Ни в той, ни в другой форме они сами по себе не выражают накопления, хотя масса их и растет с расширением процесса воспроизводства. Однако временно они

556

выполняют функции ссужаемых денег, то есть денежного капитала. Следовательно, с этой стороны накопление денежного капитала всегда должно отражать в себе более значительное накопление капитала, чем то, которое совершается в действительности, так как расширение индивидуального потребления, благодаря тому, что оно осуществляется при посредстве денег, выступает как накопление денежного капитала, доставляя денежную форму для действительного накопления, для денег, открывающих новые сферы приложения капитала.

Итак, накопление ссудного денежного капитала отчасти выражает лишь тот факт, что всякие деньги, в которые превращается промышленный капитал в процессе своего кругооборота, принимают форму не денег, которые авансируют агенты воспроизводства, а денег, которые они занимают; таким образом, то авансирование денег, которое происходит в процессе воспроизводства, представляется авансированием заемных денег. В действительности на основе коммерческого кредита один ссужает другому те деньги, которые ему нужны для процесса воспроизводства. Но это принимает .такую форму, что банкир, которому часть агентов воспроизводства ссужает деньги, в свою очередь ссужает их другой части агентов воспроизводства, причем банкир этот кажется благодетелем; в то же время распоряжение этим капиталом оказывается полностью в руках банкира как посредника.

Нам остается лишь указать некоторые особые формы накопления денежного капитала. Капитал высвобождается, например, вследствие понижения цены элементов производства, сырых материалов и т. д. Если промышленник не может расширить непосредственно свой процесс воспроизводства, то часть его денежного капитала, как избыточная, выталкивается из кругооборота и превращается в ссудный денежный капитал. Но кроме того, капитал высвобождается в денежной форме, особенно у купца, когда наступают перерывы в ходе дела. Если купец совершил ряд сделок и вследствие таких перерывов может начать новый ряд сделок лишь позднее, то реализованные деньги представляют для него лишь сокровище, избыточный капитал. Однако в то же время они непосредственно представляют накопление ссудного денежного капитала. В первом случае накопление денежного капитала выражает повторение процесса воспроизводства при более благоприятных условиях, действительное высвобождение части ранее связанного капитала, следовательно, возможность расширения процесса воспроизводства при тех же самых денежных средствах. Во втором случае — простой перерыв потока сделок. Но в обоих случаях деньги пре-

557

вращаются в ссудный денежный капитал, представляют накопление этого последнего, оказывают влияние в одинаковой степени на денежный рынок и ставку процента, хотя в первом случае в этом находят себе выражение более благоприятные условия, во втором — препятствия для действительного процесса накопления. Наконец, на накопление денежного капитала влияет количество людей, которые, основательно упрочив свое положение, удаляются от сферы воспроизводства. Чем больше прибыли создается в течение промышленного цикла, тем больше число таких людей. Тут накопление ссудного денежного капитала служит выражением, с одной стороны, действительного накопления (в его относительном размере), с другой стороны, оно выражает собой лишь размеры превращения промышленных капиталистов в чисто денежных капиталистов.

Что касается остальной части прибыли, не предназначенной для потребления в качестве дохода, то она превращается в денежный капитал лишь в том случае, если она не может быть непосредственно употреблена на расширение дела в той сфере производства, в которой она создана. Последнее может происходить по двум причинам. Или потому, что данная сфера производства уже насыщена капиталом. Или потому, что накопленная сумма, для того чтобы функционировать как капитал, должна сначала достигнуть известных размеров, определяемых количественными отношениями новых вложений капитала в данном определенном предприятии. Поэтому накопленная сумма превращается сначала в ссудный денежный капитал и служит для расширения производства в других сферах. При прочих равных условиях масса прибыли, предназначенная для обратного превращения в капитал, зависит от массы всей произведенной прибыли и, следовательно, от расширения самого процесса воспроизводства. Если же это новое накопление наталкивается в своем применении на трудности, на недостаток сфер приложения, если, следовательно, имеет место переполнение отраслей производства и избыточное предложение ссудного капитала, то такой избыток ссудного денежного капитала указывает лишь на ограниченность капиталистического производства. Последующий кредитный ажиотаж показывает, что не существует никаких положительных препятствий для применения этого избыточного капитала. Но существуют препятствия, возникающие в силу законов возрастания капитала, из-за тех границ, в которых капитал может возрастать как капитал. Избыток денежного капитала как такового не выражает необходимо перепроизводства или хотя бы только недостатка сфер приложения капитала.

558

Накопление ссудного капитала состоит просто в том, что деньги осаждаются как деньги, предназначенные для ссуд. Этот процесс весьма отличен от действительного превращения денег в капитал; это только накопление денег в такой форме, в которой они могут быть превращены в капитал. Но накопление это может, как было показано, выражать моменты, весьма отличные от действительного накопления. При постоянном расширении действительного накопления это расширение накопления денежного капитала отчасти может быть его результатом, отчасти результатом моментов, сопровождающих его, но совершенно от него отличных, отчасти, наконец, даже результатом приостановки действительного накопления. Уже потому, что накопление ссудного капитала расширяется под влиянием таких независимых от действительного накопления, но все же сопровождающих его моментов, в известных фазах цикла должен всегда иметь место избыток денежного капитала, и этот избыток увеличивается по мере развития кредита. Вместе с этим избытком, следовательно, должна также усиливаться необходимость расширить процесс производства за его капиталистические границы, то есть возникают избыточная торговля, перепроизводство, избыточный кредит. В то же время это неизбежно совершается в формах, вызывающих обратное движение.

Что касается накопления денежного капитала из земельной ренты, заработной платы и т. п., то здесь излишне останавливаться на этом вопросе. Следует подчеркнуть лишь тот момент, что благодаря разделению труда в ходе развития капиталистического производства дело действительного сбережения и воздержания (собирателями сокровищ), поскольку оно доставляет элементы накопления, выпадает на долю тех, которые получают минимальное количество этих элементов и зачастую еще теряют свои сбережения, как, например, рабочие при крахе банков. С одной стороны, промышленный капиталист не сам «сберегает» свой капитал, а распоряжается чужими сбережениями в количестве, пропорциональном величине своего капитала; с другой стороны, денежный капиталист делает чужие сбережения своим капиталом, а кредит, который оказывают друг другу капиталисты, занятые в процессе воспроизводства, и который дает им публика, превращает в источник своего личного обогащения. Вместе с тем рушится последняя иллюзия капиталистической системы, будто капитал порождается собственным трудом и сбережением. Не только прибыль состоит в присвоении чужого труда, но и капитал, при помощи которого этот чужой труд приводится в движение и эксплуатируется,

559

состоит из чужой собственности, которую денежный капиталист предоставляет в распоряжение промышленного капиталиста и за которую он эксплуатирует последнего в свою очередь.

Нам остается сделать еще несколько замечаний относительно ссудного капитала.

Насколько часто одни и те же деньги могут фигурировать в качестве ссудного капитала, это всецело зависит, как было показано выше, от того,

1) насколько часто они реализуют товарные стоимости в процессе продажи или платежа, перенося таким образом капитал, и от того, далее, насколько часто они реализуют доход. Насколько часто они переходят в другие руки в качестве реализованной стоимости, все равно капитала или дохода, это зависит, очевидно, от размеров и числа действительных оборотов;

2) это зависит от экономии платежей и от развития и организации кредитного дела;

3) наконец, от взаимного сцепления и быстроты действия кредитов, благодаря которым деньги, осев в одном месте в виде вклада, тотчас же снова выплывают в другом — в виде ссуды.

Если даже предположить, что формой существования ссудного капитала является исключительно форма действительных денег, золота или серебра — товаров, вещество которых служит мерой стоимостей, — то и в этом случае значительная часть этого денежного капитала неизбежно будет фиктивной, то есть простым титулом стоимости, чем-то вроде знаков стоимости. Поскольку деньги функционируют в кругообороте капитала, они, хотя в известный момент и образуют денежный капитал, однако, не превращаются в ссудный денежный капитал, а или обмениваются на элементы производительного капитала, или же ими расплачиваются как средством обращения при реализации дохода и, следовательно, они не могут опять превратиться в ссудный капитал для своего владельца. Поскольку же они превращаются в ссудный капитал и одна и та же сумма денег повторно представляет ссудный капитал, ясно, что они лишь в одном пункте существуют как металлические деньги;

во всех других пунктах они существуют лишь в форме притязаний на капитал. Накопление этих притязаний, согласно предположению, проистекает из действительного накопления, то есть из превращения стоимости товарного капитала и т. д. в деньги; и тем не менее накопление этих притязаний или титулов стоимости, как таковое, отлично и от действительного накопления, которым оно порождается, и от будущего

560

накопления (нового процесса производства), которое опосредствуется выдачей денег в ссуду.

Prima facie * ссудный капитал всегда существует в форме денег ⁹), а позже как притязание на деньги, ибо деньги, в виде которых он первоначально существует, находятся теперь в руках заемщика в действительной денежной форме. Для кредитора ссудный капитал превратился в право на получение денег, в титул собственности. Одна и та же масса действительных денег может поэтому представлять весьма различные массы денежного капитала. Просто деньги, представляют ли они реализованный капитал или реализованный доход, становятся ссудным капиталом благодаря одному акту ссуды, благодаря превращению их в депозит, если рассматривать общую форму при развитой кредитной системе. Вклад есть денежный капитал для вкладчика. Однако в руках банкира он может быть лишь потенциальным денежным капиталом, лежащим без движения в его кассе вместо того, чтобы лежать в кассе собственника этого капитала ¹⁰).

* — Сначала. Ред.

⁹⁾ В. А. 1857. Показание банкира Туалса: «4516. Как банкир, ведете ли вы операции с капиталом или с деньгами? — Мы торгуем деньгами. — 4517. Как вносятся вклады в ваш банк? — Деньгами. — 4518. Как выплачиваются они? — Деньгами. — [4519.] Итак, можно ли сказать, что они представляют нечто отличное от денег? — Нет».

Оверстон (см. гл. XXVI) постоянно путает «капитал» и «деньги». «Стоимость денег» означает у него также процент, но лишь постольку, поскольку последний определяется массой денег; «стоимость капитала» должна обозначать процент, поскольку он определяется спросом на производительный капитал и приносимой им прибылью. Он говорит: «4140. Слово «капитал» следует употреблять с осторожностью. — 4148. Вывоз золота из Англии означает уменьшение количества денег в стране, что должно, конечно, вообще говоря, вызывать увеличенный спрос на денежном рынке» {следовательно, по его мнению, не на рынке капитала). — «4112. По мере того как деньги уходят из страны, количество их в стране уменьшается. Это уменьшение количества денег, остающихся в стране, вызывает повышение стоимости этих денег» {первоначально, по его теории, это означало повышение стоимости денег как денег сравнительно со стоимостью товаров, вызванное сокращением средств обращения, причем это повышение стоимости денег равняется, следовательно, понижению стоимости товаров. Но так как в дальнейшем даже для него стало несомненным, что масса обращающихся денег не определяет цен, то теперь уменьшение количества денег как средства обращения должно повысить их стоимость как капитала, приносящего проценты, и, следовательно, должно повысить ставку процента). «И это возрастание стоимости еще остающихся денег задерживает дальнейший отлив их и продолжается до тех пор, пока оно не привлечет обратно такое количество денег, какое необходимо для восстановления равновесия». Продолжение о противоречиях, в которые впадает Оверстон, — ниже.

¹⁰⁾ Здесь-то и выступает путаница, состоящая в том, что «деньгами» является и то и другое: и вклад как требование на платеж со стороны банкира, и депонированные деньги в руках банкира. Банкир Туэлс, давая показания перед банковской комиссией 1857 г., приводит следующий пример: «Я начинаю свое дело с 10 000 фунтов стерлингов. На 5 000 ф. ст. я покупаю товары и отправляю их на свой склад. Остальные 5 000 ф. ст. в виде вклада я помещаю у банкира, чтобы пользоваться ими по мере надобности. Но я все-таки рассматриваю всю сумму как мой капитал, хотя из нее 5 000 ф. ст. находятся в форме вклада или денег (4528) ». Отсюда возникают следующие занятные дебаты: «4531. Следовательно, вы передали ваши 5000 ф. ст. в банкнотах кому-то другому? — Да. — 4532. Тогда этот другой имеет вклад в 5 000 фунтов стерлин-

561

С ростом вещественного богатства растет класс денежных капиталистов; с одной стороны, растет число и богатство капиталистов, отошедших от дел, рантье; а во-вторых, усиливается развитие кредитной системы, а вместе с тем растет число банкиров, кредиторов, финансистов и т. п. С развитием свободного денежного капитала увеличивается, как было показано выше, масса ценных бумаг, государственных процентных бумаг, акций и т. д. Но вместе с тем увеличивается и спрос на свободный денежный капитал, причем биржевики, спекулирующие этими бумагами, начинают играть главную роль на денежном рынке. Если бы все покупки и продажи этих бумаг были лишь выражением действительных вложений капитала, то мы имели бы право сказать, что они не могут влиять на спрос ссудного капитала, так как если А продает свои бумаги, то он извлекает при этом ровно столько же денег, сколько В вкладывает в бумаги. Между тем даже там, где бумага хотя и существует, но уже не существует того капитала (по крайней мере как денежного капитала), который она первоначально представляла, она всегда вызывает pro tanto новый спрос на такой денежный капитал. Но во всяком случае это тот денежный капитал, которым раньше располагал В, а теперь располагает А.

В. А. 1857. № 4886: «Будет ли это, по вашему мнению, правильным указанием причин, определяющих учетную ставку, если я скажу, что она регулируется количеством находящегося на рынке капитала, который может быть употреблен для учета торговых векселей, в отличие от других видов ценных бумаг?» — {Чапмен:} «Нет; я придерживаюсь того взгляда, что на ставку процента влияют все легко превращаемые в деньги ценные бумаги (all convertible securities of a current character); было бы неправильно ограничивать вопрос только учетом векселей, потому что если

****

-гов? — Да, конечно. — 4533. Но и вы имеете вклад в 5 000 фунтов стерлингов? — Совершенно верно. — 4534. Он имеет 5000 ф. ст. деньгами, и вы имеете 5000 ф. ст. деньгами? — Да. — 4535. Но в конце концов это только деньги? — Нет». — Путаница происходит здесь отчасти по следующей причине: А, который депонировал 5000 ф. ст., может выписывать на них требования, распоряжаться ими совершенно так же, как если бы эти деньги находились еще у него. В этом смысле они функционируют для него как потенциальные деньги. Но каждый раз, когда он пользуется ими, он pro tanto [соответственно] уменьшает сумму своего вклада. Если он берет из банка действительные деньги, причем его деньги уже отданы в новую ссуду, то ему платят не его собственными деньгами, но деньгами, вложенными в банк кем-либо другим. Если он уплачивает В долг чеком на своего банкира, причем В вкладывает этот чек у своего банкира, и банкир вкладчика А также имеет чек на банкира вкладчика В, так что оба банкира только обмениваются чеками, то деньги, вложенные А, дважды выполнили денежную функцию: во-первых, в руках того, кто получил деньги, вложенные А, и, во-вторых, в руках самого А. Другая функция состояла в погашении долговых требований (долговое требование А на своего банкира и долговое требование последнего на банкира В} без посредничества денег. Здесь вклад дважды функционирует как деньги, именно один раз как действительные деньги и другой раз — как право на получение денег. Простое право на получение денег может замещать деньги лишь путем взаимного погашения долговых требований.

562

существует большой спрос на деньги под» {залог} «консолей или даже под свидетельства казначейства, как это в большой мере имело место в последнее время, и притом под проценты, значительно превышающие коммерческую процентную ставку, то было бы абсурдно сказать, что наш торговый мир не затрагивается этим; он весьма существенно затрагивается этим. — 4890. Если на рынке имеются хорошие и ходкие ценные бумаги, признаваемые банкирами как таковые, и если собственники хотят получить под них деньги, то это, без всякого сомнения, окажет влияние на торговые векселя; я не могу, например, ожидать, что мне дадут под торговый вексель деньги из 5%, если эти деньги можно в данное время ссудить под консоли и т. п. из 6%; такое же влияние это оказывает и на нас;

никто не может требовать от меня, чтобы я учел его вексель из 5¹/₂%, раз я могу ссудить мои деньги из 6%. — 4892. Относительно людей, которые на 2 000 ф. ст., 5 000 ф. ст. или 10 000 ф. ст. покупают ценные бумаги, считая это надежным вложением капитала, мы не скажем, что они оказывают существенное влияние на денежный рынок. Если вы меня спрашиваете о процентной ставке на ссуды под» {залог} «консолей, то я имею в виду людей, которые совершают операции на сотни тысяч, так называемых джобберов, которые подписываются на публичные займы на большие суммы или покупают их на рынке, а затем вынуждены держать эти бумаги, пока можно будет сбыть их с прибылью; эти люди должны для этой цели занимать деньги».

С развитием кредитного дела создаются крупные концентрированные денежные рынки вроде Лондона, которые в то же время являются главными пунктами торговли этими бумагами. Банкиры предоставляют в распоряжение шайки таких торговцев громадные суммы денежного капитала публики, и благодаря этому растет это отродье игроков. «На фондовой бирже деньги обыкновенно дешевле, чем где бы то ни было», говорил в 1848 г. [Джеме Моррис] тогдашний управляющий Английским банком, давая показания перед секретной комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/1857, № 219).

При рассмотрении капитала, приносящего проценты, было уже показано, что средняя ставка процента для более или менее длинного ряда лет, при прочих равных условиях, определяется средней нормой прибыли, — не предпринимательского дохода, который сам есть не что иное, как прибыль минус процент *.

Было также указано, что и для колебаний коммерческого процента — процента, устанавливаемого в торговом мире денежными кредиторами, занимающимися учетными и ссудными операциями, — в ходе промышленного цикла наступает фаза, когда ставка процента превосходит свой минимум и достигает средней высоты (которую она впоследствии превышает), причем движение это является результатом повышения прибыли, — и это было уже упомянуто и обстоятельнее будет исследовано впоследствии.

* См. настоящий том, стр. 401. Ред.

563

Однако здесь необходимо сделать два замечания. Во-первых: если ставка процента в течение продолжительного времени держится высоко (мы говорим о ставке процента в определенной стране, например в Англии, где средняя процентная ставка дается для более или менее продолжительного периода и выражается также в том проценте, который уплачивается за ссуды на более продолжительный период и который можно назвать частным процентом), то это prima facie доказывает, что за этот период норма прибыли стоит высоко, хотя это еще вовсе не показатель того, что высока и норма предпринимательского дохода. Это последнее различие более или менее отпадает для капиталистов, которые работают преимущественно с собственным капиталом; они реализуют высокую норму прибыли, так как сами выплачивают себе процент. Возможность устойчивой высокой ставки процента, — мы не говорим здесь о фазе угнетения в собственном смысле, — дается высокой нормой прибыли. Возможно, однако, что эта высокая норма прибыли за вычетом высокой ставки процента оставляет лишь низкую норму предпринимательского дохода. Последняя может уменьшаться, в то время как высокая норма прибыли продолжает существовать. Это возможно потому, что однажды пущенные предприятия продолжают дальше функционировать. В этой фазе дело ведется в значительной мере за счет чисто заемного (чужого) капитала; и высокая норма прибыли иногда может быть чисто спекулятивной, предвосхищающей виды на будущее. Высокая ставка процента может выплачиваться при высокой норме прибыли, но уменьшающемся предпринимательском доходе. Она может выплачиваться, — и это отчасти имеет место в периоды спекуляции, — не из прибыли, а из самого заемного чужого капитала, и этот факт может иметь место длительное время.

Во-вторых: положение, что спрос на денежный капитал, а стало быть, и ставка процента, растет вследствие того, что норма прибыли высока, не тождественно с тем, что ставка процента высока потому, что растет спрос на промышленный капитал.

В периоды кризиса спрос на ссудный капитал, а вместе с тем и ставка процента, достигает своего максимума; норма прибыли, а вместе с ней и спрос на промышленный капитал снижается почти до нуля. В такое время каждый прибегает к кредиту лишь для того, чтобы платить, чтобы выполнить уже принятые на себя обязательства. Напротив, в периоды нового оживления после кризиса ссудный капитал требуется для того, чтобы покупать и чтобы превращать денежный капитал в производительный или торговый капитал. В это время ссудный

564

капитал требуют или промышленный капиталист или купец. Промышленный капиталист расходует его на средства производства и на рабочую силу.

Растущий спрос на рабочую силу сам по себе отнюдь еще не является основой для повышения ставки процента, поскольку последняя определяется нормой прибыли. Более высокая заработная плата никогда не бывает причиной более высоко» прибыли, хотя в известные фазы промышленного цикла она может быть одним из ее последствий.

Спрос на рабочую силу может повышаться вследствие того, что эксплуатация труда совершается при особо благоприятных условиях, но повышающийся спрос на рабочую силу и, следовательно, на переменный капитал сам по себе не увеличивает прибыли, а уменьшает ее pro tanto. И тем не менее благодаря этому может возрастать спрос на переменный капитал, а потому и спрос на денежный капитал, что способно повышать ставку процента. Рыночная цена рабочей силы поднимается тогда выше своей средней величины, работу находит более чем среднее число рабочих, и одновременно растет ставка процента, так как при таких обстоятельствах повышается спрос на денежный капитал. Повышающийся спрос на рабочую силу удорожает этот товар, как и всякий другой, повышает цену рабочей силы, но не повышает прибыли, которая основывается главным образом на относительной дешевизне как раз этого товара. Но в то же время — при предположенных обстоятельствах — он повышает ставку процента, потому что повышает спрос на денежный капитал. Если бы денежный капиталист, вместо того чтобы давать свои деньги в ссуду, превратился в промышленника, то сам по себе тот факт, что ему пришлось бы платить дороже за труд, не повысил бы его прибыли, а понизил бы pro tanto. Общая конъюнктура могла бы сложиться так, что прибыль его все-таки возрастет, но отнюдь не потому, что он дороже оплачивал бы труд. Однако последнего обстоятельства, поскольку оно повышает спрос на денежный капитал, достаточно для того, чтобы повысить ставку процента. Если бы по каким-либо причинам повысилась заработная плата при конъюнктуре, в прочих отношениях неблагоприятной, то рост заработной платы понизил бы норму прибыли, но повысил бы стайку процента в той мере, в какой он увеличил бы спрос на денежный капитал.

То, что Оверстон называет «спросом на капитал», если оставить в стороне труд, состоит лишь в спросе на товары. Спрос на товары повышает их цену как в том случае, если спрос этот поднимается выше средней, так и в том случае, если предложение падает ниже средней. Если, например, промышленный

565

капиталист или купец должен уплатить теперь 150 ф. ст. за ту же массу товаров, за какую он раньше платил 100 ф. ст., то ему придется занять 150 ф. ст. вместо обычных 100 ф. ст. и, следовательно, при 5% придется платить 7 ¹/₂ ф. ст. в качестве процента вместо прежних 5 фунтов стерлингов. Сумма, уплачиваемая им в качестве процента, увеличится, так как увеличится масса занятого капитала.

Попытка г-на Оверстона всецело сводится к тому, чтобы интересы ссудного и промышленного капитала представить тождественными, между тем как его банковский акт рассчитан именно на то, чтобы использовать различие этих интересов к выгоде денежного капитала.

В том случае, если предложение товаров падает ниже среднего уровня, спрос на товары может и не поглощать денежного капитала больше, чем прежде. Приходится уплачивать ту же самую, быть может, даже меньшую сумму за общую стоимость товаров, но за ту же сумму получают теперь меньшее количество потребительных стоимостей. В этом случае спрос на ссудный денежный капитал остается неизменным, и, следовательно, ставка процента не повышается, хотя спрос на товар по сравнению с его предложением, а потому и цена товара повышается. Ставка процента может быть затронута лишь в том случае, если возрастает общий спрос на ссудный капитал, а при вышеуказанных предположениях это не имеет места.

Возможен, однако, и такой случай, что предложение известного товара падает ниже среднего уровня, как это бывает, например, при неурожае зерновых, хлопка и т. п., но спрос на ссудный капитал растет, потому что имеет место спекуляция на еще большее повышение цен, а простейшее средство повысить цены состоит в том, чтобы временно устранить с рынка часть предложения. Для того же чтобы оплатить купленный товар, не продавая его, добываются деньги при помощи коммерческих «вексельных операций». В таком случае возрастает спрос на ссудный капитал, и ставка процента может повыситься в результате такой попытки искусственно помешать доступу товара на рынок. Более высокая ставка процента выражает тогда искусственное уменьшение предложения товарного капитала.

С другой стороны, спрос на известный продукт может возрасти вследствие того, что возросло его предложение и его цена упала ниже своего среднего уровня.

В этом случае спрос на ссудный капитал может остаться неизменным или даже упасть, так как на ту же самую сумму денег может быть приобретено большее количество товаров. Может, однако, появиться и спекулятивное образование

566

запасов, частью чтобы использовать благоприятный момент для| целей производства; частью в ожидании позднейшего повышения цен. В этом" случае спрос на ссудный капитал может возрасти, и повышенная ставка процента будет свидетельствовать о затратах капитала на образование избыточных запасов элементов производительного капитала. Мы рассматриваем здесь лишь спрос на ссудный капитал, поскольку на него влияют спрос и предложение товарного капитала. Уже ранее было показано, каким образом меняющееся в фазах промышленного цикла состояние процесса воспроизводства влияет на предложение ссудного капитала. Тривиальное положение, что рыночная ставка процента определяется предложением и спросом (ссудного) капитала, Оверстон хитро валит в одну кучу со своим собственным предположением, согласно которому ссудный капитал тождествен с капиталом вообще, и старается таким образом превратить ростовщика в единственного капиталиста, а его капитал — в единственный вид капитала.

В период угнетения спрос на ссудный капитал есть спрос на средство платежа и ничего более; это отнюдь не спрос на деньги как покупательное средство. Ставка процента может подняться при этом очень высоко независимо от того, имеется реальный капитал — производительный и товарный — в избытке или же его мало. Поскольку купцы и производители могут доставить надежное обеспечение, спрос на средства платежа есть просто спрос на то, что может быть превращено в деньги;

поскольку же этого нет, поскольку, следовательно, ссуда средств платежа доставляет капиталистам не только денежную форму, но и недостающий им для платежей эквивалент в какой бы то ни было форме, постольку спрос на средства платежа есть спрос на денежный капитал. Это тот пункт, в котором в вопросе о кризисах одинаково правы и неправы сторонники двух противоположных мнений ходячей теории. Все те, кто утверждает, что существует лишь недостаток в средствах платежа, или имеют в виду только лиц, владеющих bona fide * обеспечением, или же настолько глупы, что приписывают банкам силу и обязанность превращать путем выпуска бумажек всех обанкротившихся спекулянтов в солидных, платежеспособных капиталистов. Те, кто говорит, что существует просто недостаток в капитале, или занимаются простой игрой слов, так как в действительности в такое время, вследствие избыточного ввоза и перепроизводства, имеется всегда обилие капитала, не могущего превратиться в деньги, или же они

надежным. Ред.

567

говорят лишь о тех рыцарях кредита, которые действительно попадают в условия, когда они больше не получают чужого капитала, чтобы хозяйствовать при его помощи, и потому требуют, чтобы банк не только помог им возвратить утраченный капитал, но и дал возможность продолжать спекулятивные сделки.

Основу капиталистического производства составляет то, что деньги как самостоятельная форма стоимости противостоят товару; другими словами, меновая стоимость должна получить самостоятельную форму в деньгах, а это возможно лишь благодаря тому, что определенный товар становится материалом, в стоимости которого измеряются все другие товары, что он именно поэтому становится всеобщим товаром, товаром par excellence * в противоположность всем другим товарам. Это должно обнаруживаться в двояком направлении, и особенно у капиталистически развитых наций, которые в широких размерах замещают деньги, с одной стороны, кредитными операциями, с другой стороны, — кредитными деньгами. В периоды угнетения, когда кредит сокращается или совершенно прекращается, деньги внезапно абсолютно противопоставляются всем другим товарам как единственное средство платежа и истинное бытие стоимости. Отсюда всеобщее обесценение товаров, трудность, даже невозможность превратить их в деньги, то есть в их собственную чисто фантастическую форму. Но, с другой стороны, сами кредитные деньги суть деньги лишь постольку, поскольку они в сумме своей номинальной стоимости абсолютно замещают действительные деньги. Вместе с отливом золота становится проблематичной их обратимость в деньги, то есть их тождество с действительным золотом. Отсюда принудительные меры, повышение процентной ставки и т. д. с целью обеспечить условия обмена на золото. Это может быть доведено до крайности при помощи фальшивого законодательства, покоящегося на ложных теориях денег и навязанного нации в своих интересах торговцами деньгами, — Оверстонами и компанией. Но основа [кредитных денег] дана с основой самого способа производства. Обесценение кредитных денег (конечно, не их мнимое обесценение) расшатало бы все существующие отношения. Поэтому стоимость товаров приносится в жертву, чтобы обеспечить фантастическое и самостоятельное бытие этой стоимости в деньгах. Как денежная стоимость она обеспечена вообще лишь до тех пор, пока обеспечены сами деньги. Ради нескольких миллионов в деньгах должны быть поэтому принесены в жертву

* — по преимуществу. Ред..

568

многие миллионы в товарах. Это неизбежно при капиталистическом производстве и образует одну из его прелестей. При прежних способах производства этого не наблюдается, так как на том узком базисе, на котором совершается их движение не получают развития ни кредит, ни кредитные деньги. Пока общественный характер труда выступает как денежная форма. существования товаров, то есть как вещь, существующая вне действительного производства, неизбежны денежные кризисы, независимые от действительных кризисов или являющиеся их обострением. С другой стороны, ясно, что, пока не поколеблен кредит банка, этот последний в таких случаях путем увеличения количества кредитных денег смягчает панику, а путем изъятия их увеличивает панику. Вся история современной промышленности показывает, что если бы производство внутри страны было организовано, то металл требовался бы только для того, чтобы выплачивать разницу по балансу международной торговли, когда равновесие ее в данный момент нарушено. Что внутри страны уже теперь не требуется металлических денег, показывает приостановка размена банкнот со стороны так называемых национальных банков, к которой прибегают во всех крайних случаях как к единственному спасению.

Имея в виду двух лиц, было бы смешно говорить, что оба они между собой имеют неблагоприятный платежный баланс. Если каждый из них является и должником и кредитором по отношению к другому и если требования их не погашаются взаимно, то ясно, что в конце концов лишь один оказывается должником другого на сумму разницы. Но дело обстоит иначе, когда речь идет о нациях. И что оно обстоит иначе, признают;

все экономисты, выдвигая положение, согласно которому платежный баланс данной нации может быть благоприятен и неблагоприятен для нее, несмотря на то, что ее торговый баланс в конце концов должен уравновеситься. Платежный баланс тем отличается от торгового баланса, что он есть торговый баланс, платеж по которому приходится на определенное время. Кризисы же сводят разницу между торговым и платежным балансом к короткому промежутку времени; и известные явления, развивающиеся в стране, которая охвачена кризисом и для которой теперь, следовательно, наступает время платежей, — эти явления уже сами по себе вызывают сокращение периода, в течение которого должно быть произведено погашение платежей. Во-первых, вывоз благородных металлов, затем распродажа консигнированных товаров, экспорт товаров с целью сбыть их или добыть под них денежную ссуду внутри страны, повышение ставки процента, востребование кредитов,

569

падение курса ценных бумаг, распродажа иностранных ценных бумаг, привлечение иностранного капитала для вложения в эти обесцененные бумаги, наконец, банкротство, погашающее массу требований. При этом зачастую металл отправляется в страну, в которой разразился кризис, так как векселя на нее ненадежны и наиболее верным представляется платеж звонкой монетой. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что по отношению к Азии все капиталистические нации, в большинстве случаев одновременно, оказываются ее прямыми или косвенными должниками. Как только эти различные обстоятельства окажут свое полное влияние на другую заинтересованную нацию, — у нее начинается экспорт золота и серебра, короче, наступает период платежей, и повторяются те же самые явления.

При коммерческом кредите процент, как разница между ценой в кредит и ценой на наличные деньги, лишь постольку входит в цену товаров, поскольку сроки векселей продолжительнее обыкновенных сроков. В противном случае это не имеет места. Объясняется это тем, что каждый одной рукой получает такой кредит, а другой оказывает его. {Это не согласуется с моими наблюдениями. — Ф. Э.} Поскольку же в цену товаров входит дисконт, то он регулируется не коммерческим кредитом, а денежным рынком.

Если бы спрос и предложение денежного капитала, определяющие ставку процента, были тождественны со спросом и предложением действительного капитала, как это утверждает Оверстон, то процент должен был бы одновременно быть и низким и высоким в зависимости от того, какой товар имеется в виду, или по отношению к одному и тому же товару в различных стадиях (сырой материал, полуфабрикат, готовый продукт). В 1844 г. учетная ставка Английского банка колебалась между 4% (от января до сентября) и 2 ¹/₂— 3% от ноября до конца года. В 1845 г. она была 2 ¹/₂%, 2/4%, 3% от января до октября, между 3% и 5% в последние месяцы. Средняя цена хлопка fair Orleans* была в 1844 г. 6 ¹/₄ пенса, а в 1845 г. — 4⁷/8 пенса. 3 марта 1844 г. запас хлопка в Ливерпуле составлял 627 042 кипы, а 3 марта 1845 г. — 773 800 кип. Если судить по низкой цене хлопка, то в 1845 г. учетная ставка должна была бы быть низкой, что фактически и наблюдалось в течение большей части этого периода. Но если судить по цене пряжи, то процент должен был бы быть высоким, так как цены были относительно, а прибыли абсолютно высоки. Из хлопка по 4 пенса за фунт при издержках прядения в 4 пенса в 1845 г. можно было

* Сорт хлопка. Ред.

570

выпрясть пряжу (№40 хороший seciinda mule twist *), которая прядильщику обошлась бы таким образом в 8 пенсов и которую он в сентябре и октябре 1845 г. мог бы продать по 10 ¹/₂ или 11 ¹/₂ пенса за фунт. (См. ниже показания Уайли.) Весь вопрос разрешается следующим образом:

Спрос и предложение ссудного капитала были бы тождественны со спросом и предложением капитала вообще (хотя последняя фраза нелепа: для промышленника или купца товар есть форма его капитала, тем не менее он никогда не нуждается в капитале как таковом, но всегда лишь в специальном товаре как таковом, покупает и оплачивает его как товар — хлеб или хлопок — независимо от той роли, которую товар сыграет в кругообороте его капитала) лишь в том случае, если бы вовсе не существовало денежных кредиторов, но зато ссужающие капиталисты владели бы машинами, сырыми материалами и т. п. и отдавали бы эту свою собственность в ссуду или внаем, — подобно тому как теперь сдаются дома, — промышленным капиталистам, которые сами являются собственниками части этих предметов. При таких обстоятельствах предложение ссудного капитала было бы тождественно с предложением элементов производства промышленным капиталистам или товаров купцам. Но совершенно ясно, что в этом случае распределение прибыли между кредитором и заемщиком всецело определялось бы в первую очередь отношением между капиталом, данным в ссуду, и капиталом, составляющим собственность того, кто его применяет к делу.

По словам г-на Уэгелина (В. А. 1857), процентная ставка определяется «массой незанятого капитала» (252); есть «лишь показатель массы незанятого капитала, ищущего приложения» (271); позже этот незанятый капитал называется у него floating capital (485), причем под последним он понимает «банкноты Английского банка и другие средства обращения в стране, например, банкноты провинциальных банков и имеющуюся в стране монету... я включаю в floating capital также запасы банков» (502, 503), а позже он сюда же относит золото в слитках (503). Тот же Уэгелин утверждает, что Английский банк оказывает сильное влияние на процентную ставку в те периоды, «когда мы» (Английский банк) «фактически имеем в своих руках большую часть незанятого капитала» (1198), между тем как, согласно выше цитированным показаниям г-на Оверстона, Английский банк — «не место для капитала». Далее Уэгелин говорит:

* Сорт пряжи. Ред.

571

«По моему мнению, учетная ставка определяется количеством незанятого капитала в стране. Количество незанятого капитала представлено резервом Английского банка, который фактически является золотым резервом. Таким образом, если запас благородного металла уменьшается, то это уменьшает количество незанятого капитала в стране и, следовательно, повышает стоимость остальной его части» (1258).

Дж. Стюарт Милль говорит (2102):

«Для поддержания платежеспособности своего банкового отделения Банк вынужден делать все возможное, чтобы пополнить резерв этого отделения; поэтому, как только он замечает, что наступает отлив, он должен обеспечить себе резерв и либо сократить учетные операции, либо продавать ценные бумаги».

Резерв, поскольку речь идет только о банковом отделении, есть резерв исключительно для вкладов. По мнению Оверстонов, банковое отделение должно действовать просто как банкир, не считаясь с «автоматическим» выпуском банкнот. Но в периоды действительного угнетения Английский банк независимо от запаса в банковом отделении, состоящего исключительно из банкнот, очень зорко следит за состоянием металлического запаса и должен следить, если он не хочет потерпеть крах. Ибо в той же самой степени, в какой исчезает металлический запас, исчезает и запас' банкнот, и г-ну Оверстону, который столь мудро устроил это своим банковским актом 1844 г., это должно бы быть известно лучше, чем кому-либо другому.

572

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

СРЕДСТВА ОБРАЩЕНИЯ ПРИ КРЕДИТНОЙ СИСТЕМЕ

«Кредит есть великий регулятор скорости обращения... Отсюда понятно, почему период сильного угнетения на денежном рынке обыкновенно совпадает с наполнением до отказа каналов обращения» («The Currency Theory Reviewed etc.», p. 65).

Это следует понимать двояко. С одной стороны, все методы экономного использования средств обращения основываются на кредите. Но с другой стороны: возьмем для примера банкноту в 500 фунтов стерлингов. А отдает ее сегодня В в уплату по векселю; В вносит ее в тот же день своему банкиру в качестве вклада; банкир в тот же самый день дисконтирует при помощи ее вексель для С; С уплачивает ее своему банку, банк отдает ее вексельному маклеру в виде ссуды и т. д. Скорость, с которой обращается здесь банкнота, обслуживая покупки и платежи, обусловливается той скоростью, с которой она все снова и снова возвращается к кому-либо в форме вклада и .затем опять переходит в другие руки в форме ссуды. Простая экономия средств обращения достигает наивысшего развития в Расчетной палате в простом обмене векселей, которым истек срок, и когда преобладает функция денег как средства платежа только для погашения излишков. Но само существование этих векселей покоится опять-таки на кредите, который оказывают друг другу промышленники и купцы. Если уменьшается этот кредит, то уменьшается число векселей, в особенности долгосрочных, а следовательно, и действенность этого метода сбалансирования платежей. Только двумя способами может осуществляться такого рода экономия, состоящая в устранении денег из обращения и всецело основанная на функции денег как средства платежа, покоящейся, в свою очередь, на кредите (мы здесь оставляем в стороне большее или меньшее развитие техники концентрации таких платежей): встречные долговые требования, представленные векселями или чеками, либо погашаются одним и тем же банкиром, который только переписывает

573

требование со счета одного на счет другого, либо различные банкиры погашают их в своих расчетах между собой 11). Концентрация 8—10 миллионов векселей в руках одного вексельного маклера, например фирмы Оверёнд, Гёрни и К°, была одним из главных средств местного расширения масштаба гакого погашения платежей. Посредством этой экономии повышается эффективность средств обращения, поскольку требуется меньшее их количество, поскольку они требуются исключительно для уплаты балансовой разницы. С другой стороны, скорость движения денег, функционирующих как средство обращения (чем также достигается экономия), зависит всецело от потока покупок и продаж, а также от сцепления платежей, поскольку эти последние совершаются один за другим при помощи денег. Но кредит опосредствует и тем самым повышает скорость обращения. Так, например, отдельная монета может обслужить лишь пять оборотов и, функционируя как простое средство обращения без посредства кредита, дольше остается в каждых отдельных руках, если А, ее первоначальный владелец, делает покупку у В, В у С, С у D, Д у Е, Е у F, и, следовательно, ее переход из одних рук в другие вызывается лишь действительными покупками и продажами. Если же В помещает деньги, уплаченные ему А, у своего банкира в виде вклада, а банкир выдает их С, учитывая его вексель, С делает покупку у D, D снова вносит деньги в виде вклада своему банкиру, последний ссужает их Е, который совершает покупку у F, то сама скорость движения денег в качестве простого средства обращения (покупательного средства) обусловлена здесь несколькими кредитными операциями: депозитной операцией В у его банкира, учетной операцией последнего для С, депозитом D у его банкира и учетной операцией последнего для Е, — следовательно, четырьмя кредитными операциями. Без этих кредитных операций данная монета не была бы в состоянии совершить в течение данного времени одну за другой пять

11) Среднее число дней, в течение которых находилась в обращении банкнота:

Годы	Банкнота в 5 ф. ст.	Банкнота в 10 ф. ст.	Банкнота в 20-100 ф. ст.	Банкнота в 200-500 ф. ст.	Банкнота в 1000 ф. ст.
1792	?	236	209	31	22
1818	148	137	121	18	13
1846	79	71	34	12	8
1856 ..........	70	58	27	9	7

(Подсчеты кассира Английского банка Маршалла в «Report on Bank Acts», 1857, part II, Appendix, p. 300—301.)

574

отдельных покупок. Благодаря тому, что данная единица денег переходила из рук в руки — в качестве вклада и при учете век» селей — без посредства действительных покупок и продаж, ускорился ее переход из рук в руки в ряде действительных торговых актов купли-продажи.

Мы только что видели, что одна и та же банкнота может образовывать вклады у различных банкиров. Равным образом она может образовывать различные вклады у одного и того же банкира. Банкир учитывает вексель В банкнотой, вложенной А, В уплачивает С, С вносит в виде вклада ту же самую банкноту тому же самому банкиру, который ее выдал.

При рассмотрении простого денежного обращения («Капитал», кн. I, гл. III, 2) было уже показано, что количество действительно обращающихся денег, предполагая скорость обращения и степень экономии в- платежах величинами данными, определяется ценами товаров и количеством сделок ¹³⁰. Тот же самый закон действителен и для обращения банкнот.

В следующей таблице (В. А. 1858, р. XXVI) указана среднегодовая сумма обращающихся банкнот Английского банка, поскольку они находились в руках публики, причем показаны суммы 5-, 10-фунтовых банкнот, 20-, 100-фунтовых и банкнот высшего, 200-, 1 000-фунтового достоинства; равным образом приведено процентное отношение суммы банкнот каждого достоинства к общему количеству обращающихся банкнот. Суммы даны округленно в тысячах фунтов стерлингов.

575

Итак, за период с 1844 по 1857 г. общая сумма обращающихся банкнот положительно уменьшилась, несмотря на то, что торговый оборот, как показывают цифры ввоза и вывоза, более чем удвоился. Сумма мелких банкнот в 5 ф. ст. и в 10 ф. ст. увеличилась, как видно из таблицы, с 9 263 000 ф. ст. в 1844 г. до 10 659 000 ф. ст. в 1857 году. И это одновременно с тем значительным увеличением золотого обращения, которое как раз имело тогда место. Напротив, сумма банкнот более высоких достоинств (в 200—1 000 ф. ст.) упала с 5 856 000 в 1852 г. до 3 241 000 ф. ст. в 1857 году. Следовательно, произошло уменьшение более чем на 2 ¹/₂ миллиона фунтов стерлингов. Это объясняется следующим образом:

«8 июня 1854 г. частные лондонские банкиры допустили к участию в работе Расчетной палаты акционерные банки, и вскоре после этого Английский банк стал производить окончательные безналичные расчеты. Ежедневные расчеты совершаются теперь путем переводов на счета, которые различные банки имеют в Английском банке. Благодаря введению этой системы стали излишними банкноты крупных купюр, которыми раньше банки пользовались для взаимного погашения счетов» (В. А. 1858, р. V).

К какому минимуму сводится применение денег в оптовой торговле, видно из таблицы, которая напечатана в «Капитале», кн. I, гл. III, прим. 103 ¹³¹ и которая была предоставлена комиссии палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству фирмой Моррисон, Диллон и К°, одной из тех крупнейших лондонских фирм, где розничный торговец может закупить весь нужный ему запас товаров всякого рода.

Согласно показанию У. Ньюмарча перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857) № 1741, экономии средств обращения способствовали еще и другие обстоятельства: почтовый сбор в 1 пенс, железные дороги, телеграфы, словом, улучшение средств сообщения; поэтому Англия может в настоящее время почти при том же самом обращении банкнот делать в пять и шесть раз большие обороты, чем раньше. Те же самые причины в значительной степени способствовали вытеснению из сферы обращения банкнот более чем 10-фунтового достоинства. Здесь же Ньюмарч видит естественное объяснение того, что в Шотландии и Ирландии, где обращаются даже билеты в 1 ф. ст., обращение банкнот возросло почти на 31% (1747). Сумма всех обращающихся в Соединенном королевстве банкнот, включая и банкноты в 1 ф. ст., составляет, по его словам, 39 миллионов фунтов стерлингов (1749). Сумма обращающегося золота = 70 миллионам фунтов

576

стерлингов (1750). В Шотландии в 1834 г. было в обращении банкнот на 3 120 000 фунтов стерлингов; в 1844 г. — на 3 020 000 фунтов стерлингов; в 1854 г. — на 4 050 000 фунтов стерлингов (1752). 1

Уже отсюда следует, что увеличение количества обращающихся банкнот, которые могут быть во всякое время обменены;

на деньги, отнюдь не зависит от произвола эмиссионных банков. {О необратимых в золото бумажных деньгах здесь вообще нет речи; необратимые в золото банкноты лишь в том случаев могут стать всеобщим средством обращения, если они фактически обеспечиваются государственным кредитом, как, например, в настоящее время в России. Они подпадают таким образом под действие указанных выше («Капитал», кн. I, гл. III, 2, с: монета, знак стоимости) законов, управляющих движением необратимых в золото казначейских бумажных денег. —

Ф. Э.]

Количество обращающихся банкнот подчиняется в своем движении потребностям оборота, и каждая лишняя банкнота тотчас же возвращается к выпустившему ее учреждению. Так как в Англии только билеты Английского банка имеют всеобщее хождение как законное средство платежа, то мы можем здесь совершенно пренебречь незначительным и исключительно местным обращением билетов провинциальных банков. ].

В своих показаниях перед комиссией палаты общин 1858 г: по банковскому законодательству (В. А. 1858) г-н Нив, управляющий Английским банком, говорит:

«№ 947. (Вопрос:) Какие бы меры вы ни принимали, количество банкнот в руках публики остается, по вашим словам, тем же самым, то есть приблизительно 20 миллионов фунтов стерлингов? — В обычное время для нужд публики необходимо, по-видимому, приблизительно 20 миллионов. В известные, периодически повторяющиеся времена года сумма эта повышается на 1 или 1 ¹/₂ миллиона. Если публике требуется больше, то она может, как я сказал, всякий раз получить их из Английского банка. — 948. Вы сказали, что во время паники публика не позволяла вам уменьшать сумму банкнот; не соблаговолите ли вы объяснить это? — В периоды паники публика, как мне кажется, имеет полную возможность получать банкноты; и, конечно, пока Банк имеет обязательства, публика может по этим обязательствам извлекать из Банка банкноты. — 949. Таким образом, по-видимому, неизменно существует потребность приблизительно в 20 млн. ф. ст. банкнотами Английского банка? — 20 млн. ф. ст. банкнотами на руках у публики; сумма эта меняется. Бывает 18 ¹/₂, 19, 20 миллионов и т. д.; но в среднем 19—20 миллионов», ч

Показание Томаса Тука перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57):

№ 3094. «Банк не может произвольно увеличивать количество банк-

нот, находящихся на руках публики; он может уменьшить количество

577

банкнот на руках публики, но лишь при посредстве весьма насильствен ной операции».

И. Ч. Райт, в течение 30 лет банкир в Ноттингеме, обстоятельно выяснив, что провинциальные банки совершенно не в состоянии держать в обращении большее количество банкнот, чем то, в котором нуждается и которого хочет публика, говорит о билетах Английского банка (С. D. 1848/57):

№ 2844. «Мне неизвестны какие-либо пределы» (выпуска банкнот) «для Английского банка, но всякий избыток средств обращения перейдет во вклады и, таким образом, примет иную форму».

То же самое относится и к Шотландии, где обращаются почти исключительно бумажные деньги, так как здесь, как и в Ирландии, допущены билеты однофунтового достоинства и так как «the scotch hate gold»*. Кеннеди, управляющий одного шотландского банка, заявляет, что банки не в состоянии сократить обращение своих банкнот, и

«придерживается того взгляда, что, пока сделки внутри страны требуют для своего осуществления банкнот или золота, банкиры должны доставлять столько средств обращения, сколько нужно для этих сделок, — по требованию ли своих вкладчиков, или как-либо иначе... Шотландские банки могут ограничить свои операции, но они не в состоянии контролировать выпуск банкнот» (там же, №№ 3446, 3448).

В том же духе высказывается Андерсен, управляющий Jnion Bank of Scotland (там же, № 3578).

«Препятствует ли система взаимного обмена банкнотами» {между шотландскими банками} «чрезмерному выпуску банкнот со стороны какого-либо отдельного банка? — Конечно, но мы имеем в своих руках средство более действенное, чем обмен банкнотами» {который в действительности не имеет к указанной цели никакого отношения, хотя и обеспечивает обращение билетов каждого отдельного банка по всей Шотландии), «и это обычная практика в Шотландии — иметь счет в банке; каждый, имеющий какие бы то ни было деньги, имеет также и счет в каком-либо банке и ежедневно вносит туда все деньги, в которых он не нуждается сам в данный момент, так что к концу каждого делового дня в банках оказываются все деньги за исключением тех, которые каждый имеет в кармане».

Так же обстоит дело и в Ирландии (см. показания перед той же самой комиссией управляющего Ирландским банком Мак-Доннелла и директора провинциального банка Ирландии Марри).

«шотландцы ненавидят золото». Ред.

578

Обращение банкнот, не завися от воли Английского банка, является в такой же степени независимым и от состояния того золотого запаса в кладовых Банка, который обеспечивает размен этих банкнот.

«18 сентября 1846 г. имелось в обращении билетов Английского банка на сумму 20 900 000 ф. ст., » его металлический запас составлял 16 273 000 фунтов стерлингов; 5 апреля 1847 г. сумма обращающихся билетов составляла 20 815 000 ф. ст., металлический запас — 10 246 000 фунтов стерлингов... Следовательно, несмотря на вывоз 6 млн. ф. ст. благородного металла, обращение банкнот нисколько не сократилось» (J. G. Kinnear. «The Crisis and the Currency». London, 1847, p. 5).

Однако само собой разумеется, что это верно лишь при условиях, господствующих в настоящее время в Англии, да и там лишь постольку, поскольку законодательство не установит иного отношения между выпуском банкнот и металлическим запасом.

Следовательно, влияние на количество обращающихся денег — банкнот и золота — оказывают лишь потребности самого хода дел. Здесь прежде всего следует принять во внимание периодические колебания, повторяющиеся ежегодно, каково бы ни было общее положение дел, так что в течение последних 20 лет

«в один месяц обращение достигает высокого уровня, в другой месяц низкого, в третий же месяц оно стоит на средней точке» (Ньюмарч, В. А.

1857, № 1650).

Так, каждый год в августе несколько миллионов фунтов стерлингов, по большей части золотом, уходит из Английского банка во внутреннее обращение в связи с расходами по уборке урожая; так как здесь речь главным образом идет о выдаче заработной платы, то в Англии банкноты в данном случае мало применимы. К концу года эти деньги снова притекают в Банк. В Шотландии вместо соверенов обращаются почти исключительно банкноты однофунтового достоинства; поэтому здесь в соответствующих случаях, именно два раза в год, в мае и ноябре, обращение банкнот увеличивается с 3 до 4 млн. фунтов стерлингов; спустя 14 дней начинается уже обратный приток, и в течение месяца он почти заканчивается (Андерсон, С. D. 1848/57, № 3595-3600).

Обращение банкнот Английского банка испытывает, кроме того, четыре раза в год преходящие колебания в связи с тем, что каждую четверть года уплачиваются «дивиденды», то есть проценты по государственному долгу, для чего банкноты

579

сначала извлекаются из обращения, а потом снова выбрасываются; но очень скоро они опять притекают обратно. Уэгелин (В. А. 1857, № 38) определяет размеры вызываемого этим колебания в обращении банкнот в 2 ¹/₂ миллиона. Напротив, г-н Чапмен, представитель пресловутой фирмы Оверенд, Гёрни и К°, оценивает вызываемое этим нарушение на денежном рынке значительно выше.

«Если вы извлекаете из обращения 6 или 7 миллионов в виде государственных доходов, чтобы выплатить ими дивиденды, то должен же быть кто-нибудь, кто доставил бы на данный промежуток времени соответственную сумму» (В. А. 1857, № 5196).

Гораздо значительнее и продолжительнее те колебания в размерах обращающихся средств, которые соответствуют различным фазам промышленного цикла. Вот что говорит об этом другой компаньон той же фирмы, достопочтенный квакер Самюэл Гёрни (С. D. 1848/57, № 2645).

«В конце октября (1847 г.) на руках у публики имелось банкнот на 20 800 000 фунтов стерлингов. В то же время можно было лишь с большим трудом получить банкноты на денежном рынке. Причиной этого являлось всеобщее опасение, что вследствие ограничений банковского акта 1844 г. нельзя будет приобрести банкноты в достаточном количестве. В настоящее время» (март 1848 г.) «на руках публики находится банкнот... 17700000 ф. ст., но так как теперь нет никакой коммерческой паники, то это гораздо больше, чем нужно. В Лондоне нет ни одного банкира или торговца деньгами, который не имел бы банкнот больше, чем он может использовать. — 2650. Сумма банкнот... находящихся вне Английского банка. Является совершенно недостаточным показателем активного состояния обращения, если наряду с этим не принять во внимание... состояние торговли и кредита. — 2651. Если в настоящее время чувствуется, что при данных размерах обращения на руках публики имеется избыток банкнот, то это в значительной степени объясняется нынешним состоянием большого застои. При высоких ценах и оживлении дел эти же 17 700 000 ф. ст. вызывали бы у нас ощущение недостаточности денег в обращении».

{Пока положение дел таково, что выданные авансы возвращаются регулярно и, следовательно, кредит непоколеблен, расширение и сокращение обращения регулируются просто нуждами промышленников и купцов. Так как золото, по крайней мере в Англии, не играет роли в оптовой торговле и так как обращение золота, если оставить в стороне сезонный колебания, может рассматриваться как величина весьма постоянная в течение более или менее продолжительного времени, то обращение билетов Английского банка является достаточно точным показателем масштаба этих перемен. В период затишья после кризиса размеры обращения всего меньше; с новым оживлением спроса возрастает также потребность в средствах

580

обращения, увеличивающаяся вместе с расцветом; высшей точки количество средств обращения достигает в период чрезмерного напряжения и чрезмерной спекуляции, — тогда разражается кризис и разом исчезают с рынка еще накануне имевшиеся в таком обилии банкноты, а вместе с ними дисконтеры векселей, кредиторы под залог ценных бумаг, покупатели товаров. Английский банк призывается на помощь, но и его силы скоро истощаются, банковский акт 1844 г. принуждает его ограничить обращение его банкнот как раз в такой момент, когда все вопят, требуя банкнот, когда товаровладельцы не могут продать и все же обязаны платить, а потому готовы на всякие жертвы, только бы раздобыть банкнот.

«Во время паники», — говорит упомянутый выше банкир Райт (там же, №• 2930), — «стране требуется средств обращения вдвое больше, чем в обычное время, так как банкиры и другие лица создают себе запасы средств обращения».

Как только разражается кризис, речь идет лишь о средствах платежа. Но так как в поступлении этих средств платежа каждый зависит от других и никто не знает, будут ли в состоянии другие уплатить в назначенный срок, то наступает всеобщая погоня за средствами платежа, находящимися на рынке, то есть за банкнотами. Каждый припрятывает столько банкнот, сколько ему удается получить, и, таким образом, банкноты исчезают из обращения именно тогда, когда потребность в них всего острее. Для октября 1847 г. Самюэл Гёрни (С. D. 1848/57, № 1116) оценивает количество таких банкнот, находившихся под замком в момент паники, в 4—5 миллионов фунтов стерлингов. — Ф. Э.}

В этом отношении особенно интересны показания компаньона Гёрни, упомянутого выше Чапмена, перед комиссией палаты. общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857). Я передаю основное содержание их в данной связи, хотя некоторые затронутые в показаниях вопросы будут исследованы нами позднее.

Показание г-на Чапмена гласит:

«4963. Я без малейшего колебания заявляю также, что не считаю правильным, чтобы денежный рынок находился во власти какого-либо отдельного капиталиста (каких немало в Лондоне), имеющего возможность вызвать колоссальный недостаток в деньгах и стесненное положение как раз в то время, когда размеры обращения очень невелики... Возможно... имеется не один капиталист, который для своих целей в состоянии извлечь из сферы обращения 1 или 2 млн. ф. ст. банкнотами, если это ему выгодно».

4965. Крупный спекулянт может продать на 1 или 2 миллиона консолей и таким образом изъять деньги с рынка. Нечто

581

подобное имело место недавно, результатом чего явилось «в высшей степени сильное угнетение».

4967. В таком случае банкноты, конечно, непроизводительны.

«Но это не важно, раз достигается великая цель — падение цены фондовых бумаг, безденежье, и крупный спекулянт имеет полную возможность достигнуть этого».

Вот пример: однажды на фондовой бирже обнаружился сильный спрос на деньги, никто не знал причины, кто-то обратился к Чапмену с просьбой ссудить 50 000 ф. ст. из 7%. Чапмен был поражен: его процентная ставка была гораздо ниже; он согласился. Немедленно вслед за этим тот же человек явился снова, взял еще 50000 ф. ст. из 7¹/₂%, затем 100000 ф. ст. из 8% и изъявил желание занять еще более крупную сумму из 8¹/₂%. Тогда даже Чапменом овладели опасения. Впоследствии обнаружилось, что значительная сумма денег была внезапно изъята с рынка. Однако, рассказывает Чапмен,

«я все же ссудил значительную сумму из 8%; идти дальше я опасался;

я не знал, что из этого может выйти».

Хотя от 19 до 20 млн. ф. ст. банкнот более или менее постоянно находится будто бы в руках публики, тем не менее не следует забывать, что постоянно и значительно изменяется отношение между той частью этих банкнот, которая действительно обращается, и той их частью, которая как резерв лежит неподвижно в банках. Если этот резерв велик и, следовательно, уровень действительного обращения низок, то, с точки зрения денежного рынка, это означает, что каналы обращения заполнены (the circulation is full, money is plentiful); если резерв мал, следовательно, каналы действительного обращения наполнены, то с точки зрения денежного рынка это. состояние называется низким уровнем обращения (the circulation is low, money is scarce), то есть незначительные размеры имеет та часть, которая представляет незанятый ссудный капитал. Действительное, независимое от фаз промышленного цикла расширение или сокращение обращения, — причем, однако, сумма, которая требуется публикой, остается неизменной, — имеет место лишь вследствие чисто технических причин, например во время уплаты налогов или процентов по государственному долгу. Когда уплачиваются налоги, банкноты и золото притекают в Английский банк сверх обычной меры и фактически сокращают обращение независимо от потребностей в последнем. Обратное происходит, когда выплачиваются дивиденды по государственному долгу. В первом случае делаются займы в банке с тем, чтобы иметь средства обращения. Во

582

втором случае процентная ставка в частных банках падает вследствие временного увеличения их резервов. Это нисколько не затрагивает абсолютную сумму средств обращения; дело касается только банкирской фирмы, которая пускает эти средства в обращение; для нее этот процесс представляет отчуждение ссудного капитала, и она, следовательно, кладет в карман прибыль от этой операции.

В одном случае происходит просто временное перемещение обращающихся средств, и Английский банк уравновешивает его таким образом, что незадолго до срока платежа налогов за четверть года или выдачи дивидендов за такой же срок выдает краткосрочные ссуды по пониженному проценту; эти выпущенные таким образом сверх обычного банкноты сначала восполняют тот недостаток, который получается вследствие уплаты налогов, между тем как погашение указанных ссуд немедленно возвращает банку излишек банкнот, попавший в руки публики благодаря выплате дивидендов.

В другом случае низкий или высокий уровень обращения означает всегда лишь иное распределение 'той же самой массы средств обращения между активным обращением и вкладами, то есть орудием займов.

С другой стороны, если, например, благодаря притоку золота в Английский банк соответственно увеличивается количество выпущенных банкнот, то эти последние облегчают учет вне банка и притекают обратно в виде платежей по займам, так что абсолютная масса обращающихся банкнот увеличивается лишь на короткий срок.

Если уровень обращения является высоким вследствие расширения дел (что возможно и при сравнительно низких ценах), то ставка процента может быть сравнительно высокой благодаря спросу на ссудный капитал, обусловленному растущей прибылью и увеличением новых капиталовложений. Если уровень обращения низок вследствие сокращения дел или вследствие легкости получения кредита, то ставка процента может быть низкой даже и при высоких, ценах. (См. показание Хаббарда *.)

Абсолютная величина обращения оказывает определяющее влияние на процентную ставку только в периоды застоя. При этом спрос на высокий уровень обращения (оставляя в стороне уменьшение скорости, с которой обращаются деньги и с которой одни и те же деньги снова и снова превращаются в ссудный капитал) выражает собой только спрос на средства образова-

* См. настоящий том, стр. 603—604. Ред.

583

ния сокровищ вследствие отсутствия кредита, как это было в 1847 г., когда приостановка действия банковского акта не вызвала расширения обращения, но оказалась достаточной для того, чтобы снова извлечь на свет божий припрятанные банкноты и бросить их в обращение. Или же при известных обстоятельствах может действительно потребоваться большее количество средств обращения, как в 1857 г., когда после приостановки действия банковского акта обращение на некоторое время действительно возросло.

В других же случаях абсолютная величина обращения не влияет на ставку процента, так как она, предполагая экономию и скорость обращения постоянными, во-первых, определяется ценой товаров, количеством сделок (причем обыкновенно один из этих моментов парализует действие другого) и, наконец, состоянием кредита, а отнюдь не определяет последнее, так как, во-вторых, цены товаров и процентная ставка не зависят друг от друга.

Во время действия акта о банковской рестрикции (1797— 1819)¹³² имел место избыток средств обращения, ставка процента была всегда значительно выше, чем в то время, когда был восстановлен размен банкнот. Позже, с сокращением выпуска банкнот и повышением вексельных курсов, она быстро упала. В 1822, 1823, 1832 гг. общий уровень обращения был низок, процентная ставка была также низкой. В 1824, 1825, 1836 гг. отмечался высокий уровень обращения, ставка процента тоже повысилась. Летом 1830 г. обращение достигло высокого уровня, а ставка процента была низкой. После открытия новых месторождений золота денежное обращение расширилось во всей Европе, ставка процента повысилась. Ставка процента не зависит, таким образом, от количества обращающихся денег.

Различие между выпуском средств обращения и ссудой капитала обнаруживается лучше всего в действительном процессе воспроизводства. Мы видели («Капитал», кн. II, отдел III), каким образом обмениваются различные составные части производства. Например, переменный капитал вещественно состоит из жизненных средств рабочих, то есть из части их собственного продукта. Но он выплачивается им по частям в форме денег. Капиталист должен авансировать эти деньги, и от организации кредитного дела в значительной степени зависит, в состоянии ли он в ближайшую неделю выплатить новый переменный капитал теми же самыми деньгами, которыми он платил в предыдущую неделю. То же самое относится и к актам обмена между различными составными частями всего общественного капитала, например, между предметами потребления и средства-

584

ми производства предметов потребления. Деньги для их обращения, как мы видели, должны быть авансированы одной или обеими обменивающимися сторонами. Деньги остаются затем;

в сфере обращения, но по завершении обмена всегда снова возвращаются к тому, кто их авансировал, так как они были авансированы сверх его действительно занятого промышленного капитала (см. «Капитал», кн. II, гл. XX¹³³). При развитом кредите, когда деньги концентрируются в руках банков, эти последние, по крайней мере номинально, ссужают деньги. Такая ссуда касается лишь денег, находящихся в обращении. Перед нами ссуда средств обращения, а не ссуда капиталов,

обращающихся при помощи этих средств.

Чапмен: «5062. Может наступить период, когда банкноты в большом количестве находятся в руках публики и тем не менее их невозможно достать».

Деньги имеются и во время паники; но тогда каждый остерегается превращать их в ссудный капитал, в ссужаемые деньги; каждый удерживает их на случай действительной необходимости платить.

«5099. Отправляют ли банки сельских округов свои свободные остатки вам и другим лондонским фирмам?—Да.—5100. С другой стороны, дисконтируют ли у вас векселя для своих коммерческих целей фабричные округа Ланкашира и Йоркшира? — Да. — 5101. Так что благодаря этому избыточные деньги одной части страны могут быть использованы для нужд другой части страны? — Совершенно верно».

Чапмен утверждает, что обычай банков употреблять избыточный денежный капитал на короткие сроки для покупки консолей и свидетельств казначейства стал практиковаться реже за последнее время, когда вошло в обычай ссужать эти деньги at call (до востребования в любое время). Сам он считает покупку такого рода бумаг для своего предприятия в высшей степени нецелесообразной. Поэтому он помещает деньги в надежные векселя, для части которых ежедневно наступает срок, так что он всегда знает, на какое количество свободных денег он может каждый день рассчитывать {5101—5105}.

Даже увеличение вывоза проявляется — более или менее во всякой стране, особенно же в стране, оказывающей кредит, — как растущий спрос на внутреннем денежном рынке, причем, однако, спрос этот начинает ощущаться как таковой лишь во времена застоя. В периоды, когда вывоз растет, британские фабриканты выписывают обычно под английские готовые изделия, отправленные за границу на консигнацию, долгосрочные векселя на экспортера-купца (5126).

585

«512 7. Не существует ли договоренность время от времени возобновлять такого рода векселя?» — {Чапмен.} «Это они держат от нас в тайне;

мы бы не приняли такого векселя... Конечно; это может случаться, но я о чем-либо подобном ничего не могу сказать». (Невинный Чапмен.) —. «5129. Если имеет место большое увеличение вывоза, как, например, теперь, когда за один только прошлый год, вывоз увеличился на 20 млн. ф. ст., не приводит ли оно само собой к увеличенному спросу на капитал для учета векселей, представляющих этот вывоз? — Несомненно. — 5130. Так как Англия, как правило, предоставляет загранице кредит на всю сумму своего экспорта, то не может ли это вызывать поглощения соответственного добавочного капитала на все время, пока длится этот кредит? — Англия оказывает огромный кредит, но взамен этого она получает в кредит необходимое ей сырье. Америка выписывает на нас всегда векселя на 60 дней, другие страны — на 90 дней. С другой стороны, мы оказываем кредит; когда мы отправляем товары в Германию, кредит этот длится 2 или 3 месяца».

Уилсон спрашивает Чапмена (5131), не выписываются ли векселя на Англию под это импортируемое сырье и колониальные товары уже одновременно с их погрузкой и не получаются ли они одновременно с накладными? Чапмен полагает, что это так, но не знает ничего об этих «купеческих» делах и рекомендует спросить более осведомленных людей. — При экспорте в Америку, говорит Чапмен, «товары, символизируются в транзите»; эта тарабарщина должна означать, что английский экспортер-купец выписывает под товары четырехмесячный вексель на одну из крупных американских банкирских фирм в Лондоне, а покрытие банкирская фирма получает из Америки [5133].

«5136. Не ведутся ли, как правило, дела с отдаленными странами при помощи купцов, которые дожидаются возвращения своего капитала, пока не будут проданы товары? — Быть может, и существуют фирмы настолько богатые, что они могут вкладывать в товары свой собственный капитал, не прибегая к ссудам под товары; однако в большинстве случаев эти товары превращаются в ссуды при посредстве акцепта известных фирм. — 5137. Такие фирмы находятся в Лондоне, Ливерпуле и других местах. — 5138. Итак, безразлично, должен ли фабрикант затратить свои собственные деньги, или же он находит в Лондоне или Ливерпуле купца, который ссужает ему деньги; во всяком случае мы имеем дело с авансом, предоставленным в Англии? — Совершенно верно. Фабрикант лишь в немногих случаях имеет к этому какое-либо отношение» (между тем, в 1847 г. так было почти во всех случаях). «Торговец готовыми товарами, например в Манчестере, закупает товары и отправляет их за море через посредство солидной лондонской фирмы; как только лондонская фирма убедилась, что погружено все, согласно условию, торговец выписывает на эту лондонскую фирму шестимесячный вексель под эти направляемые в Индию, Китай или другую страну товары; тогда в это дело включается банковский мир и дисконтирует ему этот вексель, так что к тому времени, когда торговец должен платить за купленные им товары, он уже имеет деньги, полученные путем учета этого векселя. — 5139. Но если он и имеет эти деньги, то банкиру все же пришлось их ссудить? — Банкир имеет вексель; банкир купил вексель; он применяет свой банковский капитал в этой форме, в форме

586

учета торговые векселей».. {Следовательно, и Чапмен рассматривает векселей не как ссуду, а как куплю товара. — Ф. Э.} — «5140. это все же составляет часть спроса на лондонском денежном рынке? — Без сомнения, в этом существенное назначение денежного рынка и Английского банка. Английский банк с такой же охотой принимает такие как и мы, так как он знает, что это хорошее применение денег. — По мере того как растет экспортное дело, растет и спрос на денежном рынке? — По мере того как возрастает процветание страны, и мы» (Чапмены) «принимаем в нем участие. — 5142. Итак, если эти различные области приложения капитала внезапно расширяются, то естественным следствием является рост ставки процента? — Несомненно».

5143. Для Чапмена «не совсем понятно, каким образом при нашем большом вывозе мы находили такое широкое применение для золота».

Достопочтенный Уилсон спрашивает:

5144. «Не может ли дело обстоять так, что мы даем большие кредиты по нашему вывозу, чем получаем кредитов по нашему ввозу? — Я лично сомневаюсь. Если кто-либо дает для акцепта вексель за манчестерский товар, направленный в Индию, то нельзя акцептовать на срок меньше чем 10 месяцев. Нам приходится — во всяком случае — платить Америке за ее хлопок несколько раньше, чем мы получаем платежи из Индия;

но выяснить, какое влияние это оказывает, не так-то легко. — 5145. Если, как это было в прошлом году, вывоз промышленных товаров увеличился на 20 млн. ф. ст., то раньше мы должны были иметь очень значительное увеличение ввоза сырых материалов» (и уже в этом обнаруживается тождество избыточного вывоза и избыточного ввоза, перепроизводства и избыточной торговли), «чтобы произвести это увеличенное количество товаров? — Несомненно. [5146] Мы должны были предварительно выплатить очень значительное сальдо, то есть неизбежно было, что в течение этого времени баланс был неблагоприятный; но в целом вексельный курс в сделках с Америкой оказывается в нашу пользу, и мы в течение довольно продолжительного времени получали из Америки значительное количество золота».

5148. Уилсон спрашивает архиростовщика Чапмена, не рассматривает ли он свой высокий процент как признак большого процветания и высоких прибылей. Чапмен, явно пораженный наивностью этого сикофанта, отвечает, разумеется, утвердительно, но в то же время он достаточно чистосердечен, чтобы сделать следующую оговорку:

«Для некоторых нет иного выхода; они имеют обязательства, которые они должны выполнить все равно, прибыльно ли это или нет; но если бы она» {высокая ставка процента) «оказалась устойчивой, то это свидетельствовало бы о процветании».

Оба забывают, что это может свидетельствовать и о том, что, как это было в 1857 г., странствующие рыцари кредита делают неустойчивым экономическое положение страны, что они могут платить высокие проценты, так как платят их из чужого кармана (однако при этом они способствуют определению общей процентной ставки) и пока что живут на широкую ногу за счет ожидаемых прибылей. Впрочем, как раз это может

587

дать фабрикантам и т. д. действительно очень прибыльное, дело. Обратный приток капиталов благодаря системе ссуд становится совершенно обманчивым. Этим объясняются следующие явления, которые, поскольку дело касается Английского банка, не нуждаются ни в каком объяснении, так как Английский банк при высокой процентной ставке дисконтирует по более низкой ставке, чем другие.

«5156. Я могу смело сказать», — говорит Чапмен, — «что в настоящий момент, когда у нас в течение столь продолжительного времени была высокая процентная ставка, сумма нашего учета достигает своего максимума». (Это Чапмен говорил 21 июля 1857 г., за несколько месяцев до краха.) — «5157. В 1852 г.» (когда процент был низок) «она далеко не была так велика».

Так как в то время действительно дела еще шли несравненно нормальнее.

«5159. Если бы на рынке был большой избыток денег ... и учетная ставка была бы низка, у нас уменьшилось бы число векселей ... в 1852 г. мы находились в совершенно иной фазе: вывоз и ввоз страны были тогда совершенно несравнимы с теперешними. — 5161. При этой высокой учетной ставке мы учли на такую же сумму, как и в 1854 году». (Когда процент был 5—5¹/₂.)

В показаниях Чапмена в высшей степени забавно, что люди подобного сорта действительно считают деньги публики своей собственностью и уверены, что они имеют право во всякое время обменивать дисконтированные ими векселя на деньги. Наивность вопросов и ответов поразительна. Законодательству вменяется в обязанность обеспечить постоянный обмен на деньги векселей, акцептованных крупными фирмами; позаботиться о том, чтобы Английский банк при всяких обстоятельствах переучитывал их вексельным маклерам. А между тем в 1857 г. три таких маклера обанкротились приблизительно на 8 миллионов, причем их собственный капитал представлял по сравнению с этим долгом совершенно ничтожную величину.

«5177. Хотите ли вы этим сказать, что, по вашему мнению, они» (акцепты Берингов или Лойдов) «должны подлежать обязательному учету, вроде того, как в настоящее время банкноты Английского банка подлежат обязательному размену на золото? — Я думаю, что было бы весьма плачевно, если бы их нельзя было учитывать; было бы в высшей степени странно, если бы кто-нибудь вынужден был прекратить платежи только потому, что он имеет акцепты фирм Смит, Пейн и К° или Джонс, Лойд и К° и не в состоянии их учесть. — 5178. Но разве акцепт Беринга не есть обязательство уплатить известную сумму денег, когда истечет срок векселю? — Это совершенно верно; но господа Беринги, когда они принимают на себя такое обязательство, как и каждый купец, принимающий на себя обязательство этого рода, вовсе и не думают о том, что им придется оплатить его соверенами; они рассчитывают, что оплата произойдет

588

в Расчетной палате. —5180. Полагаете ли вы, что следует придумать особого рода механизма при помощи которого публика приобретала бы право получать деньги до истечения срока уплаты по векселю вследствие того, что кто-нибудь другой должен был бы учесть его? — Нет, не акцептант; но если вы хотите этим сказать, что мы не должны иметь возможности осуществлять учет торговых векселей, то мы должны изменить весь порядок вещей. — 5182. Итак, вы полагаете, что для него» {торгового векселя} «должно быть обеспечено превращение в деньги совершенно так же, как для банкноты Английского банка должен быть обеспечен размен на золото? — Именно так, при известных условиях. — 5184. Вы, значит, думаете, что денежное обращение должно быть так организовано, чтобы торговые векселя несомненной солидности во всякое время обменивались на деньги так же легко, как и банкноты? — Да, я так думаю. — 5185. Однако не считаете ли вы, что Английский банк или кого бы то ни было следует обязать законом обменивать их? — Я тем не менее считаю, что раз мы будем составлять закон, регулирующий денежное обращение, мы должны принять меры, которые, предотвратили бы возможность наступления такого положения, когда безусловно солидные и правильные отечественные торговые векселя не могут быть обращены в деньги».

Это значит: размен торгового векселя по примеру размена банкноты.

«5190. Торговцы деньгами фактически представляют только публику», — это и впоследствии заявлял г-н Чапмен во время слушания дела Дейвидсона ассизами. См. «Great City Frauds» ¹³⁴.

«5196. Каждую четверть года» (когда выплачиваются дивиденды) «абсолютно необходимо прибегать к содействию Английского банка. Если вы извлекаете из обращения 6 или 7 миллионов в виде государственных доходов, чтобы выплатить ими дивиденды, то должен же быть кто-нибудь, кто доставил бы на данный промежуток времени соответственную сумму». (Следовательно, в этом случае речь идет о предложении денег, а не капитала или ссудного капитала.)

«5169. Каждый, кто знаком с нашим торговым миром, должен знать, что при том состоянии дел, когда обязательства казначейства не находят покупателей, когда облигации Ост-Индской компании становятся совершенно бесполезными, когда самые лучшие торговые векселя не могут быть дисконтированы, в такой период крайне озабочены должны быть те, кого дела обязывают немедленно, по простому требованию, платить обычными средствами обращения, — а в таком положении находятся все банкиры. Результат получается тот, что каждый удваивает свои резервы. Представьте же теперь себе, как это отзовется на всей стране, если каждый провинциальный банкир, — а их имеется около 500, — должен будет поручить своему лондонскому корреспонденту перевести ему 5 000 ф. ст. банкнотами. Даже если взять за среднее эту малую сумму, — что уже само по себе абсурдно, — то и тогда мы получим 2 ¹/₂ млн. ф. ст., которые должны быть извлечены из обращения. Каким образом возместить их?»

С другой стороны, частные капиталисты и т. п., располагающие деньгами, не отдают их ни за какой процент, потому что, по примеру Чапмена, они рассуждают:

«5195. Нам лучше не получать никаких процентов, нежели пребывать в сомнении, получим ли мы деньги, если они нам потребуются.

589

5173. Наша система такова: мы имеем на 300 млн. ф. ст. обязательств, уплата которых монетой, обращающейся в стране, может быть потребована в один какой-либо определенный момент. Между тем сумма этой монеты, даже если мы ее используем всю, составляет 23 млн. ф. ст. или что-нибудь в этом роде; разве такое состояние дел не угрожает нам ежеминутно потрясениями?»

Отсюда во время кризисов внезапное превращение кредитной системы в монетарную систему.

Оставляя в стороне панику внутри страны в период кризиса, о количестве денег речь может идти лишь постольку, поскольку имеется в виду металл, мировые деньги. Но как раз их исключает Чапмен, он говорит лишь о 23 миллионах банкнотами.

Тот же Чапмен:

«5218. Первоначальная причина расстройства на денежном рынке» {в апреле и позднее в октябре 1847 г.} «заключалась без сомнения в том, что для регулирования вексельного курса понадобилась, вследствие чрезвычайных размеров ввоза в этом году, большая масса денег».

Во-первых, этот запас денег мирового рынка был сведен тогда к своему минимуму. Во-вторых, он служил в то же время обеспечением размена кредитных денег, банкнот. Он выполнял, таким образом, сразу две совершенно различные функции, которые, однако, вытекают из природы денег, так как действительные деньги всегда являются деньгами мирового рынка, а кредитные деньги всегда опираются на деньги мирового

рынка.

В 1847 г. без приостановки действия банковского акта

1844 года

«Расчетная палата была бы не в состоянии справиться со своим делом (5221)».

Чапмен имел все же некоторое предчувствие предстоящего кризиса.

«5236. Бывают известные положения на денежном рынке (и теперешнее положение не особенно далеко от этого), когда деньги очень трудно достать и приходится прибегать к услугам банка.

5239. Что касается сумм, взятых нами из банка в пятницу, субботу и понедельник, 19, 20 и 22 октября 1847 года ... то мы были бы лишь в высшей степени благодарны, если бы в ближайшую среду могли получить обратно векселя; деньги тотчас же стали приливать к нам обратно, как только миновала паника».

Во вторник, 23 октября, действие банковского акта было приостановлено, и тем самым развитие кризиса прекратилось.

Чапмен полагает (5274), что сумма текущих векселей на Лондон во всякий момент составляет 100—120 миллионов фунтов стерлингов. Сюда не включены местные векселя на провинциальные пункты.

590

«5287. Хотя в октябре 1856 г. сумма банкнот, находящихся на руках публики, возросла до 24 155 000 ф. ст., тем не менее было чрезвычайно трудно получить деньги; несмотря на то, что на руках публики их было очень много, мы не могли добыть их».

Именно вследствие тревоги, вызванной угнетенным положением, в котором, некоторое время (март 1856 г.) находился Восточный банк.

5290. Как только паника миновала

«все банкиры, получающие свою прибыль из - процента, немедленно начинают пускать в дело свои деньги».

5302. Чапмен объясняет беспокойство, вызываемое уменьшением банкового резерва, не страхом за вклады, а тем, что все те, кто внезапно может оказаться перед необходимостью уплатить крупные денежные суммы, прекрасно знают, что при заминках на денежном рынке они, быть может, окажутся вынужденными обратиться к банку как к последнему источнику помощи, и

«если у банка очень небольшой резерв, он отнюдь не будет рад этому нашему обращению, а наоборот».

Интересно, между прочим, как банковый резерв исчезает в качестве фактической величины. Банкиры держат частью у себя, частью в Английском банке минимальные суммы, необходимые для их текущих дел. Вексельные маклеры держат «свободные банковые деньги страны», не располагая резервом. И Английский банк имеет в обеспечение обязательств по вкладам лишь резерв банкиров и других вместе с общественными вкладами и т. д.; этот резерв сокращается до минимума, например, до 2 миллионов фунтов стерлингов. Таким образом, за исключением этих 2 млн. ф. ст. в бумагах, в периоды угнетения (а последнее уменьшает резерв, так как банкноты, поступающие взамен отливающего металла, необходимо аннулировать) вся эта махинация не обеспечена никаким иным резервом, кроме металлического запаса, и каждое уменьшение последнего вследствие отлива золота усиливает кризис.

«5306. Если бы не оказалось денег для того, чтобы уплатить разницу при расчетах в Расчетной палате, то, на мой взгляд, нам не оставалось бы ничего другого, как собраться вместе и произвести наши платежи первоклассными векселями, векселями на казначейство, на фирмы Смит, Пейн и К° и т. д. — 5307. Следовательно, в том случае, когда правительство не в состоянии будет снабдить вас средствами обращения, вы сами создали бы их для себя? — Что же мы можем сделать? Приходит публика и берет у нас из рук средство обращения; оно не существует более. — 5308. Итак, вы сделали бы в Лондоне лишь то, что ежедневно делается в Манчестере? — Вот именно».

591

Очень недурен ответ Чапмена на вопрос, который предложил ему Кейли (сторонник Атвуда из бирмингемской школы ¹³⁵), имея в виду оверстоновское представление о капитале:

«5315. Перед комиссией высказано было мнение, что в период угнетения, подобный тому, который имел место в 1847 г., люди ищут не деньги, а капитал; что вы думаете по этому поводу? — Я не понимаю вопроса; мы торгуем только деньгами; я не понимаю, что вы хотите сказать. — 5316. Если вы под этим» (под коммерческим капиталом) «понимаете сумму собственных денег предпринимателя, вложенных в предприятие, — если вы это называете капиталом, то я должен заметить, что он в большинстве случаев составляет лишь ничтожную долю тех денег, которыми распоряжается в своих делах предприниматель благодаря кредиту, который ему оказывает публика», то есть через посредство господ Чапменов.

«5339. Свидетельствует ли это о недостатке богатства, если мы приостанавливаем размен банкнот? — Отнюдь нет... у нас нет недостатка в богатстве, но мы движемся в рамках в высшей степени искусственной системы, и если мы имеем угрожающе (superincumbent) колоссальный спрос на наши средства обращения, то могут возникнуть обстоятельства, вследствие которых мы будем лишены возможности получить эти средства обращения. Неужели же вследствие этого должна быть парализована вся коммерческая деятельность страны? Неужели мы должны приостановить всякое производство? — 5338. Если бы возник вопрос, что мы должны сохранить: размен банкнот или промышленность страны, то я уж знал бы, чем следует пожертвовать».

Относительно накопления банкнот «с целью обострить стесненное положение и извлечь из последствий этого выгоду» {5358} он говорит, что такое явление свободно может иметь место. Трех крупных банков было бы достаточно для этого.

«5383. Не известно ли вам как. человеку, близко знакомому с крупными оборотами нашей столицы, что капиталисты пользуются этими кризисами, чтобы извлечь огромные прибыли из разорения тех лиц, которые оказываются жертвой кризиса? — В этом не может быть сомнения».

И г-ну Чапмену в данном случае мы вполне можем поверить, хотя он в конце концов и сломал себе шею — в коммерческом смысле этого слова — при попытке «извлечь огромные прибыли из разорения жертв кризиса». Ибо если его компаньон Гёрни говорит: всякое изменение в ходе дел выгодно для сведущего человека, — то Чапмен говорит:

«Одна часть общества ничего не знает о другой; вот, например, фабрикант, экспортирующий на континент или импортирующий свой сырой материал, — он ничего не знает о том, кто оперирует с золотыми слитками» (5046).

Так и случилось, что в один прекрасный день сами Гёрни и Чапмен оказались «несведущими» и потерпели постыдное банкротство.

Мы уже видели выше, что выпуск банкнот не всегда означает ссуду капитала. Нижеследующее показание Тука перед

592

комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57) доказывает, только, что ссуда капитала даже в той случае, если она осуществляется банком при помощи выпуска новых банкнот, не означает еще непременно увеличения количества обращающихся банкнот.

«3099. Полагаете ли вы, что, например, Английский банк мог бы значительно расширить свои ссуды без того, чтобы это повлекло за собой увеличение выпуска банкнот? — Факты, доказывающие это, имеются в избытке. Один из наиболее ярких примеров имел место в 1835 г., когда

банк использовал вест-индские вклады и заем у Ост-Индской компании ¹³⁴для того, чтобы увеличить ссуды публики; сумма банкнот, находящихся в руках публики, в это же время фактически несколько уменьшилась. Нечто аналогичное наблюдалось и в 1846 г., в то время когда вносились в банк железнодорожные вклады; ценные бумаги «учтенные и принятые в обеспечение» повысились приблизительно до 30 миллионов, что не оказало никакого заметного влияния на сумму банкнот в руках публики»»

Но наряду с банкнотами оптовая торговля имеет, другое и для нее гораздо более важное средство обращения: векселя, Г-н Чапмен показал нам, насколько существенно для правильного хода дел, чтобы надежные векселя принимались в уплату всегда и при всяких условиях:

««Таусфес-Ионтеф» не годится? Что ж годится? Караул!»¹³⁷

Как же относятся друг к другу оба эти средства обращения? Гилбарт говорит относительно этого:

«Сокращение размеров обращения банкнот регулярно увеличивает размеры обращения векселей. Эти векселя бывают двоякого рода: торговые векселя и банкирские векселя... раз в деньгах чувствуется недостаток,| лица, ссужающие деньги, говорят... «пишите на нас вексель, и мы акцептируем его», и если какой-либо провинциальный банкир дисконтирует вексель одному из своих клиентов, он выплачивает ему не наличными деньгами, а выдает свою собственную тратту на 21 день на своего лондонского агента. Эти векселя служат в качестве средства обращения» (J. W. Gilbart. «An Inquiry into the Causes of the Pressure etc.». [London, 1840] p. 31).

В несколько видоизмененной форме это подтверждает и Ньюмарч (В. А. 1857, № 1426):

«Не существует никакой зависимости между изменениями количества находящихся в обращении векселей и банкнот... единственный более или менее постоянный результат сводится к тому,. что как только на денежном рынке наступает хотя бы небольшая заминка, обнаруживаемая повышением учетной ставки, размеры обращения векселей значительно увеличиваются, и обратно».

Однако векселя, выписанные в такие периоды, отнюдь не являются исключительно краткосрочными банковыми век-

593

селями, о которых упоминает Гилбарт. Напротив: это по большей части «дружеские» векселя, не представляющие никакой действительной операции или представляющие операции, которые были предприняты только для того, чтобы можно было выписать под них вексель; мы дали достаточное количество примеров векселей того и другого рода. Поэтому «Economist» (Уилсон), сравнивая обеспеченность таких векселей и банкнот, пишет:

«Банкноты, оплачиваемые по предъявлении, никогда не могут оставаться в избытке вне банка, так как избыток неизбежно притекал бы обратно в банк для размена; между тем двухмесячные векселя могут быть выпущены в значительном избытке, так как нет средства контролировать их выпуск, пока не наступит срок платежа, а к этому моменту они могут быть уже снова замещены другими векселями. Для нас совершенно непонятно, почему нация должна признавать обеспеченность обращения векселей, подлежащих оплате в будущий срок, и в то же время подвергать сомнению обращение бумажных денег, размениваемых по предъявлении» («Economist», [22 мая] 1847 г., стр. 575).

Таким образом, количество обращающихся векселей, точно так же как и количество банкнот, определяется исключительно потребностями обращения; в 50-х годах в обычное время в Соединенном королевстве находилось в обращении, наряду с 39 миллионами в банкнотах, около 300 миллионов векселей, в том числе 100—120 миллионов только на один Лондон. Размер обращения векселей не оказывает никакого влияния на размер обращения банкнот и подчиняется влиянию последнего лишь в периоды недостатка денег, когда возрастает количество векселей и ухудшается их качество. Наконец, в момент кризиса вексельное обращение совершенно прекращается; никому не нужны обещания платежа, всякий требует платежа наличными; только банкнота сохраняет, по крайней мере до настоящего времени в Англии, способность к обращению, так как за спиной Английского банка стоит страна со всем своим богатством.

Мы видели, что даже г-н Чапмен, который в 1857 г. сам был магнатом денежного рынка, горько жалуется на то, что в Лондоне имеется много крупных денежных капиталистов, достаточно сильных для того, чтобы в известный момент привести в расстройство весь денежный рынок и таким постыднейшим способом обескровить более мелких торговцев деньгами. Так, имеется несколько таких крупных акул, которые в состоянии значительно обострить угнетенное положение, продав на 1—2 миллиона консолей и изъяв таким образом с рынка

594

соответственное количество банкнот (и вместе с тем свободного ссудного капитала). .Достаточно совместного действия трех крупных банков, чтобы посредством подобного маневра угнетенное положение превратить в панику.

Крупнейшая сила капитала в Лондоне — это, конечно, Английский банк; но благодаря своему положению полугосударственного учреждения он не имеет возможности проявлять:

свое господство столь грубым образом. Однако и он — особенно со времени банковского акта 1844 г. — знает достаточно средств и путей для того, чтобы нагреть руки.

Английский банк имеет капитал в 14 553 000 ф. ст. и располагает, кроме того, приблизительно 3 млн. ф. ст. «остатков»,;

то есть нераспределенных прибылей, равно как и всеми деньгами, которые поступают к правительству в виде налогов и т. д. и депонируются в Английском банке, пока не наступит нужда в них. Если причислить сюда еще сумму остальных вкладов (в обычное время около 30 млн. ф. ст.) и банкнот, выпускаемых без покрытия, то придется признать, что Ньюмарч дает еще сравнительно умеренную оценку, когда он утверждает следующее (В. А. 1857, № 1889):

«Я убедился, что общая сумма фондов, постоянно обращающихся на» {Лондонском} «денежном рынке, должна быть определена приблизительно в 120 миллионов фунтов стерлингов; и из этих 120 миллионов Английский банк располагает очень значительной частью, около 15—20%».

Поскольку Банк выпускает банкноты без покрытия металлическим запасом, находящимся в его подвалах, он создает, знаки стоимости, которые образуют не только средства обращения, но и некоторый добавочный — хотя и фиктивный — капитал для него на сумму номинальной стоимости этих непокрытых банкнот. И этот добавочный капитал дает Банку добавочную прибыль. — Уилсон спрашивает Ньюмарча (В. А. 1857):

«1563. Не правда ли, обращение собственных банкнот какого-либо банка, то есть средняя сумма их, остающаяся в руках публики, образует добавление к действующему капиталу этого банка? — Совершенно верно. — 1564. Итак, вся та прибыль, которую извлекает банк из этого обращения, есть прибыль, происходящая от кредита, а не от капитала, которым банк действительно владеет? — Совершенно верно».

То же самое относится, конечно, и к тем частным банкам, которые выпускают банкноты. В своих ответах №№ 1866—1868 Ньюмарч рассматривает две трети всех этих выпускаемых частными банками банкнот (для одной трети эти банки обязаны иметь металлическое покрытие) как «создание равновеликого капитала», так как экономятся металлические деньги на такую

595

же сумму. Прибыль банкира вследствие этого может и не быть больше, чем прибыль других капиталистов. Но факт, что банкир извлекает прибыль из этой национальной экономии металлических денег. То обстоятельство, что национальное сбережение оказывается прибылью частного лица, нисколько не шокирует буржуазного экономиста, так как прибыль есть вообще присвоение национального труда. Может ли быть что-либо более нелепое, чем, например, Английский банк 1797—1819 гг., банкноты которого служили средством кредита лишь благодаря государству и который вместе с тем принуждал государство, стало быть, публику, оплачивать в форме процентов по государственным займам данную ему государством же силу превращать эти банкноты из бумаги в деньги и затем ссужать их государству?

Банки имеют, впрочем, и другие средства создавать капитал. По словам того же самого Ньюмарча, провинциальные банки имеют, как уже упомянуто выше, обыкновение посылать свои избыточные фонды (то есть банкноты Английского банка) лондонским вексельным маклерам, которые взамен этого отсылают им дисконтированные векселя. Этими векселями Банк обслуживает своих клиентов, так как он придерживается правила не выпускать из своих рук векселей, полученных от его местных клиентов, чтобы деловые операции этих клиентов не были разглашены в их округе. Эти полученные из Лондона векселя служат не только для того, чтобы выдавать их клиентам, которым предстоит сделать прямые платежи в Лондоне, если они не предпочтут потребовать от Банка собственного перевода на Лондон;

векселя служат также для производства платежей в провинции, так как передаточная надпись банкира обеспечивает им местный кредит. Таким образом они, например в Ланкашире, вытеснили из обращения все собственные банкноты местных банков и в значительной степени банкноты Английского банка (там же, 1568-1574).

Мы видим таким образом, как банки создают кредит и капитал: 1) путем выпуска собственных банкнот; 2) путем выдачи платежных приказов на Лондон сроком до 21 дня, причем, однако, они сами, выдавая эти приказы, получают немедленно наличными; 3) путем уплаты дисконтированными векселями, кредитоспособность которых прежде всего и преимущественно— по крайней мере для соответствующего округа — создается передаточной надписью банка.

Могущество Английского банка обнаруживается в том, что он регулирует рыночную ставку процента. В периоды нормального хода дел может случиться, что Английский банк не

596

в состоянии путем повышения учетной ставки ¹²) предотвратить умеренный отлив золота из своего металлического запаса, так как потребность в средствах платежа удовлетворяется частными и акционерными банками и вексельными маклерами, капитал и сила которых возросли за последние 30 лет. Он вынужден будет в таких случаях прибегать к другим средствам. Но для критических моментов все еще верно то, о чем банкир Глин (из фирмы Глин, Миле, Карри и К ) говорил комиссии палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57):

«1709. В периоды больших затруднений в стране Английский банк диктует процентную ставку. — 1710. В периоды чрезвычайного угнетения... когда учетные операции частных банков или маклеров сравнительно сокращаются, эти операции ложатся на Английский банк, и он тогда имеет силу устанавливать рыночную ставку процента».

Во всяком случае, он как общественное учреждение, пользующееся покровительством государства и государственными привилегиями, не может применять эту свою силу с такой беспощадностью, как это позволяют себе частные предприятия. Поэтому Хаббард и говорит перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857):

«2844. (Вопрос:) Не правда ля, когда учетная ставка достигает максимальной высоты. Английский банк оказывает услуги всего дешевле, когда же она спускается до минимума, всего дешевле берут маклеры?» — (Хаббард:) «Это действительно всегда так, потому что Английский банк никогда не понижает учетную ставку до такой степени, как его конкуренты, и когда ставка стоит на высшем уровне, никогда не поднимает ее так высоко, как они».

Тем не менее в деловой жизни является весьма серьезным событием, когда Английский банк в период угнетенного положения начинает, выражаясь ходячим языком, подвинчивать гайку, то есть поднимает еще больше ставку процента, уже стоящую выше средней.

«Как только Английский банк начинает подвинчивать гайку, прекращаются всякие закупки для вывоза за границу, экспортеры дожидаются, пока цены не достигнут низшей точки, и только тогда они покупают, но не раньше. Но когда эта точка достигнута, курс уже снова урегулирован, — золото перестает отливать за границу, причем еще до того, как

¹²) На общем собрании акционеров Union Bank of London 17 января 1894 г. председатель г-н Ричи сообщил, что Английский банк повысил в 1893 г. учетную ставку с 2 ¹/₂% (в июле) до 3% и 4% (в августе) и затем, так как он, несмотря на это, потерял в течение 4 недель целые 4¹/₂ млн. ф. ст. золотом, повысил еще до 5%, после чего золото стало притекать обратно, и банковая учетная ставка в сентябре была понижена до 4%, а в октябре до 3%. Но эта банковая учетная ставка не была признана на рынке. «Когда банковая учетная ставка была 5%, рыночная ставка была 3¹/₂%, а ставка для денег 2¹/₂%; когда банковая учетная ставка упала до 4%, учетный процент был 2 ³/₈% и денежная ставка 1 ³/₄% когда банковая учетная ставка стала 3%, учетная ставка была 1¹/₂%, денежная ставка немного ниже» («Daily News», 18 января 1894 года). - Ф. Э.

597

достигнута эта низшая, точка падения цен. Закупки товаров для экспорта могут, быть может, вернуть назад часть посланного за границу золота, но они совершаются слишком поздно для того, чтобы воспрепятствовать отливу» (J. W. Gilbart. «An Inquiry into the Causes of the Pressure etc.». London, 1840, p. 35). «Другой результат регулирования средств обращения посредством вексельного курса состоит в том, что в периоды угнетенного положения он влечет за .собой огромное повышение процентной ставки» (там же, стр. 40). «Издержки по восстановлению вексельного курса падают на производительную промышленность страны, между тем в течение этого процесса прибыль Английского банка действительно возрастает благодаря тому, что он продолжает свои операции с меньшим количеством благородного металла» (там же, стр. 52).

Но, говорит наш приятель Самюэл Гёрни,

«эти значительные колебания процентной ставки выгодны для банкиров и торговцев деньгами — всякие колебания в ходе дел выгодны для сведущих людей».

И хотя господа Гёрни снимают сливки беззастенчивой эксплуатацией деловых затруднений, тогда как Английский банк не может позволить себе такой свободы, тем не менее и на его долю выпадают очень недурные барыши, — не говоря уже о тех частных прибылях, которые сами плывут в руки господ директоров вследствие исключительно благоприятных возможностей, которые они имеют для получения сведений об общем состоянии дел. По данным комиссии палаты лордов в 1819 г. при возобновлении размена банкнот эти прибыли Английского банка за весь период 1797—1819 гг. составляли:

Тантьемы и возросшие дивиденды ............ 7 451 136

Новые акции, распределенные между акционерами ........................................... 7 276 500

Возросшая стоимость капитала ................. 14 553 000

Итого 29 280 636

на капитал в 11 642 400 ф. ст. за 19 лет (D. Hardcastle. «Banks and Bankers». 2nded., London, 1843, p. 120).

Если мы по тому же принципу определим общую прибыль ирландского банка, который также приостановил платежи наличными в 1797 г., то получится следующий результат:

Ежегодные дивиденды по отчетам до

1821 г. ...................................................... 4 736 085

Объявленные тантьемы .............................. 1 225000

Возросшие активы ...................................... 1 214800

Возросшая стоимость капитала ................. 4 185 000

—————————————————

Итого .............. 11360885

на капитал в 3 миллиона фунтов стерлингов (там же, стр. 363-364).

598

Вот она централизация! Кредитная система, имеющая своим центром так называемые национальные банки и группирующихся вокруг них крупных торговцев деньгами и ростовщиков, представляет собой гигантскую централизацию, и она дает этому классу паразитов сказочную силу не только периодически опустошать ряды промышленных капиталистов, но и самым опасным образом вмешиваться в действительное производство,— а между тем эта банда ничего не знает о производстве и не имеет с ним ничего общего. Акты 1844 и 1845 гг. служат доказательствами растущей силы этих бандитов, к которым примыкают финансисты и биржевые маклеры.

Но если кто-либо сомневается в том, что эти почтенные бандиты эксплуатируют национальное и интернациональное производство исключительно в интересах самого производства и самих эксплуатируемых, то он может получить истинное представление о деле из следующего экскурса в область высоких нравственных доблестей банкиров.

«Банки суть учреждения религиозно-нравственные. Как часто юный купец порывал с обществом шумливых и разгульных друзей из страха перед бдительным и неодобрительным взглядом банкира! Как старается он сохранить доброе мнение о нем банкира, быть всегда респектабельным! Нахмуренный лоб банкира оказывает на него более сильное влияние, чем все моральные проповеди его друзей; он трепещет при мысли, что к нему станут относиться подозрительно, если он окажется повинным в обмане или хотя бы малейшем уклонении от истины; он боится возбудить такое подозрение, так как в результате его кредит в банке может быть ограничен или даже совсем закрыт! Совет банкира для него важнее, чем совет священника» (Дж. М. Белл, управляющий банком в Шотландии. «The Philosophy of Joint Stock Banking». London, 1840, p. 46—47).

599

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«ПРИНЦИП ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ» И АНГЛИЙСКОЕ БАНКОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 1844 ГОДА

{В одной из прежних работ ¹³) была исследована теория стоимости денег Рикардо в отношении к ценам товаров; поэтому мы можем здесь ограничиться лишь самым необходимым. По Рикардо, стоимость денег — металлических — определяется овеществленным в них рабочим временем, однако лишь до тех пор» пока количество денег находится в нормальном отношении к массе и цене обращающихся товаров. Если количество денег поднимается выше этого отношения, то падает их стоимость, товарные цены повышаются; если оно опускается ниже нормального отношения, то стоимость их повышается, а товарные цены падают — при прочих равных условиях. В первом случае страна, где имеется такой избыток золота, будет вывозить золото, упавшее ниже своей стоимости, и ввозить товары; во втором случае золото будет притекать в страны, в которых оно оценивается выше его стоимости, в то время как недооцененные товары направляются оттуда на другие рынки, где их можно продать по нормальным ценам. Так как при таких предпосылках «само золото, будь то в форме монеты или в форме слитков, может стать знаком большей или меньшей стоимости, чем его собственная металлическая стоимость, то, разумеется, и находящиеся в обращении разменные банкноты разделяют ту же участь. Хотя банкноты разменны, и, следовательно, их реальная стоимость соответствует их номинальной стоимости, совокупная масса обращающихся денег, золота и банкнот (the aggregate currency consisting of metal and of convertible notes) может быть оценена выше или ниже своей стоимости, соответственно тому, поднимается ли общее их количество, по изложенным уже причинам, выше или падает ниже того уровня, который определяется меновой стоимостью обращающихся

¹³⁾ К. Маркс. «К критике политической экономии». Берлин, 1859, стр. 150 и др [см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, том 13, стр. 154—165].

лее [см.

600

товаров и металлической стоимостью золота... Это обесценение, — не бумажных денег по отношению к золоту, а золота и бумажных денег, вместе взятых, или совокупной массы. средств обращения данной страны, — представляет собой одно из главных открытий Рикардо, которое лорд Оверстон и К^опоставили себе на службу и сделали основным принципом банковского законодательства сэра Роберта Пиля 1844 и 1845 годов» (пит. соч., стр. 155).

Нам нет надобности повторять здесь приведенное там же доказательство ложности этой теории Рикардо. Нас интересует лишь тот способ, каким эти положения Рикардо были переработаны школой банковских теоретиков, продиктовавшей упомянутые банковские акты Пиля.

«Торговые кризисы XIX столетия, особенно большие кризисы 1825 и 1836 гг., не вызвали дальнейшего развития теории денег Рикардо, но вызвали новое ее применение. Теперь это были уже не единичные экономические явления, — как обесценение благородных металлов в XVI и XVII столетиях у Юма или обесценение бумажных денег в течение XVIII и в начале XIX столетий у Рикардо, — а великие бури мирового рынка, в которых разряжалось противоречие всех элементов буржуазного процесса производства; происхождение этих бурь и способы защиты от них искали в самой поверхностной и самой абстрактной сфере процесса, в сфере денежного обращения. Собственно теоретическая предпосылка, из которой исходит эта школа заклинателей экономических бурь, состоит в сущности не в чем ином, как в догме, будто Рикардо открыл законы чисто металлического обращения. Им оставалось лишь подвести под эти законы кредитное или банкнотное обращение.

Наиболее всеобщее и ощутительное явление торговых кризисов, это — внезапное всеобщее падение товарных цен, наступающее после довольно длительного всеобщего их повышения. Всеобщее падение товарных цен может быть выражено как повышение относительной стоимости денег по сравнению со всеми товарами, а всеобщее повышение цен, наоборот, — как падение относительной стоимости денег. В обоих способах выражения явление лишь названо, но не объяснено... различная фразеология точно так же не изменяет задачу, как не изменил бы ее перевод с немецкого языка на английский. Поэтому теория денег Рикардо пришлась необычайно кстати, ибо она придает тавтологии видимость причинного отношения. Отчего происходит периодическое всеобщее падение товарных цен? От периодического повышения относительной стоимости денег.

601

Отчего, наоборот, происходит всеобщее периодическое повышение товарных цен? От периодического падения относительной стоимости денег. С таким же правом можно было бы сказать, что периодическое повышение и падение цен происходит от их периодического повышения и падения... если только согласиться с превращением тавтологии в причинное отношение, то все остальное получается очень легко. Повышение товарных цен происходит от падения стоимости денег, падение же стоимости денег, как мы узнаем от Рикардо, происходит от переполнения денежного обращения, то есть оттого что масса обращающихся денег превышает уровень, определяемый их собственной имманентной стоимостью и имманентной стоимостью товаров. Точно так же, наоборот, всеобщее падение товарных цен происходит от повышения стоимости денег- выше их имманентной стоимости вследствие недостаточного количества их в обращении. Следовательно, цены периодически повышаются и падают потому, что периодически в обращении находится слишком много или слишком мало денег. Если же будет доказано, что повышение цен совпадало с сокращением денежного обращения, а падение цен — с расширением денежного обращения, то можно будет, несмотря на это, утверждать, что вследствие некоторого, хотя статистически и совершенно недоказуемого, уменьшения или увеличения находящейся в обращении товарной массы количество обращающихся денег, пусть не абсолютно, но относительно, увеличилось или уменьшилось. Мы уже видели, что, по мнению Рикардо, эти всеобщие колебания цен должны иметь место и при чисто металлическом обращении, но они выравниваются благодаря своему чередованию, так например, недостаточное денежное обращение вызывает падение товарных цен, это падение товарных цен вызывает вывоз товаров за границу, этот вывоз влечет за собой прилив денег в страну, а последний вновь вызывает возрастание товарных цен. Обратное происходит при избыточном денежном обращении, когда ввозятся товары и вывозятся деньги. Хотя эти всеобщие колебания цен вытекают из самой природы металлического обращения, как его понимал Рикардо, однако их бурная и насильственная форма, форма кризисов, присуща периодам развитого кредита;

поэтому становится совершенно ясно, что выпуск банкнот не регулируется точно по законам металлического обращения. Металлическое обращение обладает своим целебным средством в виде импорта и экспорта благородных металлов, которые немедленно в качестве монеты вступают в обращение и таким образом своим приливом или отливом вызывают падение или повышение товарных цен. Такое же действие на товарные цены

20 К. Маркс. «Капитал», т. III, ч. II.

602

должны теперь искусственно оказывать банки путем подражания законам металлического обращения. Если золото притекает из-за границы, то это доказывает, что в обращении недостаточно денег, что стоимость денег слишком высока, а товарные. цены — слишком низки; следовательно, банкноты должны быть брошены в обращение пропорционально количеству вновь ввозимого золота. И наоборот, они должны быть изъяты из обращения пропорционально количеству золота, отливающему из страны. Другими словами, выпуск банкнот должен регулироваться в соответствии с импортом и экспортом благородных металлов или с вексельным курсом. Ложная предпосылка Рикардо, будто золото есть только монета и поэтому все ввозимое золото увеличивает количество обращающихся денег и тем самым повышает цены, а все вывозимое золото уменьшает количество монеты и тем самым понижает цены, — эта теоретическая предпосылка становится здесь практическим экспериментом, предписывающим выпускать в обращение столько монеты, сколько в данный момент имеется в наличности золота. Лорд Оверстон (банкир Джонс Лойд),

полковник Торренс, Норман, Клей, Арбатнот и множество других писателей, известных в Англии под названием школы «currency principle»*, не только проповедовали эту доктрину, но через посредство банковских актов сэра Роберта Пиля от 1844 и 1845 гг. сделали ее основой существующего английского и шотландского банковского законодательства. Позорное фиаско этой доктрины, как теоретическое, так и практическое, после экспериментов в самом крупном национальном масштабе, может быть изложено только в учении о кредите» (цит. соч., стр. 165-168).

Критика этой школы была дана Томасом Туком, Джемсом Уилсоном (в «Economist» 1844—1847 гг.) и Джоном Фуллартоном. Насколько недостаточно понимали и эти писатели природу золота, как смутно представляли они себе соотношение между. деньгами и капиталом, мы видели уже неоднократно, особенно в главе XXVIII настоящей книги. Здесь мы приведем еще несколько данных из трудов комиссии палаты общин 1857 относительно действия банковских актов Пиля (В. С 1857) — Ф. Э.}

Дж. Г. Хаббард, бывший управляющий Английским банком, показывает:

«2400. — Вывоз золота... абсолютно не влияет на товарные цены. Но вывоз золота оказывает весьма значительное влияние на курс ценных!

* — «принцип денежною обращения». Ред.

603

бумаг, так как в той мере, в какой изменяется процент, неизбежно затрагивается и стоимость товаров, воплощающих этот процент».

Он приводит две таблицы, относящиеся к 1834—1843 и 1844—1853 гг., которые показывают, что движение цен пятнадцати наиболее важных предметов торговли происходило совершенно независимо от отлива и прилива золота и от ставки процента. Но зато они свидетельствуют о тесной зависимости между отливами и приливами золота, которое действительно является «представителем нашего капитала, ищущего приложения», и ставкой процента.

«В 1847 г. очень большая сумма американских ценных бумаг была вывезена обратно в Америку, точно так же русские ценные бумаги были вывезены обратно в Россию, а ценные бумаги других стран континента — в страны, из которых мы получаем наш хлеб» [2402].

Пятнадцать основных предметов торговли, положенные в основу приводимых ниже таблиц Хаббарда, — следующие:

хлопок, хлопчатобумажная пряжа, хлопчатобумажные ткани, шерсть, сукно, лен, полотно, индиго, чугун, жесть, медь, сало, сахар, кофе, шелк.

1. С 1834 по 1843 г.

Хаббард делает к этим таблицам следующее примечание:

«Как за десятилетие с 1834 по 1843 г., так и за 1844—1853 гг. колебания золотой наличности Банка каждый раз сопровождались возрастанием или уменьшением ссудной стоимости денег, выдаваемых под учет; а с другой стороны, изменения товарных цен внутри страны обнаруживают полную независимость от количества средств обращения, как это можно видеть по колебаниям золотого запаса Английского банка» («Bank Acts Report», 1857, II, р. 290, 291).

Так как спросом и предложением товаров регулируются их рыночные цены, то здесь становится очевидным, насколько ошибочно оверстоновское отождествление спроса на ссудный денежный капитал (или скорее отклонений предложения от спроса), как он проявляется в учетной ставке, и спроса на действительный «капитал». Утверждение, что товарные цены регулируются колебаниями в количестве средств обращения, скрывается теперь за фразой, что колебания учетной ставки выражают собой колебания спроса на действительный вещественный капитал в отличие от денежного капитала. Мы видели, что и Норман и Оверстон действительно утверждали это перед той же самой комиссией; мы видели также, к каким жалким уверткам они вынуждены были при этом прибегать, в особенности Оверстон, пока наконец он совсем не запутался (гл. XXVI). В самом деле, это старый вздор, будто изменения в количестве

605

наличного золота, увеличивая или уменьшая массу средств обращения в стране, тем самым неизбежно должны повысить или понизить товарные цены в пределах этой страны. Если золото вывозится, то, согласно этой теории, цены товаров должны возрастать в той стране, куда направляется золото, и вместе с тем должна возрастать стоимость экспорта страны, вывозящей золото, на рынке страны, ввозящей золото; напротив, стоимость экспорта последней страны на рынке первой должна падать, в то время как стоимость экспортируемых товаров возрастает на их родине, куда приливает золото. На самом же деле уменьшение количества золота повышает лишь процентную ставку, тогда как увеличение его понижает последнюю; и если бы эти колебания процента не оказывали влияния при установлении издержек производства или на определение спроса и предложения, то товарные цены ими совершенно не затрагивались бы.

В том же отчете Н. Александер, глава одной крупной фирмы, ведущей дела в Индии, следующим образом высказывается относительно сильного отлива серебра в Индию и Китай, имевшего место в середине 50-х годов, частью вследствие гражданской войны в Китае ¹³⁸, которая затруднила сбыт английских тканей в Китай, частью вследствие болезни шелковичных червей в Европе, значительно сократившей итальянское и французское шелководство.

«4337. Происходит ли отлив в Китай или в Индию? — Вы посылаете серебро в Индию и на значительную часть его покупаете опиум, который весь идет в Китай, чтобы образовать фонд для закупки шелка; а состояние рынков в Индии» (несмотря на накопление там серебра) «таково, что купцу выгоднее посылать туда серебро, чем ткани и другие английские изделия. — 4338. Не имел ли место крупный отлив из Франции, вследствие чего мы получили серебро? — Конечно, он был очень велик. — 4344. Вместо того чтобы вывозить шелк из Франции и Италии, мы посылаем его туда в значительных количествах — как бенгальский, так и китайский».

Итак, в Азию посылалось серебро — денежный металл этой части света — вместо товаров не потому, что цены этих товаров поднялись в стране, которая их производит (Англия), а потому, что они упали — упали из-за чрезмерного ввоза — в стране, куда товары импортируются; и это несмотря на то, что серебро получено Англией из Франции и частью должно было оплачиваться золотом. По теории «денежной школы», при таком импорте цены в Англии должны были бы упасть, а в Индии и Китае — повыситься.

Другой пример. Перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/1857) Уайли, один из первых ливерпульских купцов, дает следующие показания:

606

«1994. В конце 1845 г. не было более выгодного дела, которое давало бы столь же высокие прибыли» {чем бумагопрядение}. «Запас хлопка был велик, и хороший, пригодный к делу хлопок можно было получить по 4 пенса за фунт, причем из такого хлопка можно было выпрясть хороший secunda mule twist № 40 * с затратой также в 4 пенса, следовательно, с общим расходом на прядильщика приблизительно в 8 пенсов. В сентябре и октябре 1845 г. эта пряжа продавалась большими массами и заключались столь же крупные контракты на поставку по 10¹/₂ и 11¹/₂ пенса за фунт, и в некоторых случаях прядильщики реализовали прибыль, равную покупной цене хлопка. — 1996. Дело оставалось прибыльным до начала 1846 года. — 2000. 3 марта 1844 г. запас хлопка» {627042 кипы} «более чем вдвое превышал его нынешнюю величину» {3 марта 1848 г., когда запас равнялся 301 070 кипам} «и тем не менее цена была на 1¹/₄ пенса дороже на фунт». {6¹/₄ против 5 пенсов.}

Вместе с тем цена пряжи — хорошего secunda mule twist № 40 — упала с 10¹/₂ пенса в январе до 9¹/2 пенса за фунт в октябре и до 7³/₄ пенса в конце декабря 1847 года; пряжа продавалась по покупной цене хлопка, из которого она выпрядена (там же, №№ 2021, 2023). Это проливает истинный свет на своекорыстную мудрость Оверстона, согласно которой деньги «дороги» потому, что капитал «редок». 3 марта 1844 г. учетная ставка была 3%; в октябре и ноябре 1847 г. она достигла 8% и 9% и 3 марта 1848 г. еще была равна 4%. Цены хлопка вследствие полной приостановки сбыта и паники, с соответствующей ей высокой процентной ставкой, упали гораздо ниже той цены, которая соответствовала размерам предложения. Результатом этого было, с одной стороны, небывалое уменьшение ввоза в 1848 г. и, с другой стороны, уменьшение производства в Америке; отсюда новое повышение цен хлопка в 1849 году. По Оверстону, товары были слишком дороги потому, что в стране было слишком много денег.

«2002. Недавнее ухудшение состояния дел в хлопчатобумажной промышленности нельзя приписать недостатку сырья, так как цена понизилась, несмотря на то, что запасы хлопка-сырца значительно сократились».

До чего же милым образом Оверстон смешивает цену, соответственно стоимость, товара и стоимость денег, то есть процентную ставку. В своем ответе на вопрос 2026 Уайли высказывает свое общее мнение о теории «денежной школы», в соответствии с которой Кардуэлл и сэр Чарлз Вуд в мае 1847 г.

«настаивали на необходимости проводить банковский акт 1844 г. во всем его объеме. Эти принципы, по-моему, таковы, что они должны придавать деньгам искусственно высокую стоимость, а всем товарам искусственную, разорительно низкую стоимость».

• Сорт пряжи. Ред.

607

Он говорит далее о влиянии этого банковского акта на общее состояние дел:

«Так как лишь с большими жертвами можно было учесть четырехмесячные векселя, которыми являются обычные тратты фабричных городов на купцов и банкиров за купленные и предназначенные для Соединенных Штатов товары, то выполнение заказов было в значительной мере затруднено вплоть до правительственного распоряжения от 25 октября» (приостановка действия банковского акта), «когда снова возможно стало учитывать эти четырехмесячные векселя» (2097).

Следовательно, и в провинции приостановка действия банковского акта ощущалась как избавление.

«2102. В прошлом октябре» {1847 г.} «почти все американские покупатели, закупающие здесь товары, немедленно сократили, насколько это возможно было, свои заказы; и когда в Америку пришло известие о вздорожании денег, все новые заказы прекратились. — 2134. Хлеб и сахар представляли особый случай. На хлебный рынок оказывали влияние виды на урожай, на сахар оказывали влияние огромные запасы и ввоз. — 2163. Из наших платежных обязательств по отношению к Америке... многие были ликвидированы путем принудительной продажи отправленных на консигнацию товаров и многие, боюсь, были аннулированы вследствие банкротств, которые здесь имели место. — 2196. Если память не изменяет мне, на нашей фондовой бирже в октябре 1847 г. процентная ставка доходила до 70%».

{Кризис 1837 г. с его продолжительными болезненными последствиями, к которым в 1842 г. присоединился еще развернутый добавочный кризис [vollstandige Nachkrise], и своекорыстное ослепление промышленников и купцов, которые ни за что не хотели признавать перепроизводства — ведь согласно вульгарной политической экономии — это нелепость и невозможность! — вызвали, наконец, ту путаницу в умах, которая позволила «денежной школе» применить свою догму на практике в национальном масштабе. Банковские законы 1844—1845 гг. были приняты парламентом.

Банковский акт 1844 г. делит Английский банк на эмиссионное и банковое отделение. Первое получает обеспечении — главным образом в виде свидетельств государственного долга — на 14 млн. ф. ст. и весь металлический запас, который может состоять из серебра не более чем на */4» ^и выпускает на общую сумму того и другого банкноты. Поскольку . эти последние не находятся в руках публики, они лежат в банковом отделении и образуют вместе с небольшим количеством необходимой для каждодневных нужд монеты (около одного миллиона) всегда готовый резерв банкового отделения. Эмиссионное отделение выдает публике банкноты за золото и золото за банкноты; остальные операции с публикой осуществляет банковое отделение.

608

Частные банки, имевшие в 1844 г. право выпускать собственные банкноты в Англии и Уэльсе, сохранили за собой это право, только выпуск их банкнот был лимитирован; если такой банк прекращает выпуск собственных банкнот, Английский банк имеет право увеличить сумму своих непокрытых банкнот на ²/^ освободившегося лимита; таким путем сумма эта к 1892 г. повысилась с 14 до 16¹/₂ млн. ф. ст., точнее до 16 450 000 фунтов стерлингов.

Итак, взамен каждых пяти фунтов- золотом, уходящих из банкового резерва, в эмиссионное отделение поступает пятифунтовая банкнота и уничтожается там; взамен каждых пяти соверенов, поступивших в резерв, выпускается в обращение новая пятифунтовая банкнота. Этим практически осуществляется оверстоновское идеальное бумажное обращение, совершенно точно подчиненное законам металлического обращения, и благодаря этому, по утверждению сторонников «денежной школы», кризисы становятся навсегда невозможными.

В действительности разделение Банка на два независимых отделения лишало дирекцию возможности свободно располагать в решающие моменты всеми доступными ей средствами, так что могли наступить случаи, когда банковое отделение стояло перед банкротством, а эмиссионное отделение сохраняло в бездействии миллионы золотом, не считая 14 миллионов обеспечения. И притом подобное состояние дел могло наступать тем легче, что почти каждый кризис имеет период, когда происходит сильный отлив золота за границу, который надо покрывать главным образом за счет металлического запаса Банка. Но взамен каждых пяти фунтов, уходящих в этом случае за границу, из внутреннего обращения извлекается пятифунтовая банкнота, следовательно, количество средств обращения уменьшается как раз в тот момент, когда их требуется больше всего и потребность в них настоятельнее всего. Таким образом, банковский акт 1844 г. прямо толкает весь торговый мир к тому, чтобы в момент, когда разражается кризис, тотчас же припрятать запасы банкнот и, следовательно, ускорить и обострить кризис; таким наступающим в решающий момент искусственным повышением спроса на денежные ссуды, то есть на средства платежа, при одновременном ограничении их предложения, этот акт в период кризиса гонит процентную ставку до неслыханной высоты; итак, вместо того чтобы устранять кризисы, он их усиливает до такой степени, что должен потерпеть крах либо весь промышленный мир, либо банковский акт. Два раза, 25 октября 1847 г. и 12 ноября [1857 г.], кризис достигал этой высоты; тогда правительство освободило Банк от ограничений

609

в выпуске банкнот, приостановив действие акта 1844 г., и оба раза этого было достаточно для того, чтобы приостановить кризис. В 1847 г. достаточно было уверенности в возможности снова получать банкноты под первоклассное обеспечение, чтобы извлечь на свет и вернуть обращению накопленные запасы банкнот на 4—5 миллионов; в 1857 г. было выпущено без малого 1 миллион банкнотами свыше узаконенной нормы, но лишь на самое короткое время.

Необходимо, кроме того, упомянуть, что законодательство 1844 г. хранит еще следы памятного первого двадцатилетия нынешнего века — времени приостановки размена банкнот и обесценения последних. Опасение, что может быть потеряно доверие к банкнотам, проявляется здесь еще очень заметно;

совершенно напрасное опасение, так как уже в 1825 г. выпуском имевшегося старого запаса однофунтовых банкнот, изъятых из обращения, был приостановлен кризис и тем самым было доказано, что даже в то время всеобщего и сильнейшего недоверия доверие к банкнотам не было поколеблено. И это вполне понятно: ведь фактически за этими знаками стоимости стоит вся нация со всем своим кредитом. — Ф. Э.}

Выслушаем теперь несколько показаний о влиянии банковского акта. Дж. Ст. Милль полагает, что банковский акт 1844 г. сдерживал спекуляцию. Сей мудрый муж по счастливой случайности выступал как раз 12 июня 1857 года. Четыре месяца спустя разразился кризис. Милль буквально поздравляет «директоров банка и коммерческую публику вообще» <; тем, что они

«понимают теперь много лучше, чем раньше, природу торгового кризиса и тот очень большой вред, который они причиняют сами себе и публике, поддерживая чрезмерную спекуляцию» (В. С. 1857, № 2031).

Мудрый Милль полагает, что если выпускаются однофунтовые банкноты,

«как ссуды фабрикантам и др., выплачивающим заработную плату... то банкноты эти могут попасть в руки других лиц, которые затратят их на цели потребления, и в этом случае банкноты сами по себе создают спрос на товары и могут временно иметь тенденцию содействовать повышению цен.» [2066].

Следовательно, г-н Милль допускает, что фабриканты будут выдавать более высокую заработную плату, если они будут расплачиваться бумагой вместо золота? Или же он думает, что если фабрикант получит свою ссуду стофунтовыми банкнотами и разменяет затем последние на золото, то заработная плата вызовет меньший спрос, чем в том случае, если бы она выдавалась прямо однофунтовыми банкнотами? И разве

610

он не знает, что, например, в некоторых горных округах заработная плата выдавалась банкнотами местных банков, так что несколько рабочих получали вместе одну пятифунтовую банкноту? Увеличивает ли это их спрос? Или, быть может, мелкими банкнотами банкиры легче дают фабрикантам ссуду и на большую сумму, чем крупными?

{Этот необычайный страх Милля перед однофунтовыми банкнотами был бы совершенно необъясним, если бы весь его труд по политической экономии не обнаруживал эклектизма, не останавливающегося ни перед какими противоречиями. С одной стороны, он во многом согласен с Туком против Оверстона, с другой стороны, верит в то, что товарные цены определяются количеством имеющихся денег. Следовательно, он отнюдь не убежден, что вместо каждой выпущенной банкноты — при прочих равных условиях — в запас банка поступает один соверен;

он опасается, что масса средств обращения может увеличиться и вследствие этого обесцениться, то есть поднять товарные цены. Только это скрывается за приведенными выше опасениями и ничего больше. — Ф. Э.}

О разделении Банка на два отделения и чрезмерной заботливости относительно обеспечения размена банкнот Тук высказывается следующим образом перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57):

Более крупные колебания процентной ставки в 1847 г. по сравнению с 1837 и 1839 гг. вызваны только разделением Банка на два отделения (ЗОЮ). — Обеспеченность банкнот не была затронута ни в 1825, ни в 1837, ни в 1839 годах (3015). — Спрос на золото в 1825 г. имел целью лишь заполнить пустоту, образовавшуюся вследствие полной дискредитации однофунтовых банкнот провинциальных банков; эта пустота могла быть заполнена только золотом, пока Английский банк не выпустил, в свою очередь, однофунтовые анкноты (3022). — В ноябре и декабре 1825 г. не наблюдалось ни малейшего спроса на золото для вывоза (3023).

«Что касается дискредитации Банка внутри страны и за границей, то приостановка выдачи дивидендов и вкладов имела бы гораздо более тяжелые последствия, чем приостановка размена банкнот (3028).

3035. Не думаете ли вы, что любое обстоятельство, угрожающее в конечном счете разменности банкнот, могло бы в момент коммерческого угнетения создать новые и серьезные затруднения? — Отнюдь нет.

В течение 1847 г. увеличенный выпуск банкнот, быть может, способствовал бы обратному наполнению золотого запаса Банка, как это имело место в 1825 году (3058)».

Перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857) Ньюмарч говорит:

«1357. Первое плохое последствие... этого разъединения двух отделений (Банка) .и неизбежно вытекающего отсюда разделения золотого запаса состояло в том, что банковские операции Английского банка, то есть

611

вся та сфера его операций, которая приводи г его в непосредственную связь с торговлей страны, могли вестись лишь с половинной суммой прежнего запаса. Вследствие этого разделения запаса сложилось такое положение вещей, что при малейшем уменьшении резерва банкового отделения Банк вынужден был повышать свою учетную ставку. Такое уменьшение резерва вызвало поэтому ряд скачкообразных изменений учетной ставки. — 1358. Таких изменений с 1844 г.» {до июня 1857} «было около 60, тогда как до 1844 г. за такой же период времени они едва ли составили дюжину».

Особенно интересны показания перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57) Палмера, бывшего с 1811 г. директором и в течение некоторого времени управляющим Английского банка:

«828. В декабре 1825 г. в Банке оставалось золота приблизительно на 1 100000 фунтов стерлингов. Он, несомненно, потерпел бы полное банкротство, если бы этот акт» (1844 г.) «существовал в то время. В декабре Банк выпустил, думается мне, в одну неделю на 5 или 6 миллионов банкнот, и это значительно смягчило тогдашнюю панику.

825. Первый момент» (после 1 июля 1825 г.), «когда современное банковское законодательство потерпело бы крах, если бы Банк попытался довести до конца раз начатые операции, наступил 28 февраля 1837 года;

Банк тогда имел от 3 900 000 до 4 000 000 ф. ст., и он сохранил бы всего 650 000 ф. ст. в своем резерве. Другой период, подобный этому моменту, был в 1839 г. и продолжался с 9 июля до 5 декабря. — 826. Каковы были размеры резерва в этом случае? На 5 сентября резерв состоял из дефицита на сумму 200 000 фунтов стерлингов (the reserve was minus altogether 200000 £). 5 ноября он возрос приблизительно до l — l ¹/₂ миллиона.— 830. Акт 1844 г. воспрепятствовал бы Банку в 1837 г. оказать поддержку торговле с Америкой. — 831. Три главнейших американских фирмы обанкротились... Почти все фирмы, торгующие с Америкой, лишились кредита, и если бы в то время Банк не пришел им на помощь, то я не думаю, что устояло бы более одной или двух фирм. — 836. Угнетенное состояние в 1837 г. нельзя сравнивать с угнетенным состоянием 1847 года. Действие первого ограничивалось почти исключительно американскими операциями». — 838. (В начале июня 1837 г. в дирекции Банка дискутировался вопрос, какими мерами облегчить угнетенное состояние.) «Некоторые отстаивали то мнение... что наиболее правильным принципом было бы повысить процентную ставку, вследствие чего упали бы товарные цены, словом, удорожить деньги и удешевить товары, что и дало бы возможность осуществить заграничные платежи (by which the foreign paymentwould be accomplished). — 906. Введение искусственного ограничения полномочий Банка актом 1844 г. вместо старой и естественной границы его полномочий, а именно действительных размеров его металлического запаса, создает искусственное затруднение в ходе дел и тем самым оказывает такое влияние на товарные цены, которого можно было бы избежать без этого акта. — 968. При действии акта 1844 г. нельзя в обычных условиях понизить металлический запас Банка значительно ниже 9 ¹/₂, миллиона. Это оказало бы давление на цены и кредит, которое в свою очередь вызвало бы такое изменение вексельных курсов, что ввоз золота возрос бы и увеличил сумму золота в эмиссионном отделении. — 996. При теперешнем ограничении вы» {Банк} «лишены той возможности управлять движением серебра, которая необходима в моменты, когда серебро требуется для воздействия на заграничный курс. — 999. Какова была цель предписания,

612

ограничившего серебряный запас Банка ¹/₅ общей суммы его металлического запаса? — На этот вопрос я не могу ответить». |

Цель была удорожить деньги; та же самая Цель, которая, независимо от теории «денежной школы», преследовалась при разделении Банка на два отделения и при установлении для шотландских и ирландских банков обязательства держать в резерве золото для покрытия банкнот, выпускаемых свыше известной нормы. Таким образом возникла децентрализация национального металлического запаса, которая ослабила его способность поправлять неблагоприятный вексельный курс. К повышению ставки процента направлены все следующие постановления: право Английского банка выпускать банкноты на сумму большую, чем 14 млн. ф. ст., не иначе как при покрытии их золотым запасом; управление банковым отделением, так же как и обычным банком, путем понижения процентной ставки в периоды избытка денег и повышения ее в периоды угнетения; ограничение серебряного запаса, главного средства для регулирования вексельного курса с континентом Европы и Азией; предписания относительно шотландских и ирландских банков, которые никогда не нуждаются в золоте * для экспорта и которые теперь должны хранить его в запасе под предлогом обеспечения в действительности совершенно иллюзорного размена банкнот. Факт тот, что акт 1844 г. впервые вызвал в 1857 г. штурм шотландских банков с требованием золота. Новое банковское законодательство не делает также никакого различия между отливом золота за границу и внутрь страны, хотя, само собой разумеется, последствия того и другого совершенно различны. Отсюда постоянные сильные колебания рыночной ставки процента. Отвечая на вопросы 992 и 994, Палмер дважды подчеркнул, что Английский банк может покупать на банкноты серебро лишь в том случае, если вексельный курс благоприятен для Англии и, следовательно, серебро в избытке; потому что:

«1003. Единственная цель, из-за которой можно держать значительную часть металлического запаса в серебре, состоит в стремлении облегчить заграничные платежи в период, когда вексельный курс неблагоприятен для Англии. — 1004. Серебро есть товар, который, являясь деньгами для всего остального мира, оказывается наиболее подходящим товаром... для этой цели» {заграничных платежей}. «Лишь Соединенные Штаты за последнее время принимали в уплату только золото».

По его мнению, в периоды угнетения Английскому банку не было надобности повышать учетную ставку выше старого уровня в 5%, пока неблагоприятный вексельный курс не отвле-

• В оригинале сказано: «деньгах»; исправлено на основе рукописи Маркса. Ред.

613

кает золото за границу. Если бы не было акта 1844 г., то банк мог бы без всякого затруднения учесть все первоклассные векселя (first class bills), которые были ему предложены {1018— 1020}.

«Но при акте 1844 г. и при том положении, в котором находился Банк в октябре 1847 г., не было такого процента, которого Банк потребовал бы от кредитоспособных фирм и который они не были бы готовы уплатить, чтобы не прекращать платежей» [1022].

А высокая учетная ставка составляла как раз цель этого акта.

«1029. Я считаю необходимым строго различать влияние учетной ставки на заграничный спрос» (на благородные металлы) «и повышение процента с целью предотвратить нажим на Банк в период недостатка в кредите внутри страны. — 1023. До акта 1844 г., когда курс был благоприятен для Англии, а в стране царило беспокойство и даже положительная паника, не существовало никакой границы для выпуска банкнот, который один только мог облегчить это угнетенное состояние».

Так высказывается человек, который в течение 39 лет сидел в дирекции Английского банка. Послушаем теперь частного банкира Туэлса, с 1801 г. компаньона Спунера, братьев Атвуд и К°. Это единственный из всех свидетелей, опрошенных комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. С. 1857), который дает возможность бросить взгляд на действительное состояние страны и который видит приближающийся кризис. В остальном он является представителем бирмингемской школы «little shilling men»¹³⁹, подобно своим компаньонам, братьям Атвуд, которые являются основателями этой школы (см. К. Маркс. «К критике политической экономии», Берлин [1859], стр. 59 ¹⁴⁰). Он говорит:

«4488. Какое влияние, по вашему мнению, оказал акт 1844 года? — Если я должен отвечать как банкир, то я скажу, что акт оказал самое хорошее действие, так как банкирам и» {денежным} «капиталистам всякого рода он доставил богатую жатву. Но он имел очень плохие результаты для честных и усердных представителей делового мира, которые нуждаются в устойчивой процентной ставке, чтобы с уверенностью вести свои дела... акт сделал ссуду денег в высшей степени прибыльным занятием. — 4489. Он» {банковский акт) «позволяет лондонским акционерным банкам выплачивать акционерам 20—22%? — Один из них выплатил недавно 18%, а другой, насколько мне известно, 20%; они имеют все основания самым решительным образом защищать акт 1844 года. — 4490. Мелкие деловые люди и респектабельные купцы, не обладающие крупным капиталом... их он сильно ущемляет... Чтобы убедиться в этом, достаточно того, что я вижу поразительную массу их акцептов, остающихся неоплаченными. Эти акцепты всегда незначительны, приблизительно в 20—100 ф. ст., многие из них не оплачиваются и вследствие этого возвращаются назад во все части страны, что всегда служит признаком угнетенного положения... мелких торговцев».

614

4494. Он заявляет, что в настоящее время коммерция не приносит достаточной прибыли. Следующие его замечания важны потому, что он видел кризис в скрытом состоянии, когда никто еще не предчувствовал его.

«4494. Цены на Минсинг-Лейн еще более или менее держатся, но уже ничего не продается, нельзя продать ни за какую цену; цены держатся номинальные».

4495. Он рассказывает один случай: некий француз посылает маклеру на Минсинг-Лейн товары на сумму в 3 000 ф. ст. для продажи по определенной цене. Маклер не может получить назначенной цены, француз не может продать дешевле. Товар остается без движения, но французу нужны деньги. Маклер ссужает ему поэтому 1 000 ф. ст. таким способом, что француз под обеспечение товаров выписывает на маклера вексель на 1 000 ф. ст. сроком на 3 месяца. По истечении 3 месяцев наступает срок платежа, а товары все еще не могут быть проданы. Маклер должен тогда оплатить вексель, и хотя он имел покрытие в 3 000 ф. ст., он не был в состоянии реализовать его и вследствие этого попал в затруднительное положение. Таким образом один увлекает с собой на дно другого.

4496. «Что касается большого вывоза... если дела внутри страны находятся в угнетенном состоянии, то это неизбежно вызывает усиленный вывоз. — 4497. Полагаете ли вы, что потребление внутри страны уменьшилось? — Очень значительно... чрезвычайно... мелкие торговцы являются в этом отношении самым надежным авторитетом. — 4498. И все же ввоз очень велик; не указывает ли это на сильное потребление? — Конечно, если только вы имеете возможность продать; но многие товарные склады переполнены этими предметами; в том примере, который я только что приводил, товары на 3000 ф. ст. были импортированы и остались непроданными.

4514. Если деньги дороги, то не скажете ли вы, что в этом случае капитал дешев? — Да ».

Следовательно, этот человек отнюдь не придерживается мнения Оверстона, что высокая процентная ставка — это то же самое, что дорогой капитал.

Как ведутся теперь дела:

4616. «Другие очень сильно увлекаются, делают с вывозом и ввозом гигантские дела, значительно более крупные, чем позволяет их капитал, — в этом не может быть ни малейшего сомнения. Они могут иметь удачу, благодаря какому-либо счастливому случаю они могут нажить большое состояние и со всеми расплатиться. Такова во многих случаях система, по которой в настоящее время ведется значительная часть дел. Такие люди охотно теряют 20%, 30% и 40% на одной отправке товара; следующая операция может вернуть им все потерянное. Но если они испытывают неудачу два раза подряд, тогда им конец; и как раз за последнее время мы очень часто наблюдали такие случаи; торговые фирмы терпят банкротство, не оставляя ни одного шиллинга в активе.

615

4791. Низкая процентная ставка» {за последние 10 лет} «во всяком случае неблагоприятна для банкиров, но без предъявления вам торговых книг мне было бы очень трудно объяснить, насколько нынешняя прибыль» {его собственная} «выше, по сравнению с прежним временем. Когда ставка процента низка вследствие чрезмерного выпуска банкнот, мы имеем значительную сумму вкладов; если ставка процента высока, это приносит нам прямую прибыль. — 4794. Если деньги можно получить по умеренной процентной ставке, мы имеем большой спрос на них; мы больше ссужаем; таков результат» {для нас, банкиров} «в этом случае. Если ставка процента повышается, мы получаем за ссуды больше, чем следует по справедливости; мы получаем больше, чем мы должны бы получать».

Мы уже видели, что все компетентные люди считают кредит банкнот Английского банка непоколебимым. Несмотря на это, банковский акт для обеспечения их размена абсолютно закрепляет от 9 до 10 миллионов золотом. Святость и неприкосновенность этого сокровища охраняется совершенно иначе, чем у собирателей сокровищ прежнего времени. У. Браун (Ливерпуль) показывает перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57).

«2311. Что касается той пользы, которую эти деньги» {металлический запас эмиссионного отделения} «приносили тогда, то без ущерба для дела их можно было бы бросить в море; ведь даже ничтожнейшей части их нельзя было пускать в оборот, не нарушая парламентского акта».

Предприниматель строительной промышленности Э. Кэпс, уже цитированный нами выше, тот самый, из показаний которого заимствовано описание современной лондонской системы строительства («Капитал», кн. 11, гл. XII ¹⁴¹), следующим образом резюмирует свое мнение о банковском акте 1844 года (В. А. 1857).

«5508. Следовательно, в общем вы того мнения, что современная система» (банковского законодательства) «является очень искусным приспособлением для того, чтобы перекладывать периодически в Кошелек ростовщиков прибыль промышленности? — Да, таково мое мнение. Я знаю, что в строительном деле влияние было таково».

Как уже было упомянуто, шотландские банки банковским актом 1845 г. были вынуждены принять систему, приближающуюся к английской. На них было возложено обязательство иметь золотое покрытие для выпуска банкнот свыше суммы, установленной для каждого банка. Какие последствия это имело, видно из приводимых ниже показаний перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57).

Кеннеди, управляющий одним из шотландских банков, показывает:

«3375. Имелось ли до введения акта 1845 г. в Шотландии что-либо заслуживающее названия золотого обращения? — Ничего подобного. —

616

3376. А с того времени увеличилось ли количество золота в обращении? —

Нисколько; публика не любит золота (the people dislike gold)».

3450. Приблизительно 900 000 ф. ст. золотом, которые шотландские банки должны держать в запасе с 1845 г., по его мнению, приносят лишь вред, так как

«бесприбыльно поглощают значительную часть капитала Шотландии».

Далее идут показания Андерсона, управляющего Union Bank of Scotland:

«3588. Единственный случай сильного спроса на золото, предъявлен- ного Английскому банку со стороны шотландских банков, имел место под :

влиянием иностранного вексельного курса? — Совершенно верно; и этот спрос не уменьшился оттого, что мы держим золото в Эдинбурге. — 3590. Пока мы имеем ту же самую сумму ценных бумаг в Английском банке» (или в частных банках Англии), «у нас остается та же, что и раньше, возможность вызвать отлив золота из Английского банка».

В заключение процитируем еще одну статью (Уилсона) из журнала «Economist»:

«Шотландские банки держат свободную наличность у своих лондонских агентов; последние держат ее в Английском банке. Это дает шотландским банкам возможность в пределах этих сумм распоряжаться металлической наличностью Английского банка, и здесь она всегда готова к услугам, когда приходится производить заграничные платежи». Эта система была нарушена актом 1845 года. «В результате шотландского акта .1845 г. за последнее время имел место сильный отлив золотой монеты из Английского банка для удовлетворения всего лишь потенциального спроса в Шотландии, который в действительности, быть может, никогда не наступит... С этого времени значительная сумма неизменно закреплена в Шотландии, и другая значительная сумма постоянно путешествует туда и обратно между Лондоном и Шотландией. Если наступает время, когда шотландский банкир ждет повышенного спроса на свои банкноты, то из Лондона посылается ящик с золотом; раз это время миновало, тот же самый ящик, обыкновенно даже не вскрытый, отсылается обратно в Лондон» («Economist», 23 октября 1847 г. [стр. 1214—1215]).

{Что же говорит по поводу всего этого отец банковского акта, банкир Самюэл Джонс Лойд, alias * лорд Оверстон?

Он уже в 1848 г. повторил перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57), что

«стесненное положение с деньгами и высокая ставка процента, вызванные недостатком капитала, не могут быть облегчены путем усиленного выпуска банкнот» (1514),

хотя уже одного разрешения правительственным указом от

25 октября 1847 г. увеличить выпуск банкнот было достаточно» чтобы лишить кризис остроты,

* — иначе. Ред.

617

Он считает, что

«высокая ставка процента и угнетенное состояние фабричной промышленности являются неизбежным результатом уменьшения вещественного капитала, применяемого для промышленных и коммерческих целей» (1604).

А между тем угнетенное состояние фабричной промышленности в течение целого ряда месяцев выражалось как раз в том, что вещественный товарный капитал в избытке заполнял кладовые, не находя сбыта, и что именно поэтому вещественный производительный капитал целиком или наполовину бездействовал, чтобы не производить еще больше товарного капитала, не находящего покупателей.

А перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству он говорил следующее:

«Благодаря строгому и точному соблюдению основных положений акта 1844 г. все совершалось регулярно и легко, денежная система прочна и непоколебима, процветание страны неоспоримо, доверие общества к акту 1844 г. с каждым днем растет, и: если комиссия желает дальнейших практических доказательств прочности принципов, на которых покоится этот акт, и тех благодетельных последствий, которые он обеспечивает, то верный и достаточный ответ таков: взгляните вокруг себя, посмотрите на нынешнее состояние дел в нашей стране, посмотрите на довольство народа, посмотрите на богатство и процветание всех классов общества. Последовав этому совету, комиссия будет в состоянии решить, должна ли она воспрепятствовать дальнейшему действию акта, при котором достигнуты такие успехи» (В. С. 1857, № 4189).

Ответом на этот дифирамб, который Оверстон пропел перед комиссией 14 июля, послужило письмо в дирекцию Банка от 12 ноября, которым правительство приостанавливало действие чудотворного закона 1844 г., дабы спасти то, что еще можно было спасти. — Ф. Э.}

618

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

БЛАГОРОДНЫЙ МЕТАЛЛ И ВЕКСЕЛЬНЫЙ КУРС

I. ДВИЖЕНИЕ ЗОЛОТОГО ЗАПАСА

Относительно накопления банкнот в периоды угнетения следует заметить, что здесь повторяется образование сокровищ в виде благородного металла, которое наблюдалось в тревожные времена на самых ранних стадиях существования общества. Влияние акта 1844 г. представляет интерес потому, что акт этот стремится весь находящийся в стране благородный металл превратить в средства обращения; он хочет отождествить отлив золота с сокращением, прилив золота с расширением количества средств обращения. На опыте применения акта было доказано обратное. За единственным исключением, о котором мы сейчас упомянем, масса находящихся в обращении банкнот Английского банка после 1844 г. никогда не достигала того максимума, который Банк имел право выпускать. И кризис 1857 г. показал, с другой стороны, что при известных условиях этого максимума недостаточно. С 13 по 30 ноября 1857 г. в обращении было банкнот в среднем ежедневно на 488 83.0 ф. ст. больше этого максимума (В. А. 1858, стр. XI). Законный максимум был тогда 14 475 000 ф. ст. плюс сумма металлического запаса в подвалах Банка.

Относительно прилива и отлива благородного металла необходимо заметить следующее:

Во-первых, надо различать, с одной стороны, движение металла в пределах области, не производящей золота и серебра, а с другой стороны, движение золота и серебра от источников их производства в различные другие страны и распределение этого добавочного металла между этими странами.

С начала нынешнего века — до тех пор, пока не сказалось влияние русских, калифорнийских и австралийских золотых приисков, — поступлений золота и серебра хватало лишь для :

возмещения изнашивающейся монеты, для обычного употребления этих металлов в производстве предметов роскоши и для вывоза серебра в Азию.

619

Однако с того времени с ростом азиатской торговли Америки и Европы чрезвычайно возрос, во-первых, вывоз серебра в Азию. Серебро, вывезенное из Европы, в значительной своей части замещалось добавочным золотом. Далее, часть вновь приливающего золота поглощалась внутренним денежным обращением. Считают, что до 1857 г. приблизительно 30 миллионов добавочного золота вступило во внутреннее обращение Англии ¹⁴). Затем, после 1844 г. средний уровень металлических запасов во всех центральных банках Европы и Северной Америки повысился. В то же время рост внутреннего денежного обращения привел к тому, что после паники в следующий за ней период затишья банковский запас стал возрастать быстрее, так как увеличилась масса золотой монеты, вытолкнутой из внутреннего обращения и иммобилизованной. Наконец, после того как были открыты новые месторождения золота, поднялось потребление благородного металла для изготовления предметов роскоши вследствие возросшего богатства.

Во-вторых, между странами, не производящими золота и серебра, благородный металл постоянно циркулирует туда и обратно; одна и та же страна непрерывно ввозит золото и столь же непрерывно вывозит его. И лишь перевес движения в ту или другую сторону решает, в конечном счете, имеет ли место прилив или отлив, так как чисто колебательные и зачастую параллельные движения по большей части взаимно нейтрализуются. Но именно вследствие этого, поскольку обращают внимание на конечный результат, упускается из виду непрерывность и в общем параллельный ход обоих движений. Дело воспринимается всегда таким образом, как будто избыточный ввоз или избыточный вывоз благородного металла есть лишь результат и выражение соотношения между ввозом и вывозом товаров, тогда как он в то же время выражает соотношение между независимым от товарной торговли ввозом и вывозом самого благородного металла.

14) Как подействовало это на денежный рынок, видно из следующего показания Ньюмарча: «1509. К концу 1853 г. среди публики имели место серьезные опасения;

в сентябре Английский банк трижды, раз за разом, повышал учетную ставку... В первых числах октября обнаружились значительное беспокойство и паника среди публики. Эти опасения и это беспокойство были большей частью устранены к концу ноября и почти совершенно исчезли с прибытием 5000000 ф. ст. благородного металла из Австралии. То же самое повторилось осенью 1854 г., когда — в октябре и ноябре — поступило почти 6 000 000 ф. ст. благородного металла. То же самое повторилось осенью 1855 г., — как известно, это был период возбуждения и беспокойства, — в связи с поступлением в течение сентября, октября и ноября около 8 000 000 ф. ст. благородного металла; в конце 1856 г. мы видим опять то же самое. Одним словом, я вполне мог бы сослаться на опыт почтя каждого члена комиссии в подтверждение того, что мы привыкли при каждом финансовом затруднении, видеть естественное и радикальное средство помощи в прибытии корабля с золотом» [В. А. 1857].

620

В-третьих, преобладание ввоза над вывозом, и наоборот, измеряется в общем увеличением или уменьшением металлического запаса центральных банков. Большая или меньшая точность этого мерила зависит, конечно, прежде всего от того, насколько банковское дело вообще централизовано. Ибо от этого зависит, насколько благородный металл, накопленный в так называемом национальном банке, представляет вообще национальный запас металла. Но если даже это и так, указанное мерило все же не точно, так как при известных условиях добавочный ввоз поглощается внутренним обращением и растущим применением золота или серебра для изготовления предметов роскоши и так как, кроме того, без добавочного ввоза золото может извлекаться для внутреннего обращения и, следователь- но, металлический запас может уменьшаться без одновременного увеличения вывоза.

В-четвертых, вывоз металла принимает форму отлива (drain), если движение в сторону уменьшения продолжается длительное время, так что уменьшение становится общей тенденцией движения и металлический запас банка падает значительно ниже среднего уровня, пока не достигнет своего среднего минимума. Этот последний устанавливается более или менее произвольно, поскольку законодательство, определяющее размер покрытия для размена банкнот и т. п., в различных случаях оказывается различным. Относительно количественных границ, которых такой отлив может достигнуть в Англии, Ньюмарч говорит перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857, № 1494):

«Если судить на основании опыта, то представляется в высшей степени неправдоподобным, чтобы отлив металла вследствие какого-либо колебания в сделках с заграницей мог превысить 3 000 000 или 4 000 000 фунтов стерлингов».

В 1847 г. самый низкий уровень золотого запаса в Английском банке, имевший место 23 октября, показывает по сравнению с 26 декабря 1846 г. уменьшение на 5 198 156 ф. ст., а по сравнению с наивысшим уровнем в 1846 г. (29 августа) уменьшение на 6 453 748 фунтов стерлингов.

В-пятых, назначение металлического резерва так называемого национального банка, назначение, которое служит отнюдь не единственным регулятором величины металлического запаса, ибо он может возрастать вследствие простой задержки в делах внутри или вне страны, является трояким: 1) Быть резервным фондом для международных платежей, короче, резервным фондом мировых денег. 2) Быть резервным фондом для внутреннего

621

металлического обращения, попеременно расширяющегося и сокращающегося. 3) Быть резервным фондом для платежей по вкладам и для размена банкнот, что связано с функцией банка и ничего общего не имеет с функциями денег как таковых. На металлический запас могут поэтому влиять те отношения, которые касаются каждой из этих трех функций; следовательно, он может испытать на себе влияние: как международный фонд— со стороны платежного баланса, какими бы причинами ни определялся этот последний и каково бы ни было его отношение к торговому балансу; как резервный фонд внутреннего металлического обращения он может испытать на себе влияние расширения или сокращения этого последнего. Третья функция, функция фонда обеспечения, не обусловливает, правда, самостоятельного движения металлического резерва, однако оказывает двоякое влияние. Если выпускаются банкноты, замещающие во внутреннем обращении металлические деньги (следовательно, также и серебряную монету в странах, где серебро является мерой стоимости), то отпадает функция резервного фонда, отмеченная в пункте 2. И часть благородного металла, служившая для этой цели, будет надолго уходить за границу. В этом случае металлические деньги не извлекаются из банка для целей внутреннего обращения и вместе с тем отпадает необходимость периодически увеличивать металлический запас путем иммобилизации части обращающихся металлических денег. Далее, если необходимо при всех обстоятельствах удерживать в резерве известный минимум металла для уплаты по вкладам и размена банкнот, то это особым образом сказывается на последствиях прилива и отлива золота; это влияет на ту часть резерва, которую банк обязан удерживать при всех обстоятельствах, или на ту его часть, от которой он в другое время стремился бы освободиться как от бесполезной. При чисто металлическом обращении и концентрации банковского дела банк также должен был бы рассматривать свой металлический резерв как гарантию для уплаты по своим вкладам и в случае отлива золота могла бы наступить паника, подобная той, какая имела место в 1857 г. в Гамбурге.

В-шестых, за исключением разве только 1837 г., действительный кризис всегда наступал уже после изменения вексельного курса, то есть в тот момент, когда ввоз благородного металла снова стал превышать вывоз.

В 1825 г. настоящий крах наступил после того, как прекратился отлив золота. В 1839 г. отлив золота имел место, не приведя к краху. В 1847 г. отлив золота прекратился в апреле, а крах наступил в октябре. В 1857 г. отлив золота за границу

622

прекратился с начала ноября, и лишь позднее, в ноябре, наступил крах.

Особенно отчетливо проявилось это в кризисе 1847 г., когда отлив золота прекратился уже в апреле, вызвав сравнительна легкий предварительный кризис, а затем лишь в октябре разразился собственно торговый кризис.

Приводимые ниже показания были даны перед секретной комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 года;

показания свидетелей (evidence) были отпечатаны только в 1857 г. (раньше эти показания мы помечали: С. D. 1848/57).

Показания Тука:

В апреле 1847 г. возникло угнетенное состояние, которое, строго говоря, было равносильно панике, но продолжалось сравнительно короткое время и не сопровождалось сколько-нибудь значительными коммерческими банкротствами. В октябре угнетенное состояние было гораздо острее, чем в апреле, причем имело место почти неслыханное количество банкротств (2996).—В апреле вексельный курс—в особенности с Америкой — заставил нас экспортировать значительное количество золота для оплаты чрезвычайно большого импорта; только ценой крайне сильного напряжения Банк приостановил отлив золота и добился повышения курса (2997). — В октябре вексельный курс был благоприятен для Англии (2998). — Изменение вексельного курса началось на третьей неделе апреля (3000). — Колебания вексельного курса имели место в июле и августе; с начала августа он все время был благоприятен для Англии (3001). — Отлив золота в августе был вызван нуждами внутреннего обращения (3003).

Дж. Моррис, управляющий Английским банком, показывает:

хотя с августа 1847 г. вексельный курс сделался благоприятным для Англии и вследствие этого имел место ввоз золота, тем не менее металлический запас Банка уменьшился.

«2 200 000 ф. ст. золотом ушли из Банка в обращение вследствие внутреннего спроса» (137). — Это объясняется, «с одной стороны, увеличением

числа занятых рабочих на строительстве железных дорог... с другой стороны, желанием банкиров в период кризиса иметь собственный запас ;

золота» (147).

Палмер, бывший управляющий и с 1811 г. директор Английского банка, показывает:

«684. За весь период с половины апреля 1847 г. до дня приостановки . банковского акта 1844 г. вексельные курсы были благоприятны для Англии».

Следовательно, отлив металла в апреле 1847 г., вызвавший самостоятельную денежную панику, был здесь, как и везде, лишь предтечей кризиса и обратное движение наступило раньше, чем разразился этот последний. В 1839 г. при сильно угне-

623

тенном состоянии дел имел место значительный отлив металла для уплаты за хлеб и т. п. — однако без кризиса и денежной паники.

В-седьмых, как только общий кризис заканчивается, золото и серебро — оставляя в стороне прилив новых количеств благородного металла из стран его производства — распределяются снова в тех соотношениях, в которых они существовали как особое сокровище различных стран в состоянии их равновесия. При прочих равных условиях относительная величина сокровища каждой страны определяется ее ролью на мировом рынке. Из страны, которая располагала благородными металлами в количестве, превышающем норму, они отливают в другие страны; эти движения прилива и отлива лишь восстанавливают первоначальное распределение сокровищ между различными нациями. Однако такое перераспределение осуществляется посредством влияния различных обстоятельств, которые будут упомянуты при рассмотрении вексельных курсов. Как только нормальное распределение снова восстановлено, то, начиная с этого момента, наступает сначала рост, затем новый отлив. {Это последнее положение, само собой разумеется, относится только к Англии как центру мирового денежного рынка. — Ф. Э.}

В-восьмых, отливы металла являются большей частью симптомами изменений в состоянии внешней торговли, а это изменение есть, в свою очередь, предвестник того, что назревает кризис ¹⁵).

В-девятых, платежный баланс может быть благоприятен для Азии и неблагоприятен для Европы и Америки ¹⁶).

Ввоз благородного металла имеет место преимущественно в два периода. С одной стороны, в первой фазе низкой процентной ставки, которая следует за кризисом и выражает собой сокращение производства; и затем во второй фазе, когда ставка

¹⁵) По Ньюмарчу, отлив золота за границу может вызываться троякого рода причинами, а именно: 1) причинами чисто коммерческого характера, то есть вследствие превышения ввоза над вывозом, как это было между 1836 и 1844 гг. и затем снова в 1847 г. главным образом вследствие большого ввоза хлеба; 2) необходимостью создать средства для вложения английского капитала за границей, как например в 1857 г., и для строительства железных дорог в Индии; и 3) безвозвратными расходами за границей, как например в 1853 и 1854 гг. для военных целей на Востоке.

^1в) 1918. Ньюмарч. «Если вы возьмете Индию и Китай вместе, если вы примете во внимание обороты между Индией и Австралией и еще более важные обороты между Китаем и Соединенными Штатами, — а в этих случаях сделки являются трехсторонними и окончательные расчеты совершаются при нашем посредничестве... — тогда окажется правильным, что торговый баланс был не только против Англии, но также против Франции и Соединенных Штатов» (В. А. 1857).

624

процента повышается, но еще не достигает своего среднего уровня. Это та фаза, когда обратный приток капиталов совершается легко, коммерческий кредит достигает большого размаха и потому спрос на ссудный капитал возрастает медленнее, чем расширяется производство. В обеих фазах при сравнительном обилии ссудного капитала избыточный приток капитала в форме золота и серебра, то есть в такой форме, в которой он непосредственно может функционировать только как ссудный капитал, должен оказывать значительное влияние на ставку процента, а тем самым и на тонус всей деловой жизни.

С другой стороны, отлив, непрерывный значительный вывоз благородного металла, наступает, когда новых поступлений уже нет, рынки переполнены и мнимое процветание поддерживается только кредитом; когда, следовательно, уже существует очень сильный спрос на ссудный капитал и потому ставка процента достигает по меньшей мере своего среднего уровня. При этих условиях, выражающихся именно в отливе благородного металла, значительно усиливается влияние непрерывного ухода капитала в такой форме, в какой он непосредственно существует как ссудный денежный капитал. Это должно оказывать прямое влияние на ставку процента. Но вместо того чтобы ограничивать кредитные операции, повышение ставки процента расширяет их и приводит к перенапряжению всех их вспомогательных средств. Поэтому такой период предшествует краху.

Ньюмарчу ставят вопрос (В. А. 1857):

«1520. Итак, количество обращающихся векселей повышается вместе с процентной ставкой? — По-видимому, да. — 1522. В спокойные, обычные времена главная книга есть действительное орудие обмена; но когда наступают затруднения, когда, например, при обстоятельствах, указанных мной, поднимается банковская учетная ставка... тогда операции сами собой сводятся к выписыванию векселей; векселя эти не только более пригодны для того, чтобы служить законным доказательством заключенной сделки; они удобнее также для совершения дальнейших закупок и прежде всего применимы как кредитное средство приобретения капитала».

К этому присоединяется еще то обстоятельство, что раз банк при сколько-нибудь угрожающих условиях поднимает свою учетную ставку — в связи с чем в то же время становится вероятным, что банк ограничит сроки учитываемых им векселей, — наступает всеобщее опасение, что это будет происходить crescendo *. Каждый, и прежде всего рыцарь кредита, стремится поэтому как бы учесть будущее и получить в данный

* — с возрастающей силой. Ред.

625

момент в свое распоряжение максимально возможное количество кредитных средств. Таким образом, из указанных выше причин вытекает, что одно только количество как ввезенного, так и вывезенного благородного металла оказывает влияние не само по себе; но что, с одной стороны, оно оказывает свое влияние благодаря специфическому характеру благородного металла как капитала в денежной форме, а с другой стороны, оно влияет, как перышко, которое, будучи прибавлено к грузу на чаше весов, оказывается достаточным, чтобы окончательно склонить ее в определенную сторону; оно влияет благодаря тому, что наступает при условиях, когда всякое прибавление в ту или другую сторону имеет решающее значение. Без этих причин было бы совершенно непонятно, каким образом может оказать сколько-нибудь заметное влияние отлив золота, скажем, на сумму в 5—8 млн. ф. ст., а как показывает опыт, эта граница до сих пор не переступалась; такое ничтожное увеличение или уменьшение капитала, совершенно незначительное даже по сравнению с 70 миллионами золота, циркулирующими в среднем в Англии, является, конечно, ничтожно малой величиной при размерах производства, подобных английским ¹⁷). Но именно развитие кредитной и банковской системы, которая, с одной стороны, стремится поставить весь денежный капитал на службу производства (или, что сводится к тому же, стремится превратить всякий денежный доход в капитал) и, с другой стороны, на известной фазе цикла сводит металлический резерв к такому минимуму, что он уже не в состоянии выполнять выпадающие на его долю функции, — именно эта развитая кредитная и банковская система и создает чрезмерную чувствительность всего организма. На более низкой ступени развития производства увеличение или уменьшение металлического запаса по сравнению с его средней величиной оказывает относительно ничтожное влияние на производство. Равным образом даже очень значительный отлив золота оказывает относительно ничтожное влияние, раз он имеет место не в критический период промышленного цикла.

При данном объяснении мы отвлеклись от тех случаев, когда отлив металла наступает вследствие неурожая и т. д. Здесь значительное и внезапное нарушение равновесия производства,

¹⁷) См., например, комичный ответ Уэгелина [В. А. 1857], который говорит, что отлив 5 миллионов золота означает уменьшение капитала на ту же сумму, и старается объяснить этим такие явления, которые не наступают при бесконечно более крупном повышении цен или обесценении, расширении или сокращении действительного промышленного капитала. Не менее комичной является, с другой стороны, попытка толковать эти явления как непосредственные симптомы расширения или сокращения массы реального капитала (рассматриваемого со стороны его вещественных элементов).

626

выражением которого является отлив золота, не нуждается в дальнейшем объяснении своих последствий. Последствия эти тем значительнее, чем больше такое нарушение совпадает с периодом, когда производство переживает высокую конъюнктуру.

Мы отвлеклись, кроме того, от функции металлического запаса как гарантии размена банкнот и оси всей кредитной системы. Центральный банк есть ось кредитной системы. А металлический запас есть в свою очередь ось банка ¹⁸). Превращение кредитной системы в монетарную систему неизбежно, как это уже было указано в «Капитале», кн. I, гл. III, при исследовании функции денег в качестве средства платежа ¹⁴². И Тук и Лойд-Оверстон одинаково признают необходимость огромных жертв реальным богатством для того, чтобы в критический момент удержать металлический базис. Спор между ними сводится лишь к вопросу о некотором плюсе или минусе, к вопросу о том, какой образ действий следует считать более, а какой менее рациональным перед лицом этой неизбежности ¹⁹). Некоторое, по сравнению со всем производством, незначительное количество металла признается осью системы. Не говоря уже об ужасающем проявлении во время кризисов этого характера «оси», отсюда вытекает очень забавный теоретический дуализм. Пока «просвещенная» политическая экономия ex professo * трактует «о капитале», она с величайшим презрением взирает на золото и серебро как на форму капитала, которая фактически не представляет совершенно никакого интереса и является совершенно бесполезной. Как только она начинает говорить о банковском деле, то, наоборот, и золото с серебром становятся капиталом par excellence **, для удержания которого следует приносить в жертву все другие формы капитала и труд. Чем же отличаются золото и серебро от других видов богатства? Не величиной стоимости, так как эта последняя определяется количеством овеществленного в них труда. Они отличаются

¹⁸) Ньюмарч (В. А. 1857): «1364. Металлический запас Английского банка есть в действительности центральный запас, или центральное металлическое сокровище, на основе которого строится вся деловая жизнь страны. Это, так сказать, ось, вокруг которой вращается вся деловая жизнь страны; все другие банки в стране рассматривают Английский банк как центральное сокровище, или резервуар, из которого им приходится черпать свои запасы звонкой монеты, и влияние заграничного вексельного курса отражается всегда как раз на этом сокровище и этом резервуаре».

¹⁹) «Таким образом практически оба они, и Тук и Лойд, для устранения чрезмерного спроса на золото... прибегли бы к своевременному ограничению кредита путем повышения процентной ставки и уменьшения ссуд капитала... Только Лойд создает своими иллюзиями... тяжелые и даже опасные» (законодательные) «ограничения и предписания» («Economist», (11 декабря] 1847 г., стр. 1418). * — специально. Ред.

** — по преимуществу. Ред.

627

лишь как самостоятельное воплощение, как выражение общественного характера богатства. {Богатство общества существует лишь как богатство отдельных лиц, являющихся его частными собственниками. Оно проявляется как общественное богатство лишь благодаря тому, что эти отдельные лица для удовлетворения своих потребностей обмениваются между собой качественно различными потребительными 'стоимостями. В условиях капиталистического производства они могут это делать лишь при посредстве денег. Таким образом, лишь при посредстве денег богатство отдельного лица осуществляется как общественное богатство; в деньгах, в этой вещи, воплощена общественная природа этого богатства. — Ф. Э.} Следовательно, это общественное бытие денег проявляется как нечто потустороннее, как вещь, предмет, товар, существующий рядом с действительными элементами общественного богатства и вне их. Пока производство идет бесперебойно, это забывается. Кредит, тоже как общественная форма богатства, вытесняет деньги и узурпирует их место. Именно доверие к общественному характеру производства является причиной того, что денежная форма продуктов кажется чем-то мимолетным и идеальным, простым представлением. Но как только кредит потрясен, — а эта фаза неизбежно наступает в современном промышленном цикле, — все реальное богатство вдруг должно быть действительно и немедленно превращено в деньги, в золото и серебро. Это требование безумное, однако оно неизбежно вырастает из самой системы. Между тем все золото и серебро, долженствующее удовлетворить эти чудовищные притязания, составляют сумму лишь в несколько миллионов, хранящихся в подвалах банка ²⁰). Таким образом, в воздействии отлива золота тот факт, что производство как общественное производство не подчинено в действительности общественному контролю, резко обнаруживается в том, что общественная форма богатства как вещь существует вне его. Это обстоятельство в действительности является общим для капиталистической системы и для более ранних систем производства, поскольку последние покоились на товарной торговле и частном обмене. Однако лишь при капиталистической системе оно проявляется наиболее резко и притом в самой уродливой форме абсурдного противоречия

20) Вы совершенно согласны с тем, что для изменения спроса на золото не существует иного пути, кроме повышения процентной ставки? — Чапмен» (компаньон крупной маклерской фирмы Оверенд, Гёрни и К⁰}: «Да, таково мое мнение. Если запас нашего золота упадет до известного пункта, то мы лучше всего сделаем, если тотчас же ударим в набат и заявим: мы катимся под гору, а если кто-нибудь хочет отсылать золото за границу, пусть делает это на свой собственный риск» (В. А. 1857, № 5057).

628

и бессмыслицы, так как 1) при капиталистической системе производство менее всего является производством ради непосредственной потребительной стоимости, ради потребления самого производителя и, следовательно, богатство существует лишь как общественный процесс, выражающийся как сплетение производства и обращения; 2) так как с развитием кредитной системы капиталистическое производство непрерывно стремится уничтожить эту металлическую границу — эту одновременно, и вещественную и фантастическую границу богатства и его движения, — но все снова и снова наталкивается на эту границу.

Во время кризиса возникает требование превратить сразу все векселя, ценные бумаги, товары в банковые деньги, а все банковые деньги, в свою очередь, в золото.

II. ВЕКСЕЛЬНЫЙ КУРС

{Барометром движения денежного металла в международном масштабе является, как известно, вексельный курс. Если Англия должна уплатить Германии больше, чем Германия Англии, то в Лондоне повышается цена марки, выраженная в стерлингах, а в Гамбурге и Берлине понижается цена фунта стерлингов, выраженная в марках. Если этот перевес платежных обязательств Англии перед Германией не выравнивается снова благодаря, например, преобладанию закупок Германии в Англии над закупками Англии в Германии, то выраженная в стерлингах цена векселей, выписанных в марках на Германию, должна повышаться до тех пор, пока не окажется выгодным послать из Англии в Германию вместо векселей металл — золотые деньги или слитки. Таков обычный ход дела. ^::

Если этот вывоз благородного металла примет более значительные размеры и будет долго продолжаться, то это отразится на банковском резерве Англии, и английский денежный рынок, в первую очередь Английский банк, должен будет принять защитные меры. Последние, как мы уже видели, состоят главным образом в повышении процентной ставки. При значительном отливе золота на денежном рынке наступают обыкновенно затруднения, то есть спрос на ссудный капитал в денежной форме значительно превышает предложение, и высокая ставка процента вытекает отсюда сама собой; таким образом учетная ставка, декретированная Английским банком, соответствует положению вещей и осуществляется на рынке. Бываю!, однако, случаи, когда отлив металла вызывается

629

иными, а не обычными комбинациями сделок (например, займами иностранных государств, вложением капитала за границей и т. д.) и когда положение на лондонском денежном рынке как таковом отнюдь не оправдывает существенного повышения ставки процента; в таком случае Английскому банку приходится сначала путем усиленных займов на «открытом рынке» «сделать деньги редкими», как принято выражаться, и таким образом искусственно создать положение, при котором повышение процента оправдывается или становится необходимым; маневр, который с каждым годом становится для этого Банка все затруднительнее. — Ф. Э.}

Как влияет повышение ставки процента на вексельный курс, видно из следующих показаний перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству. (Цитировано как В. А. или В. С. 1857.)

Джон Стюарт Милль показывает:

«2176. Когда в делах наступают затруднения... происходит значительное падение курса ценных бумаг... иностранцы поручают покупать железнодорожные акции здесь, в Англии, или английские держатели иностранных железнодорожных акций продают их за границей... в соответствующих размерах прекращается отправка золота. — 2182. Многочисленный и богатый класс банкиров и торговцев ценными бумагами, при помощи которых достигается выравнивание ставки процента и показателей (pressure) коммерческого барометра между различными странами... всегда высматривают случай закупать ценные бумаги, обещающие повышение цены... Подходящим местом для их закупок окажется всегда страна, посылающая золото за границу. — 2184. Такие вложения капитала в 1847 г. производились в значительном масштабе, достаточном для того, чтобы уменьшить отлив золота».

Дж. Г. Хаббард, бывший управляющий и с 1838 г. директор Английского банка, показывает:

«2545. Имеются значительные количества европейских ценных бумаг... которые обращаются на самых различных европейских денежных рынках и, раз на одном рынке стоимость этих бумаг упала на 1% или 2%, они тотчас же скупаются для отсылки на другие рынки, где стоимость их еще держится. — 2565. Не находятся ли другие страны в большом долгу по отношению к английским купцам? — В очень большом. — 2566. Следовательно, одно получение этих долгов могло бы в достаточной степени объяснить весьма значительное накопление капитала в Англии? — В 1847 г. мы в конце концов восстановили наше положение тем, что ликвидировали столько-то миллионов прежней задолженности Америки и России нашей стране».

Англия в то время также была должна этим странам «столько-то миллионов» за хлеб и не преминула, в свою очередь, большую часть их «ликвидировать» при помощи банкротств

630

английских должников. См. выше отчет 1857 г. о банковском акте, в главе XXX, стр. 31 *.

«2572. В 1847 г. курс между Англией и Петербургом стоял очень высоко. Когда было издано правительственное распоряжение, предоставившее Банку право выпускать банкноты» {без покрытия золотым запасом} «сверх узаконенного лимита в 14 миллионов, было поставлено условие, чтобы учетная ставка удерживалась на уровне 8 процентов. В такой момент и при такой учетной ставке было выгодно затребовать золото из Петербурга в Лондон и по его прибытии ссужать его из 8% до истечения срока трехмесячных векселей, которые выписывались за проданное золото. — 2573. При всяких операциях с золотом необходимо принимать во внимание различные моменты; речь идет о вексельном курсе и о процентной ставке, по которой можно до истечения срока векселя поместить деньги» {выданные под этот вексель).

ВЕКСЕЛЬНЫЙ КУРС С АЗИЕЙ

Следующие моменты важны, так как, с одной стороны, они показывают, каким образом Англия при неблагоприятном вексельном курсе с Азией должна компенсировать себя за счет других стран, ввоз которых из Азии оплачивается при английском посредничестве. С другой стороны, так как г-н Уилсон опять делает здесь глупую попытку отождествить влияние вывоза благородного металла на вексельный курс с влиянием, оказываемым на вексельный курс вывозом капитала вообще, — причем в обоих случаях дело идет о вывозе не в качестве платежного или покупательного средства, а для капиталовложений. Прежде всего само собой понятно, что, если в Индию с целью вложения в железнодорожное строительство посылается столько-то миллионов фунтов стерлингов в виде ли благородного металла или в виде железнодорожных рельсов, — и то и другое представляет собой лишь различные формы перемещения известной суммы капитала из одной страны в другую; в частности, это такое перемещение, которое не входит в счет обычных торговых сделок и за которое экспортирующая страна не должна ожидать никаких иных поступлений, кроме получения годового дохода из выручки но эксплуатации этих железных дорог. Если такой экспорт совершается в. форме благородного металла, то именно потому, что это благородный металл, следовательно, непосредственно пригодный для ссуды денежный капитал и базис всей денежной системы, такой экспорт — не обязательно при всяких условиях, но обязательно при условиях, указанных выше, — окажет прямое действие на денежный рынок, а значит и на процент-

* См. настоящий том, стр. 542. Ред.

631

ную ставку в стране, экспортирующей благородный металл. Столь же непосредственное действие окажет он и на вексельный курс. Благородный металл отсылается лишь тогда именно и постольку, когда и поскольку недостаточно предлагаемых на лондонском денежном рынке векселей, например, на Индию, для того чтобы осуществить такие экстраординарные переводы денег. Следовательно, имеет место спрос векселей на Индию, превышающий предложение, и, таким образом, в данный момент курс становится неблагоприятен для Англии не потому, что она в долгу перед Индией, а потому, что она должна послать в Индию экстраординарные суммы. Если такой вывоз благородного металла в Индию продолжается значительное время, то он приводит к увеличению индийского спроса на английские товары, так как косвенно повышает способность Индии потреблять европейские товары. Напротив, если капитал вывозится в форме рельсов и т. д., то это совершенно не может иметь влияния на вексельный курс, так как в этом случае Индии не приходится производить за это никаких возвратных платежей. По той же причине это не должно также оказывать никакого влияния на денежный рынок. Уилсон пытается доказать наличие такого влияния тем, что такие экстраординарные затраты вызывают якобы добавочный спрос на денежные ссуды и таким образом влияют на ставку процента. Это может случиться; но утверждать, что это должно иметь место при всяких обстоятельствах, было бы совершенно неправильно. Куда бы ни были посланы рельсы и где бы они ни были уложены, на английской или на индийской земле, они во всяком случае представляют лишь известное расширение английского производства в известной сфере. Утверждать, что увеличение производства, даже в очень широких пределах, не может совершиться без повышения ставки процента, было бы нелепо. Возможно, что будут возрастать денежные ссуды, то есть сумма тех сделок, в которые входят кредитные операции; но эти операции могут возрастать при неизменной ставке процента. Так действительно и было в Англии в 40-х годах во время железнодорожной горячки. Ставка процента не повысилась. И совершенно очевидно, что, поскольку речь идет о действительном капитале, то есть в данном случае о товарах, влияние, оказываемое на денежный рынок, будет совершенно одно и то же, предназначены ли эти товары для отправки за границу или для внутреннего потребления. Разница получилась бы лишь в том случае, если бы капиталовложения Англии за границей сокращали ее коммерческий экспорт, — экспорт, который должен быть оплачен и который, следовательно," вызывает обратный приток денег, — или если бы эти

632

капиталовложений уже вообще были симптомом крайнего напряжения кредита и начала спекулятивных операций.

В дальнейшем вопросы задает Уилсон, отвечает Ныомарч:

«1786. Вы сказали раньше относительно спроса на серебро для Восточной Азии, что, по вашему мнению, вексельный курс с Индией благоприятен для Англии, несмотря на то, что в Восточную Азию непрерывно отсылаются значительные массы металлического резерва; имеете ли вы основания для этого? — Конечно... Я нахожу, что действительная стоимость вывоза Соединенного королевства в Индию в 1851 г. достигла 7 420 000 фунтов стерлингов. Сюда следует присоединить сумму векселей Индиа-хаус, то есть тех фондов, которые Ост-Индская компания переводит из Индии для покрытия своих собственных издержек. Эти тратты составляли в рассматриваемом году 3 200 000 ф. ст., так что весь вывоз

Соединенного королевства в Индию равнялся 10 620 000 фунтов стерлингов. В 1855 году ... действительная стоимость товарного экспорта возросла . до 10 350 000 фунтов стерлингов; тратты Индиа-хаус составляли 3 700 000 фунтов стерлингов; следовательно, весь вывоз—14050000 фунтов стерлингов. Для 1851 г. у нас, как мне кажется, нет возможности установить действительную стоимость ввоза товаров из Индии в Англию; но мы располагаем такими данными для 1854 и 1855 годов. В 1855 г. вся действительная стоимость ввоза товаров из Индии в Англию составляла 12670000 ф. ст., и эта сумма, при сравнении с 14050000 ф. ст. вывоза, дает в пользу Англии сальдо от непосредственной торговли между обеими странами в 1 380000 фунтов стерлингов» [В. А. 1857].

Уилсон замечает на это, что на вексельный курс влияет также и косвенная торговля. Так, например, вывоз из Индии в Австралию и Северную Америку покрывается траттами на Лондон и влияет поэтому на вексельный курс совершенно таким же образом, как если бы товары шли непосредственно из Индии в Англию. Далее, если взять Индию и Китай вместе, то баланс окажется неблагоприятным для Англии, так как Китаю приходится постоянно производить значительные платежи Индии за опиум, а Англии приходится производить платежи Китаю, так что этим окольным путем суммы из Англии идут в Индию (1787, 1788).

1791. Уилсон спрашивает, не будет ли влияние на вексельный курс одинаковым как в том случае, если капитал

«вывозится в форме железнодорожных рельсов и локомотивов, так и в том случае, если он вывозится в форме металлических денег».

Ньюмарч отвечает на это совершенно правильно:

12 млн. ф. ст., посланные за последние годы в Индию для строительства железных дорог, послужили для покрытия годовой ренты, которую Индия должна уплачивать в определенные сроки Англии.

«Что же касается непосредственного влияния на рынок благородного металла, то затрата этих 12 млн. ф. ст. может оказать его лишь постольку,

633

поскольку металл приходилось вывозить для действительных -расходов в виде денег» [1792].

1797. (Уэгелин спрашивает:) «Если в оплату за это железо» (рельсы) «не последует никаких поступлений, то как можно говорить, что оно влияет на вексельный курс? — Я не думаю, что та часть затрат, которая производится в форме вывоза товаров, влияет на состояние вексельного курса... на вексельный курс между двумя странами оказывает влияние — можно сказать, исключительно — количество облигаций или векселей, предлагаемых в одной стране, по сравнению с количеством, предлагаемым в то же самое время в другой стране; такова рациональная теория вексельного курса. Что касается перевода 12 миллионов... то эти 12 миллионов сначала были подписаны здесь; если бы сделка была такого рода, что все эти 12 миллионов осели бы в виде звонкой монеты в Калькутте, Бомбее или Мадрасе... то такой внезапный спрос оказал бы потрясающее действие как на цену серебра, так и на вексельный курс — совершенно так же, как если бы Ост-Индская компания заявила завтра, что она увеличивает свои тратты с 3 до 12 миллионов. Но половина этих 12 миллионов израсходована... на покупку товаров в Англии... железнодорожных рельсов, леса и других материалов... это — расход английского капитала в самой Англии на известный сорт товаров, который отправляется в Индию, и этим дело исчерпывается». — 1798. (Уэгелин:) «Но производство этих необходимых для железных дорог товаров, железа и лесоматериалов, вызывает значительное потребление заграничных товаров, а это последнее могло бы повлиять на вексельный курс? — Конечно».

Уилсон высказывает мнение, что железо представляет главным образом труд и что заработная плата, уплаченная за этот труд, представляет главным образом импортированные товары (1799), и затем спрашивает:

«1801. Но говоря вообще: если товары, произведенные при посредстве потребления этих импортированных товаров, вывозятся таким образом, что мы не получаем за них никакого возмещения, — в продуктах ли, или как-либо иначе, — не будет ли это иметь своим последствием неблагоприятный для нас курс? — Это общее положение как раз соответствует тому, что имело место в Англии во время усиленного железнодорожного строительства» {1845}. «В течение трех, четырех или пяти лет подряд вы вложили в железные дороги 30 млн. ф. ст., и почти вся эта сумма пошла на заработную плату. В продолжение трех лет вы содержали на строительстве железных дорог, локомотивов, вагонов и вокзалов больше народа, чем во всех фабричных районах, вместе взятых. Эти люди... тратили свою заработную плату на чай, сахар, спиртные напитки и другие иностранные товары; товары эти приходилось ввозить, и, однако, несомненно, что в течение всего времени, когда производились эти огромные затраты, вексельный курс между Англией и другими странами не претерпел существенных изменений. Отлива благородных металлов не наблюдалось, напротив, скорее имел место прилив их».

1802. Уилсон настаивает на том положении, что при равновесии торгового баланса и курсе al pari * между Англией и Индией экстраординарный вывоз железа и локомотивов «должен повлиять на вексельный курс с Индией». Ньюмарч не видит,

* — по паритету. Ред.

634

почему это должно быть так, ибо рельсы экспортируются как капитал и Индия не должна оплачивать их в той или другой форме; к этому он добавляет:

«Я согласен с тем положением, что ни одна страна не может продолжительное время иметь неблагоприятный вексельный курс со всеми странами, с которыми она ведет торговлю; неблагоприятный вексельный курс с одной страной неизбежно создаст благоприятный курс с другой страной».

Этому Уилсон противопоставляет следующую тривиальность:

«1803. Но разве перемещение капитала зависит от того, в какой форме оно совершается? — Да, конечно, поскольку дело касается долговых обязательств. — 1804. Итак, посылаете ли вы благородный металл или товары, влияние железнодорожного строительства в Индии на здешний рынок капиталов будет одно и то же и повысит стоимость капитала совершенно так же, как если бы вся сумма была вывезена в виде благородного металла?»

Если цены железа не возросли, то это доказывает во всяком случае, что «стоимость» содержащегося в рельсах «капитала» не увеличилась. То, о чем здесь идет речь, это — стоимость денежного капитала, процентная ставка. Уилсон хотел бы отождествить денежный капитал и капитал вообще. Факт заключается просто в том, что в Англии по подписке на акции индийских железных дорог собрано 12 миллионов. Это обстоятельство вовсе не имеет прямого отношения к вексельному курсу, и на денежный рынок эти 12 миллионов опять-таки не могут повлиять. Если денежный рынок находится в благоприятном положении, то это вообще может не оказать никакого влияния, подобно тому как не затронула его подписка на акции английских железных дорог в 1844 и 1845 годах. Если же денежный рынок уже до известной степени стеснен, то это, конечно, могло бы повлиять на уровень процента, но лишь в сторону повышения, а по теории Уилсона это должно было бы сделать курс более благоприятным для Англии, то есть противодействовать тенденции к вывозу благородного металла, — если не в Индию, то в другие страны. Г-н Уилсон перескакивает от одного к другому. Отвечая на вопрос под № 1802, он утверждает, что должен быть затронут вексельный курс; в № 1804 — что затрагивается «стоимость капитала», — а это две совершенно различные вещи. Ставка процента может влиять на вексельный курс и вексельный курс на ставку процента, и тем не менее при изменяющемся курсе ставка процента, а при изменяющейся ставке процента курс могут оставаться постоянными. В голове Уилсона не укладывается мысль, что при вывозе капитала за границу такое различие влияния создает самая форма, в которой проис-

635

ходит этот вывоз, то есть столь важное значение имеет различие форм капитала и притом как раз денежная его форма, что совершенно противоречит воззрениям «просвещенных» экономистов. Ньюмарч отвечает Уилсону односторонне, поскольку совершенно не обращает внимания последнего на его внезапный и ничем не мотивированный переход от вексельного курса к ставке процента. Ньюмарч отвечает на указанный вопрос 1804 неуверенно и неопределенно:

«Раз требуется найти 12 миллионов, то, поскольку дело касается общей процентной ставки, без сомнения несущественно, пересылаются ли эти 12 миллионов в виде благородного металла или в виде материалов. Я все же думаю» (не дурно это «все же» в виде перехода к прямо противоположному утверждению), «что это не совсем несущественно» (это несущественно, но все же не несущественно), «так как в одном случае 6 млн. ф. ст. немедленно притекли бы обратно; в другом случае они не притекли бы так быстро. Поэтому до некоторой степени» (какая определенность!) «не все равно, будут ли эти 6 миллионов затрачены здесь в стране, или же они целиком будут экспортированы».

Что должно означать утверждение, что 6 миллионов тотчас же притекли бы обратно? Поскольку 6 млн. ф. ст. затрачены в Англии, они существуют в виде рельсов, локомотивов и т. п., которые должны быть отправлены в Индию, откуда они не вернутся назад, и стоимость их возвратится лишь посредством амортизации, то есть очень медленно, в то время как 6 миллионов благородного металла, быть может, гораздо скорее вернутся in natura *. Поскольку 6 миллионов затрачены на заработную плату, они съедены; но деньги, в виде которых они авансировались, по-прежнему обращаются в стране или составляют резерв. То же самое относится к прибыли производителей рельсов и той части 6 миллионов, которая возмещает их постоянный капитал. Итак, двусмысленная фраза о возврате капиталов употреблена Ньюмарчем лишь для того, чтобы не сказать прямо: деньги остались в стране и, поскольку они функционируют как ссудный денежный капитал, разница для денежного рынка (отвлекаясь от того, что обращение могло бы, быть может, поглотить большее количество металлических денег) заключается лишь в том, что они расходуются за счет А, а не В. Вложение подобного рода, при котором капитал вывозится в другие страны в виде товаров, а не в виде благородного металла, лишь постольку может оказать влияние на вексельный курс (и притом не на вексельный курс с той страной, куда вкладывается капитал), поскольку производство таких экспортируемых товаров требует добавочного импорта других

* — в натуральной форме. Ред.

636

иностранных товаров. В таком случае это производство не служит устранению этого добавочного импорта. Но то же самое имеет место при всяком экспорте в кредит, безразлично для чего — для новых капиталовложений или для обычных торговых целей. Кроме того, этот добавочный импорт может путем обратного влияния вызвать добавочный спрос на английские товары со стороны, например, колоний или Соединенных Штатов.

Раньше (1786) Ныомарч говорил, что вследствие тратт Ост-Индской компании вывоз из Англии в Индию больше, чем ввоз. Сэр Чарлз Вуд подвергает его в этом пункте перекрестному допросу. Это превышение английского вывоза в Индию по сравнению с ввозом из Индии в действительности достигается благодаря такому ввозу из Индии, за который Англия не уплачивает никакого эквивалента: тратты Ост-Индской компании (в настоящее время ост-индского правительства) сводятся к, дани, взимаемой с Индии. Возьмем для примера 1855 год ввоз из Индии в Англию — 12 670 000 фунтов стерлингов английский вывоз в Индию — 10 350 000 фунтов стерлингов. Баланс в пользу Индии — 2250000 фунтов стерлингов.

«Если бы этим дело исчерпывалось, то эти 2 250 000 ф. ст. пришлось бы в той или иной форме отправить в Индию. Но тут выступают на сцену требования со стороны Индиа-хаус. Индиа-хаус объявляет, что он в состоянии выдать тратты на различные президентства Индии в размере 3250000 фунтов стерлингов». (Эта сумма взималась для погашения лондонских издержек Ост-Индской компании и уплаты дивидендов акционерам.) «А это не только погашает торговый баланс в 2250000 ф. ст., но и дает миллион избытка» (1917). [В. А. 1857]

1922. {Вуд:} «Следовательно, влияние этих тратт Индиа-хаус сказывается не в возрастании вывоза в Индию, но в уменьшении его pro tanto *?»

{Это должно означать — в уменьшении необходимости покрывать ввоз из Индии такой же суммой вывоза туда.) Г-н Ныомарч объясняет это тем, что англичане за эти 3 700 000 ф. ст. импортируют в Индию «хорошее управление» (1925). Вуд, в качестве министра по делам Индии очень хорошо знакомый с «хорошим управлением», которое ввозилось англичанами в Индию, делает следующее правильное и ироническое замечание (1926):

«В этом случае тот вывоз, который, по вашим словам, является результатом тратт Индиа-хаус, есть вывоз хорошего управления, а не товаров».

Так как Англия много экспортирует «таким образом» для «хорошего управления» и для вложения капиталов в других страна — следовательно, осуществляет ввоз, совершенно

* — соответственно. Ред.

637

независимый от обычного хода дел, получает дань частью за экспортированное «хорошее управление», частью как доход с капиталов, вложенных в колониях и других странах, дань, за которую ей не приходится уплачивать никакого эквивалента, то ясно, что вексельный курс не отреагирует, если Англия просто съедает эту дань без встречного экспорта; ясно также, что курсы не затрагиваются и в том случае, если Англия опять помещает эту дань не у себя, а, производительно или непроизводительно, за границей: если, например, она за счет этой дани посылает боеприпасы и снаряжения в Крым. К тому же, поскольку ввоз из-за границы входит в доход Англии (оплачиваться он, конечно, должен или в виде дани, не требующей эквивалента, или путем обмена на эту неоплаченную дань, или обычным в торговле путем), Англия может его или потребить или снова вложить в дело в качестве капитала. Но ни то, ни другое на вексельный курс не влияет, и это упускает из виду мудрый Уилсон. Составляет ли известную часть дохода отечественный или иностранный продукт — причем последний случай предполагает лишь обмен отечественных продуктов на иностранные — потребление этого дохода, производительное или непроизводительное, нисколько не изменяет вексельного курса, хотя и оказывает влияние на общий масштаб производства. Это необходимо иметь в виду при оценке нижеследующего.

1934. Вуд спрашивает, каким образом отправка боеприпасов и снаряжения в Крым могла бы повлиять на вексельный курс с Турцией. Ньюмарч отвечает:

«Я не вижу, почему бы должна непременно отразиться на вексельном курсе простая отправка боеприпасов и снаряжения, но отправка благородного металла несомненно сказалась бы на курсе».

Следовательно, здесь он отличает капитал в денежной форме от других форм капитала. Но вот Уилсон задает следующий вопрос:

«1935. Если вы производите в широких размерах экспорт какого-либо товара, не получая взамен соответствующего импорта»

{г-н Уилсон забывает, что по отношению к Англии имеет место весьма значительный импорт, взамен которого никогда не было соответствующего экспорта, за исключением экспорта в форме «хорошего управления» или вывезенного раньше капитала для инвестиций; во всяком случае это не такой импорт, который входит в регулярный торговый оборот. Но предметы этого импорта снова обмениваются, например на американские продукты; и если американские продукты экспортируются без соответствующего импорта, это ничуть не изменяет того

638

обстоятельства, что стоимость этого импорта может быть потреблена без эквивалентного вывоза за границу; он осуществлен без соответствующего экспорта и, следовательно, может быть потреблен, не входя в торговый баланс},

«то вы не уплачиваете заграничного долга, который вы сделали благодаря вашему ввозу»

{Но если вы уже ранее оплатили этот импорт, например, посредством заграничного кредита, то при этом не будет сделано никакого долга, и вопрос не имеет ничего общего с международным балансом, — он сводится к производительной или непроизводительной затрате, причем совершенно безразлично, произведены ли потребленные продукты внутри страны или за границей}

«и потому такой сделкой вы повлияете на вексельный курс, так как заграничный долг не уплачивается вследствие того, что ваш экспорт не имеет соответствующего импорта. — Это справедливо по отношению к различным странам вообще».

Лекция Уилсона сводится к тому, что всякий экспорт без соответствующего импорта есть в то же время импорт без соответствующего экспорта, потому что в производство экспортированных товаров входят иностранные, следовательно, импортированные товары. Предполагается, что всякий такой экспорт основывается на неоплаченном импорте или создает его, — следовательно, предполагает или создает заграничный долг. Это ложно, даже если оставить в стороне следующие два обстоятельства: 1) Англия имеет даровой импорт, за который она не уплачивает никакого эквивалента; такова, например, часть ее индийского импорта. Она может обменять его предметы на предметы американского импорта, а предметы последнего экспортировать без соответствующего импорта; что касается стоимости, то Англия при этом во всяком случае экспортирует лишь то, что ей ничего не стоило. И 2) Англия, быть может, уже оплатила импорт, например, американский, который образует добавочный капитал; если она затем потребляет его непроизводительно, например в виде боеприпасов и снаряжения, то это не образует долга по отношению к Америке и не затрагивает вексельного курса с Америкой. Ньюмарч сам противоречит себе в показаниях 1934 и 1935, на что и указывает ему Вуд в вопросе 1938:

«Если ни одна часть товаров, употребляемых для изготовления тех предметов, которые мы вывозим без соответствующего возврата» (военные расходы), «не получается из страны, куда экспортируются эти предметы,

639

то каким образом может это повлиять на вексельный курс с этой страной? Если допустить, что торговля с Турцией находится в обычном состоянии равновесия, каким образом вексельный курс между Англией и Турцией может быть подвержен влиянию вывоза боеприпасов и снаряжения припасов в Крым?».

Здесь Ньюмарч теряет душевное равновесие; он забывает, что в показании под № 1934 он уже правильно ответил на этот простой вопрос, и говорит:

«Мне кажется, что мы уже исчерпали практический вопрос, и мы вступаем теперь в очень возвышенную область метафизической дискуссии».

{Уилсон дает еще и иную формулировку своему утверждению, будто на вексельный курс влияет всякий вывоз капитала из одной страны в другую, совершается ли он в форме благородного металла или в форме товаров. Уилсон знает, конечно, что на вексельный курс влияет процентная ставка, а именно отношение между ставками процента тех двух стран, о взаимном вексельном курсе которых идет речь. Если ему удастся показать, что избыток капитала вообще, то есть прежде всего избыток товаров всякого рода, включая сюда и благородные металлы, оказывает в числе других обстоятельств определяющее влияние на ставку процента, то он уже делает шаг, приближающий его к цели; в самом деле, раз это так, вывоз значительной части этого капитала из одной страны в другую должен изменить ставку процента в обеих странах, а именно в противоположном направлении, и таким образом во вторую очередь должен воздействовать на вексельный курс между обеими странами. — Ф. Э.}

Он пишет в «Economist», редактором которого он в то время состоял ([22 мая] 1847 г., стр. 574):

«Очевидно, что такой избыток капитала, на который указывают большие запасы всякого рода, включая сюда и благородный металл, неизбежно должен повести не только к низким ценам на товары вообще, но и к более низкой ставке процента за пользование капиталом (1). Если мы имеем в наличности запас товаров, достаточный для страны в течение двух ближайших лет, то получить эти товары в свое распоряжение в течение известного периода можно по гораздо более низкой ставке, чем в том случае, если бы запаса едва хватило на два месяца (2). Всякие денежные займы, в какой бы форме они ни совершались, представляют лишь переход права распоряжаться товарами от одного лица к другому. Поэтому, если товары имеются в избытке, денежный процент должен быть низок, если товаров мало, он должен быть .высок (3). Если приток товаров превышает их сбыт, то число продавцов по сравнению с числом покупателей будет увеличиваться, и в той мере, в которой количество товаров превышает нужды

640

непосредственного потребления, все большая и большая часть их должна сохраняться для, позднейшего потребления (4). При таких обстоятельствах товаровладелец согласится продать их с отсрочкой платежа или в кредит на условиях менее для него выгодных, чем в том случае, если бы он был уверен, что весь его запас будет продан в течение немногих недель».

По поводу положения 1) необходимо заметить, что сильный прилив благородного металла может иметь место одновременно с сокращением производства, как это и наблюдается всегда непосредственно после кризиса. В следующей фазе благородный металл может притекать из стран, которые по преимуществу производят благородный металл, ввоз других товаров в этот период обыкновенно уравновешивается вывозом. В этих двух фазах ставка процента низка и лишь медленно повышается;

почему это так, мы уже видели. Эта низкая процентная ставка во всех случаях объяснима помимо влияния каких бы то ни было «больших запасов всякого рода». И как могло бы иметь место такое влияние? Низкая цена, например, хлопка дает возможность прядильщикам и т. д. получать высокую прибыль. Почему же низка ставка процента? Конечно, не потому, что высока прибыль, получаемая при помощи взятого взаймы капитала. Но единственно и исключительно потому, что при существующих обстоятельствах спрос на ссудный капитал не растет пропорционально росту этой прибыли; следовательно, движение ссудного капитала отлично от движения промышленного капитала. Между тем «Economist» стремится доказать как раз противоположное: что движение его тождественно с движением промышленного капитала.

Положение 2), если даже нелепую предпосылку, что имеется запас, обеспечивающий потребление на два года вперед, мы смягчаем в такой степени, что она приобрела некоторый смысл, предполагает переполнение товарного рынка. При этом происходит понижение цен. За кипу хлопка надо будет платить теперь меньше, чем раньше. Но отсюда никоим образом не следует, что деньги для покупки кипы хлопка можно достать дешевле. Процентная ставка зависит от состояния денежного рынка. Если их можно достать дешевле, то только потому, что коммерческий кредит находится в таком положении, при котором к банковскому кредиту прибегают в меньшей мере, чем в обычное время. Товары, переполняющие рынок, представляют собой жизненные средства или средства производства. Низкая цена тех и других повышает прибыль промышленного капиталиста. По какой же причине понижается процент, если не вследствие противоположности — а отнюдь не тождества — между обилием промышленного капитала и спросом на денежные ссуды?

641

Обстоятельства складываются таким образом, что купцу и промышленнику легче оказывать друг другу кредит; вследствие такого облегчения коммерческого кредита и промышленник и купец менее нуждаются в банковском кредите; поэтому процентная ставка может быть низкой. Эта низкая процентная ставка не имеет ничего общего с приливом благородного металла, хотя и то и другое могут наблюдаться одновременно, и те же самые причины, которые вызывают понижение цен предметов ввоза, могут создать также избыток ввезенного благородного металла. Если бы рынок импорта был действительно переполнен, это указывало бы на уменьшение спроса на импортные товары, что при низких ценах могло бы быть объяснено лишь как результат сокращения отечественного промышленного производства; а это было бы, в свою очередь, необъяснимо при чрезмерном ввозе по низким ценам. Сплошные нелепости, цель которых — показать, что падение цен = падению процента. То и другое может происходить рядом в одно и то же время. Но в таком случае это — выражение противоположности направлений, в которых совершается движение промышленного и движение ссудного денежного капитала, а не выражение их тождества.

Почему денежный процент, как это утверждает положение 3), должен быть низок, если товары имеются в избытке, опять-таки нельзя понять и после этих рассуждений. Раз товары дешевы, то для покупки определенного количества их мне нужно, скажем, 1 000 ф. ст. вместо прежних 2 000. Но быть может, я и теперь затрачу 2 000 ф. ст., куплю на них двойное по сравнению с прежним количество товаров и расширю мое предприятие, авансировав тот же самый капитал, который мне, допустим, пришлось взять взаймы. Я покупаю теперь, как и прежде, на 2 000 фунтов стерлингов. Следовательно, мой спрос на денежном рынке остается неизменным, хотя мой спрос на товарном рынке с понижением цен повышается. Но если последний падает, то есть если производство — в противоречии со всеми законами «Economist» — не расширяется с падением товарных цен, то и спрос на ссудный денежный капитал должен был бы уменьшиться, хотя прибыль возрастала бы; однако эта возрастающая прибыль создала бы спрос на ссудный капитал. Впрочем, низкий уровень товарных цен может проистекать от трех причин. Во-первых, от недостаточного спроса. Тогда ставка процента низка потому, что производство слабое, а не потому, что товары дешевы, так как эта дешевизна лишь отражает указанное ослабление. Или причиной может послужить избыток предложения по сравнению со спросом. Это может иметь место

642

вследствие переполнения, рынков и т. д., ведущего к кризису, и во время самого кризисе может совпадать с высокой процентной ставкой, или же это может произойти вследствие того, что упала стоимость товаров и, следовательно, тот же самый спрос может быть удовлетворен по более низким ценам. Почему в этом последнем случае должна падать ставка процента? Потому, что растет прибыль? Если потому, что теперь требуется меньше денежного капитала, чтобы получить тот же самый производительный или товарный капитал, то это доказывало бы лишь, что прибыль и процент стоят в обратном отношении друг к другу. Во всяком случае общее положение «Economist» ложно. Низкие денежные цены товаров и низкая процентная ставка не обязательно Совпадают. В противном случае в наиболее бедных странах, где денежные цены продуктов самые низкие, и ставка процента должна бы быть самой низкой, а в наиболее богатых странах, где денежные цены продуктов земледелия самые высокие, и процентная ставка должна бы быть самой высокой. В общем и «Economist» соглашается, что если падает стоимость денег, то это не оказывает никакого влияния на уровень процента. 100 ф. ст. будут по-прежнему давать 105 фунтов стерлингов; если 100 ф. ст. стоят теперь меньше, то меньше стоят и 5 ф. ст. процента. Отношение не изменяется вследствие повышения стоимости или обесценения первоначальной суммы. Определенное количество товаров, рассматриваемое как стоимость, равно известной денежной сумме. Если его стоимость повышается, то оно равно большей денежной сумме; обратное имеет место при понижении стоимости. Если стоимость = 2 000, то 5% = 100; если она = 1 000, то 5% = 50. Но это нисколько не изменяет ставки процента. Правильно лишь одно, что требуются более крупные денежные ссуды, когда необходимы 2 000 ф. ст. вместо 1 000 ф. ст. для того, чтобы могло быть продано то же самое количество товаров. Но это обнаруживает в данном случае лишь обратное отношение между прибылью и процентом. Ибо прибыль растет с удешевлением элементов постоянного и переменного капитала, а процент падает. Однако может быть и зачастую бывает наоборот. Например, хлопок может быть дешев вследствие того, что нет спроса на пряжу и ткани; он может быть относительно дорог вследствие того, что большая прибыль в хлопчатобумажной промышленности вызывает большой спрос на него. С другой стороны, прибыль промышленников может быть высока именно потому, что цена хлопка низка. Таблица Хаббарда показывает, что движение ставки процента и движение товарных цен протекают совершенно независимо одно от другого, в то время как движение ставки

643

процента точно сообразуется с движением металлического запаса и вексельного курса *.

«Следовательно, если товары имеются в избытке, денежный процент должен быть низок», — говорит «Economist».

Как раз противоположное наблюдается во время кризисов;

товары имеются в избытке, не могут быть превращены в деньги, и потому ставка процента высока; в другой фазе цикла имеет место усиленный спрос на товары, поэтому облегчен обратный приток капитала, но в то же время товарные цены повышаются, а вследствие легкости обратного притока денег ставка процента низка.

«Если их» {товаров} «мало, она должна быть высока».

Опять-таки как раз обратное происходит в периоды депрессии [Abspannung] вслед за кризисом. Товаров мало — абсолютно, а не по отношению к спросу, — а ставка процента низка.

К положению 4). Достаточно ясно, что при переполненном рынке владелец товаров уступит их дешевле, — если он вообще в состоянии их продать, — чем в том случае, когда предвидится быстрое истощение наличных запасов товаров. Менее ясно, почему при этом должна понижаться ставка процента.

Если рынок переполнен импортированными товарами, то ставка процента может повышаться вследствие возросшего спроса на ссудный капитал со стороны собственников, не желающих выбрасывать во что бы то ни стало товары на рынок. Она может понижаться вследствие того, что легкость коммерческого кредита поддержит на сравнительно низком уровне спрос на банковский кредит.

«Economist» упоминает о быстром воздействии на [вексельный] курс 1847 г., которое было оказано повышением процентной ставки и давлением иного рода на денежный рынок. Не следует, однако, забывать, что, несмотря на изменение курса, золото продолжало отливать до конца апреля; поворот наступил здесь лишь в начале мая.

«I января 1847 г. металлический запас Банка составлял 15066691 фунт стерлингов; учетная ставка 3¹/₂%! трехмесячный курс на Париж 25,75%; на Гамбург 13,10%; на Амстердам 12,3¹/₄%. 5 марта металлический запас упал до 11595535 фунтов стерлингов; учетная ставка поднялась до 4%;

вексельный курс на Париж упал до 25,67¹/₂%, на Гамбург — до 13,9¹/₄%, на Амстердам — до 12,2 ¹/2%. Отлив золота продолжался».

* См. настоящим том, стр. 603—604. Ред.

644

См. следующую таблицу [из той же статьи в журнале «Economist»]

В 1847 г. весь экспорт благородного металла из Англии составлял 8 602 597 фунтов стерлингов.

Из этой суммы вывезено в Соединенные Штаты 3226411 ф. ст. » » » » » Францию .................. 2 479 892 » »

» » » » » Ганзейские города .... 958 781 » »

» » » » » Голландию ................ 247 743 » »

Несмотря на изменение курса в конце марта, еще целый месяц продолжается отлив золота; вероятно, в Соединенные Штаты.

«Здесь мы видим» (говорит «Economist», от 21 августа 1847 г., стр. 954), «как быстро и решительно повышение процентной ставки и последовавшее за ним затруднение с деньгами исправило неблагоприятный курс и изменило движение золота, так что последнее стало снова приливать в Англию. Это действие было вызвано совершенно независимо от состояния платежного баланса. Повышенная ставка процента понизила курсы ценных бумаг, английских и иностранных, и дала повод к большим закупкам их за счет заграницы. Это увеличило сумму выписанных Англией векселей, между тем как, с другой стороны, при высокой ставке процента трудность добывать деньги была настолько велика, что спрос на эти векселя уменьшился, в то время как их сумма возросла. По той же причине заказы на иностранные товары были аннулированы, английские капиталы в иностранных ценных бумагах были реализованы и деньги были направлены для помещения в Англию. Так, например, мы читаем в «Rio de Janeiro Price Current» от 10 мая: «Вексельный курс» (на Англию} «испытал новое понижение, вызванное главным образом давлением, оказываемым на рынок спросом на римессы для выручки от значительных продаж государственных ценных бумаг» {бразильских} «за английский счет»».

645

Английский капитал, который вкладывался за границей в различные ценные бумаги, когда ставка процента здесь была очень низка, вернулся, таким образом, назад, когда ставка процента повысилась.

ТОРГОВЫЙ БАЛАНС АНГЛИИ

Одна Индия должна уплачивать около 5 миллионов дани за «хорошее управление», проценты и дивиденды на британский капитал и т. п., кроме тех сумм, которые ежегодно отправляются в Англию с целью помещения их там, частью чиновниками в виде сбережений из их жалованья, частью английскими купцами в виде доли их прибыли. По тем же причинам из каждой британской колонии непрерывно поступают значительные переводы денег. Большинство банков в Австралии, Вест-Индии, Канаде основаны на британском капитале, дивиденды должны уплачиваться в Англии. Кроме того, Англия обладает значительным количеством иностранных государственных бумаг — европейских, южно- и североамериканских, по которым она получает проценты. К этому присоединяется еще и ее участие в эксплуатации железных дорог, каналов, рудников и т. д. с соответствующими дивидендами. Платежи по всем этим статьям производятся почти исключительно продуктами, сверх суммы английского вывоза. Суммы, поступающие, с другой стороны, из Англии за границу к владельцам английских ценных бумаг, и суммы, потребляемые англичанами за границей, составляют по сравнению с этим ничтожную величину.

Вопрос этот, поскольку он касается торгового баланса и вексельного курса, является

«в каждый данный момент вопросом времени. Обыкновенно... Англия оказывает долгосрочный кредит под свой вывоз, в то время как ввоз она оплачивает наличными. В известный момент это различие в сроках платежей оказывает значительное влияние на курс. В периоды, когда наш вывоз значительно возрастает, как, например, в 1850 г., неуклонно увеличиваются вложения английского капитала... таким образом, получения за товары, экспортированные в 1849 г., могут поступать лишь в 1850 году. Но если в 1850 г. вывоз превысил вывоз 1849 г. на 6 миллионов, то практический результат был тот, что в этом году за пределы страны отправлено больше денег, чем их возвращено назад; и таким путем оказывается влияние на вексельный курс и на уровень процента. Но как только наши дела оказываются под угнетающим воздействием кризиса и наш вывоз сильно сокращается, получения за более крупный экспорт предшествующих лет начинают значительно превышать стоимость нашего импорта; курс в соответствии с этим обращается в нашу пользу, капитал быстро накопляется внутри страны и ставка процента падает» («Economist», 11 января 1851 г. [стр. 30]).

646

Заграничный вексельный курс может изменяться:

1) под влиянием платежного баланса в данный момент, какими бы причинами ни определялся этот баланс, — чисто торговыми, помещением капитала за границей или же государственными расходами на ведение войн и т. д., поскольку при этом производятся наличными деньгами платежи за границей.

2) Под влиянием обесценения в данной стране денег, — металлических или бумажных. В этом случае изменение курса чисто номинальное. Если 1 фунт стерлингов представляет в данный момент половину тех денег, которые он представлял раньше, то, само собой разумеется, его примут по 12 ¹/₂ франка вместо 25.

3) Если речь идет о вексельном курсе между двумя странами, из которых одна употребляет в качестве денег серебро, другая золото, то вексельный курс зависит от колебаний относительной стоимости обоих металлов, ибо такие колебания очевидно изменяют паритет между обоими металлами. Примером последнего могут служить курсы 1850 года; они были неблагоприятны для Англии, хотя ее экспорт чрезвычайно возрос; тем не менее не наблюдалось отлива золота. Это было результатом внезапного повышения стоимости серебра по сравнению со стоимостью золота. (См. «Economist», 30 ноября 1850 г. [стр. 1319—1320].)

Паритет вексельного курса за 1 фунт стерлингов: на Париж 25 франков 20 сантимов; на Гамбург 13 марок-банко 10¹/₂ шиллинга; на Амстердам 11 флоринов 97 центов. По мере того как вексельный курс на Париж поднимается выше 25,20, он становится все более благоприятным для английского должника Франции или для покупателя французских товаров. И тот и другой нуждаются теперь в меньшем количестве фунтов стерлингов для того, чтобы достигнуть своей цели. — В отдаленных странах, где благородный металл получить не легко, когда векселя редки и их не хватает для производства платежей Англии, естественным следствием является поднятие цен тех продуктов, которые обыкновенно вывозятся в Англию, так как на эти продукты возникает повышенный спрос с целью отправки их в Англию вместо векселей; это часто имеет место в Индии.

Неблагоприятный вексельный курс и даже отлив золота может иметь место в тот момент, когда в Англии наблюдается большой избыток денег, низкая ставка процента и высокие курсы ценных бумаг.

В течение 1848 г. Англия получила большое количество серебра из Индии, так как хорошие векселя были редки, а посредственные брались неохотно вследствие кризиса 1847 г.

647

и сильного упадка кредита в операциях с Индией. Все это серебро тотчас же по прибытии нашло себе дорогу на континент, где революция повсеместно обусловила усиленное образование сокровищ. В 1850 г. это же самое серебро совершало по большей части обратное путешествие в Индию, так как состояние вексельного курса теперь делало это выгодным.

Монетарная система по преимуществу — католическая, кредитная по преимуществу — протестантская. «The Scotch hate gold»*. В бумажных деньгах денежное бытие товаров является лишь общественным бытием. Лишь вера дает спасенье ¹⁴³. Вера в денежную стоимость как имманентный дух товаров, вера в способ производства и его предустановленный порядок» вера в отдельных агентов производства как простое олицетворение самовозрастающего по своей стоимости капитала. Но кредитная система столь же мало освободилась от базиса монетарной системы, как мало протестантизм освободился от основ католицизма.

* — «Шотландцы ненавидят золото». Ред

648

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ДОКАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Капитал, приносящий проценты, или — как мы можем назвать его по его старинной форме — ростовщический капитал, вместе со своим близнецом, купеческим капиталом, принадлежит к допотопным формам капитала, которые задолго предшествуют капиталистическому способу производства и наблюдаются в самых различных общественно-экономических формациях.

Для существования ростовщического капитала необходимо, чтобы по крайней мере часть продуктов превратилась в товары и наряду с товарной торговлей получили развитие деньги в своих различных функциях.

Развитие ростовщического капитала связано с развитием купеческого капитала и особенно денежно-торгового капитала. В Древнем Риме со времени последних лет существования республики, где мануфактура стояла гораздо ниже среднего уровня развития в античном мире, купеческий капитал, денежно-торговый капитал и ростовщический капитал достигли — в пределах античных форм — высшего пункта развития.

Мы видели, каким образом деньги неизбежно приводят к образованию сокровищ . Однако профессиональный собиратель сокровищ приобретает важное значение лишь тогда, когда он превращается в ростовщика.

Купец берет деньги взаймы для того, чтобы при их помощи делать прибыль, применять их как капитал, то есть затрачивать. Следовательно, и в прежних формах денежный кредитор противостоит ему совершенно так же, как современному капиталисту. Специфический характер этого отношения чувствовали уже католические университеты.

«Университеты Алькалы, Саламанки, Ингольштадта, Фрейбурга в Брейсгау, Майнца, Кёльна и Трира один за другим признали правомерность взимания процентов по торговым займам. Эти санкции со стороны

649

первых пяти университетов были занесены в архивы консулата города Лиона и напечатаны в приложении к «Traite de 1'usure et des interets». Lyon, Bruyset-Ponthus» (M. Augier. «Du Credit public etc.». Paris, 1842, p. 206).

Во всех тех формах, в которых хозяйство, основанное на рабском труде (не патриархальное, а как оно сложилось в позднейшую греческую и римскую эпохи), существует как средство обогащения, где, следовательно, деньги служат средством присвоения чужого труда через куплю рабов, земли и т. д., — именно потому, что деньги могут быть затрачены таким способом, они приобретают способность применяться как капитал, начинают приносить проценты.

Однако характерные формы существования ростовщического капитала во времена, предшествовавшие капиталистическому способу производства, были две. Я говорю характерные формы. Эти же самые формы повторяются затем и на базисе капиталистического производства, но лишь как подчиненные формы. Здесь они уже не являются формами, определяющими характер капитала, приносящего проценты. Эти две формы следующие:

во-первых, ростовщичество путем предоставления денежных ссуд расточительной знати, преимущественно земельным собственникам; во-вторых, ростовщичество путем предоставления денежных ссуд мелким, владеющим условиями своего труда производителям, к числу которых принадлежит ремесленник, но в особенности крестьянин, так как при докапиталистических отношениях, поскольку они вообще допускают существование мелких самостоятельных, индивидуальных производителей, огромное большинство последних составляет класс крестьян.

И то и другое, — как разорение богатых земельных собственников ростовщичеством, так и высасывание соков из мелких производителей, — приводит к образованию и концентрации крупных денежных капиталов. Как далеко заходит в связи с этим разложение старого способа производства, как, например, в современной Европе, и становится ли на его место капиталистический способ производства, — это зависит всецело от исторической ступени развития и от обусловленных ею обстоятельств.

Ростовщический капитал, как характерная форма капитала, приносящего проценты, соответствует преобладанию мелкого производства крестьян, живущих своим трудом, и мелких мастеров-ремесленников. Там, где — как при развитом капиталистическом способе производства — условия труда и продукт труда противостоят рабочему как капитал, рабочий в качестве производителя не имеет нужды занимать деньги. Если же он

650

занимает деньги, то для своих личных нужд, как, например, в ссудной кассе. Но там, где работник является собственником — действительным или номинальным — условий своего труда. и своего продукта, он как производитель находится в определенном отношении к капиталу денежного кредитора, противостоящему ему в качестве ростовщического капитала. Ньюмен выражает этот факт в пошлой форме, утверждая, что банкир пользуется почетом, а ростовщика ненавидят и презирают, потому что первый ссужает деньги богатым, второй — беднякам (F. W. Newman. «Lectures on Political Economy». London, 1851, p. 44). Он не замечает, что различие между банкиром и ростовщиком — это различие двух общественных способов производства и соответствующих им форм общественного строя и что вопрос этот не исчерпывается противоположностью между бедным и богатым. Более того, ростовщичество, высасывающее мелкого производителя, идет обыкновенно рука об руку с ростовщичеством, высасывающим богатого крупного землевладельца. Когда ростовщичество римских патрициев окончательно разорило римских плебеев, мелких крестьян, наступил конец этой форме эксплуатации и место мелкокрестьянского хозяйства заняло хозяйство чисто рабовладельческое.

В форме процента весь избыток сверх самых необходимых средств существования производителя (сверх суммы, составляющей позднее заработную плату) может быть здесь поглощен ростовщиком (что позже выступает как прибыль и земельная рента), и потому в высшей степени нелепо сравнивать высоту этого процента, отнимающего всю прибавочную стоимость, за исключением того, что приходится на долю государства, с высотой современной процентной ставки, когда процент — по крайней мере нормальный — образует лишь часть этой прибавочной стоимости. При этом забывают, что наемный рабочий производит и отдает капиталисту, на которого он работает, прибыль, процент и земельную ренту, словом, всю прибавочную стоимость. Кэри делает это бессмысленное сравнение, чтобы показать, насколько выгодно для рабочего развитие капитала и сопровождающее его падение ставки процента. Далее, если ростовщик, не довольствуясь выжиманием прибавочного труда из своей жертвы, мало-помалу приобретает право собственности на самые условия ее труда — на землю, дом и т. д. — и постоянно старается экспроприировать ее таким путем, то не следует забывать, что полная экспроприация у работника условий его труда является не результатом, к которому стремится капиталистический способ производства, а готовой

651

предпосылкой, из которой он исходит. Наемный раб совершенно так же, как и настоящий раб, самим своим положением поставлен в условия, исключающие для него — по крайней мере в его качестве производителя — возможность сделаться рабом кредитора; он может сделаться им разве только в качестве потребителя. Ростовщический капитал в той форме, в которой он действительно присваивает себе весь прибавочный труд непосредственных производителей, не изменяя самого способа производства; в которой существенной предпосылкой является право собственности или владения производителя на условия его труда и соответствующее этому мелкое раздробленное производство; в которой капитал, следовательно, не подчиняет себе труд непосредственно и потому не противостоит ему как промышленный капитал, — такой ростовщический капитал приводит этот способ производства в бедственное состояние, парализует производительные силы вместо того, чтобы развивать их, и в то же время увековечивает те жалкие общественные условия, при которых общественная производительность труда не развивается, как при капиталистическом производстве, за счет самого труда.

Итак, с одной стороны, ростовщичество подрывает и разрушает античное и феодальное богатство и античную и феодальную собственность. С другой стороны, оно подрывает и разоряет мелкокрестьянское и мелкобуржуазное производство, словом, все те формы, при которых производитель еще выступает как собственник своих средств производства. При развитом капиталистическом способе производства рабочий не является собственником условий производства — поля, которое он возделывает, сырого материала, который он обрабатывает, и т. д. Но этому отчуждению условий производства от производителя соответствует здесь действительный переворот в самом способе производства. Разрозненные рабочие объединяются в крупной мастерской для выполнения отдельных, внутренне связанных между собой функций; орудие труда становится машиной. Самый способ производства уже не допускает как связанного с мелкой собственностью распыления орудий производства, так и изолированности самих рабочих. При капиталистическом производстве ростовщичество уже не может отделять условия производства от производителя, потому что они уже отделены.

Ростовщичество централизует денежное имущество там, где средства производства распылены. Ростовщичество не изменяет способа производства, но присасывается к нему как паразит и доводит его до жалкого состояния. Оно высасывает его, истощает и приводит к тому, что воспроизводство совершается

652

при все более скверных условиях. Отсюда народная ненависть к ростовщикам, особенно сильная в античном мире, где собственность производителя на условия его производства являлась в то же время основой политических отношений, основой самостоятельности граждан.

Пока господствует рабство или пока прибавочный продукт проедается феодалами и его челядью и во власть ростовщика попадает рабовладелец или феодал, способ производства остается все тот же; он только начинает тяжелее давить на работника. Обремененный долгами рабовладелец или феодал высасывает больше, потому что из них самих больше высасывают. Или же в конце концов они уступают свое место ростовщику, который сам становится земельным собственником или рабовладельцем, как всадники в Древнем Риме. Место старого эксплуататора, у которого эксплуатация носила более или менее патриархальный характер, так как являлась главным образом орудием политической власти, занимает грубый, жадный до денег выскочка. Но самый способ производства не изменяется.

При всех докапиталистических способах производства ростовщичество оказывает революционизирующее действие лишь в том отношении, что оно разрушает и уничтожает те формы собственности, на прочном базисе и непрерывном воспроизводстве которых в одной и той же форме покоится политический строй. При азиатских формах ростовщичество может существовать очень долго, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции. Лишь там и тогда, где и когда имеются налицо остальные условия капиталистического способа производства, ростовщичество выступает как одно из средств образования нового способа производства, разоряя, с одной стороны, феодалов и мелких производителей, централизуя, с другой стороны, условия труда и превращая их в капитал.

«В средние века ни в одной стране не было общей процентной ставки. Церковь воспрещала вообще всякие сделки, приносящие процент. Законы и суды лишь в незначительной мере обеспечивали возврат долгов. Тем выше была процентная ставка в отдельных случаях. Ничтожное денежное обращение, необходимость производить большую часть платежей наличными деньгами вынуждали обращаться к денежным займам, и притом тем больше, чем слабее было развито вексельное дело. Имели место большие различия как в размере процента, так и в самом понимании ростовщичества. Во времена Карла Великого считалось ростовщичеством, если кто-либо взимал 100%. В Линдау на Боденском озере местные граждане взимали в 1344 г. 216²/₃%. В Цюрихе Совет определил как законный процент 43¹/₃%. В Италии приходилось временами платить 40%, хотя в XII—XIV столетиях обычная ставка не превышала 20%. Верона уста-

653

новила 12 ¹/₂% как законный процент. Император Фридрих II установил 10%, но только для евреев; о христианах он не хотел говорить. В Рейнской Германии 10% были обычной ставкой уже в XIII веке» (Нullmаnn. «Stad-tewesen des Mittelalters». Zweiter Theil, Bonn, 1827, S. 55—57).

Ростовщический капитал обладает способом эксплуатации, характерным для капитала, без характерного для него способа производства. Это отношение повторяется и в условиях буржуазной экономики в отсталых отраслях промышленности или таких, которые сопротивляются переходу к современному способу производства. Если бы мы захотели, например, сравнить процентную ставку Англии с процентной ставкой в Индии, то нам следовало бы взять для этого не процентную ставку Английского банка, а, например, тот процент, который взимают с мелких производителей домашней промышленности те, кто ссужает им мелкие машины.

В противоположность потребляющему богатству ростовщичество исторически важно тем, что оно само есть процесс возникновения капитала. Ростовщический капитал и купеческое богатство служат образованию денежных средств, независимых от земельной собственности. Чем менее развит характер продукта как товара, чем меньше меновая стоимость подчинила себе производство во всю его ширину и глубину, тем в большей степени деньги представляются богатством в собственном смысле слова, богатством как таковым, всеобщим богатством, в противоположность его ограниченному способу выражения в потребительных стоимостях. На этом основывается образование сокровищ. Оставляя в стороне деньги как мировые деньги и как сокровище, деньги именно в форме средства платежа выступают как абсолютная форма товара. И именно функция их как средства платежа является той функцией, которая развивает процент, а вместе с тем и денежный капитал. Чего расточительное и развращающее богатство хочет, это денег как денег, денег как средства, на которое все можно купить. (А также платить долги.) Мелкому же производителю в первую очередь нужны деньги для платежа. (Превращение натуральных повинностей и оброков в пользу земельного собственника и государства в денежную ренту и денежные налоги играет здесь крупную роль.7 В обоих случаях требуются деньги как таковые. С другой стороны — образование сокровищ становится реальным только при ростовщичестве и в ростовщичестве его мечта осуществляется. От собственника сокровища требуют не капитала, а денег как денег; однако благодаря проценту он превращает для себя это денежное сокровище в капитал — в средство, при помощи которого он овладевает вполне или отчасти прибавочным

654

трудом, а также известной долей самих условий производства, хотя номинально последние и продолжают противостоять ему как чужая собственность. Ростовщичество живет как бы в порах производства, подобно тому как боги Эпикура жили в межмировых пространствах ¹⁴⁵. Деньги получить тем труднее, чем меньше товарная форма является всеобщей формой продукта. Ростовщик не знает поэтому никаких иных границ, кроме дееспособности или способности к сопротивлению лиц, нуждающихся в деньгах. В мелкокрестьянском и мелкобуржуазном производстве деньги нужны в качестве покупательного средства преимущественно в тех случаях, когда вследствие случайности или каких-нибудь чрезвычайных потрясений работник лишается необходимых условий производства (как правило, при этих способах производства он еще является их собственником) или, по меньшей мере, они не могут быть возмещены обычным процессом воспроизводства. Жизненные средства и сырые материалы образуют главную часть этих условий производства. Вздорожание их может привести к невозможности возместить их из выручки за продукт, простой неурожай может помешать крестьянину возместить семена in natura *. Те самые войны, которыми римские патриции разоряли плебеев, принуждая последних нести военные повинности, мешавшие им воспроизводить условия их труда и потому превращавшие их в нищих (обнищание, то есть истощение или потеря условий, воспроизводства являются при этом преобладающей формой), — наполняли амбары и кладовые патрициев добычей в виде меди — тогдашних денег. Вместо того чтобы прямо давать плебеям необходимые для них товары, — хлеб, лошадей, крупный рогатый скот, — они ссужали им эту бесполезную для них самих медь и пользовались своим положением для того, чтобы выжимать громадные ростовщические проценты, при помощи которых они превращали плебеев в своих должников — рабов. При Карле Великом франкские крестьяне также были разорены войнами, так что им не оставалось ничего другого, как из должников превратиться в крепостных. В Римской империи, как известно, нередко случалось, что голод заставлял свободных людей продавать своих детей и самих себя в рабство богатым. Таковы в общем поворотные пункты. Что касается отдельных случаев, то для мелких производителей сохранение или потеря условий производства зависят от тысячи случайностей; и каждая такая случайность или потеря равносильны обнищанию и представляют момент, когда может присосаться паразит-рос-

в натуральной форме. Ред.

655

товщик. Достаточно, чтобы у мелкого крестьянина пала корова, и он уже не в состоянии снова начать воспроизводство в своем хозяйстве в прежних размерах. Следовательно, он попадает в руки ростовщика и, раз попав к нему, никогда уже более не освободится.

Однако собственной, широкой и своеобразной ареной ростовщичества является функция денег как средства платежа. Всякие денежные повинности, приуроченные к определенному сроку, — арендная плата, подати, налоги и т. п., — сопряжены с необходимостью денежных платежей. Поэтому ростовщичество со времен Древнего Рима и до нашего времени в широком масштабе присоединяется к функции откупщиков, fermiers genera-ux, receveurs generaux *. Затем с развитием торговли и всеобщего характера товарного производства развивается разделение во времени покупок и платежей. Деньги необходимо доставить к определенному сроку. Современные денежные кризисы доказывают, что это может создать такие условия, при которых еще и в наше время денежный капиталист и ростовщик сливаются воедино. Но то же самое ростовщичество становится главным средством дальнейшего развития потребности в деньгах как средстве платежа; все усиливая и усиливая задолженность производителя, ростовщичество лишает его обычных средств платежа, так как для него из-за тяжести одних только процентов становится невозможным регулярное воспроизводство. Здесь ростовщичество вырастает из денег как средства платежа и расширяет эту функцию, являющуюся его исконной ареной.

Развитие кредитного дела совершается как реакция против ростовщичества. Однако это отнюдь не следует понимать в том смысле, какой вкладывали сюда античные писатели, отцы церкви, Лютер или ранние социалисты. Это означает не более и не менее, как подчинение капитала, приносящего проценты, условиям и потребностям капиталистического способа производства.

В общем и целом капитал, приносящий проценты, при современной кредитной системе приспособляется к условиям капиталистического производства. Ростовщичество как таковое не только продолжает существовать, но у народов с развитым капиталистическим производством освобождается от тех границ, которые всегда ставило ему прежнее законодательство. Капитал, приносящий проценты, сохраняет форму ростовщического капитала, когда речь идет о таких лицах, классах или отношениях, которые исключают возможность займа

* - генеральных откупщиков, главных сборщиков податей. Ред.

656

в смысле, соответствующем капиталистическому способу производства; когда взаймы берут для личных нужд, как, например, в ломбарде; когда представители потребляющего богатства получают займы для расточительства, или когда производитель является производителем некапиталистическим, как, например, мелкий крестьянин, ремесленник и т. д., следовательно, является еще в качестве непосредственного производителя владельцем своих собственных условий производства; наконец, когда сам капиталистический производитель оперирует в столь ничтожном масштабе, что приближается к указанным выше производителям, которые работают сами.

Отличие капитала, приносящего проценты, поскольку он образует существенный элемент капиталистического способа производства, от ростовщического капитала отнюдь не лежит в самой природе или характере этого капитала. Различие это создают лишь изменившиеся условия его функционирования и обусловленный ими совершенно новый облик заемщика, противостоящего денежному кредитору. Даже человеку без средств предоставляют кредит как промышленнику или купцу, однако только в том случае, если есть уверенность, что он будет функционировать как капиталист, будет присваивать при помощи заемного капитала неоплаченный труд. Кредит оказывается ему как потенциальному капиталисту. И это столь восхищающее экономистов-апологетов обстоятельство, что человек без средств, но обладающий энергией, солидностью, способностями и знанием дела, чтобы таким образом превратиться в капиталиста, — ведь при капиталистическом способе производства оценка предпринимательских данных каждого производится более или менее правильно, — обстоятельство это, как ни сильно способствует оно появлению новых счастливчиков, весьма нежелательных для уже существующих капиталистов, укрепляет господство самого капитала, расширяет его базис и позволяет ему рекрутировать все новые и новые силы из низших слоев общества. Совершенно так же, как в средние века то обстоятельство, что католическая церковь создавала свою иерархию из лучших умов народа, не обращая внимания на сословие, происхождение и состояние, было главным средством укрепления господства попов и угнетения мирян. Чем более способен господствующий класс принимать в свою среду самых выдающихся людей из угнетенных классов, тем прочнее и опаснее его господство.

Поэтому вместо того, чтобы предавать анафеме приносящий проценты капитал вообще, инициаторы современной кредитной системы исходят, наоборот, из его решительного признания.

657

Мы не говорим здесь о действиях, которые были направлены к защите бедняков от ростовщичества, как это делали, например, Monts-de-piete (в 1350 г. в Сарлене во Франш-Контё, позднее, в 1400 и 1479 гг., в Перудже и Савоне в Италии)¹⁴⁶. Эти учреждения замечательны лишь тем, что в них обнаружилась та ирония истории, когда благие намерения при их реализации превращаются в свою прямую противоположность. Английский рабочий класс платит по умеренной оценке 100% ломбардам, этим потомкам Monts-de-piete ²¹. Мы точно так же не говорим о кредитных фантазиях некоего доктора Хью Чемберлена или Джона Бриско, которые в последнее десятилетие XVII века хотели избавить английскую аристократию от ростовщичества при посредстве сельскохозяйственного банка, предоставляющего бумажные деньги под залог земельной собственности ²²).

Кредитные ассоциации, образовавшиеся в XII и XIV столетиях в Венеции и Генуе, были порождены потребностью морской торговли и основанной на этой последней оптовой торговли освободиться от господства старомодных ростовщиков и монополистов торговли деньгами. Если настоящие банки, основанные в этих городах-республиках, представляли в то же время учреждения общественного кредита, из которых государство получало ссуды под будущие налоговые поступления, то не следует забывать, что купцы, образовавшие эти ассоциации, сами были первыми людьми в этих государствах и были столь же заинтересованы в том, чтобы освободить от ростовщиков свое правительство, как и в том, чтобы освободить от них самих себя ²³); этими мерами они рассчитывали еще сильнее и прочнее

^2<) «Процент, взимаемый в ломбардах, становится таким чрезмерным вследствие частых залогов и выкупов в течение одного и того же месяца или залогов одного предмета с целью выкупить другой, получив при этом небольшую разницу деньгами. В Лондоне имеется 240 зарегистрированных ломбардов и в провинции приблизительно 1 450... Вложенный ими в дело капитал исчисляется примерно в 1 миллион; он оборачивается по крайней мере три раза в год, принося в среднем каждый раз 33 ¹/₂%; таким образом низшие классы Англии ежегодно уплачивают 1 миллион за временную ссуду в 1 миллион, не считая потери вещей, не выкупленных в срок» (I. D. Tuckett. «A History of the Past and Present State of the Labouring Population». Vol. 1, London, 1846, p. 114.

²²⁾ Даже в названиях своих трудов ¹⁴⁷ они указывали как на основную свою цель «на общее благосостояние землевладельцев, большое повышение стоимости земли, освобождение знати, мелкого дворянства и т. п. от налогов, увеличение их годовых доходов» и т. д. Потерпели бы, по их словам, только ростовщики, эти злейшие враги нации, причинившие дворянству и иоменам ¹⁴⁶ больше вреда, чем это могло бы сделать нашествие французской армии.

²³) «Так, например, еще Карл II английский должен был уплачивать «золотых дел мастерам»» (предшественникам банкиров) «огромные ростовщические проценты и лаж, 20—30%. Столь выгодное дело побуждало «золотых дел мастеров» давать королю все новые и новые ссуды, предвосхищать все поступления от налогов, забирать в качестве обеспечения любые парламентские субсидии, как только они будут сделаны, а также соперничать между собой в покупке и принятии в залог векселей, чеков и налоговых документов, так что фактически все государственные доходы проходили

658

подчинить себе государство. Поэтому-то, когда проектировалось основание Английского банка, тори возражали:

«Банки — учреждения республиканские. Процветающие банки существуют в Венеции, Генуе, Амстердаме и Гамбурге. Но кто слышал когда-либо о банке французском или испанском?»

Амстердамский банк, основанный в 1609 г., так же мало, как и Гамбургский банк (1619 г.), знаменует эпоху в развитии современного кредитного дела. Это был чисто депозитный банк. Боны, выпускавшиеся банком, были в действительности лишь расписками о получении вложенного в банк благородного металла, в монете или в слитках, и обращались только с передаточной надписью их владельца. Однако в Голландии с развитием торговли и мануфактуры развились коммерческий кредит и торговля деньгами, и капитал, приносящий проценты, в ходе этого процесса был подчинен промышленному и торговому капиталу. Это обнаруживалось уже в низкой ставке процента. Но Голландия в XVII веке считалась, подобно нынешней Англии, страной наиболее передовой в экономическом отношении. Монополия старомодного ростовщичества, базировавшегося на бедности, исчезла там сама собой.

В течение всего XVIII века громко раздаются голоса, — и законодательство действует в том же направлении, — требующие, ссылаясь на пример Голландии, насильственного понижения процентной ставки с той целью, чтобы капитал, приносящий проценты, подчинить торговому и промышленному капиталу, а не наоборот. Главным запевалой был сэр Джозая Чайлд, отец современного частного банкирского дела в Англии. Он разражается тирадами против монополии ростовщиков совершенно в том же духе, в каком фирма массового пошива готового платья Мозес и сын рекламирует себя в качестве борца с монополией «частных портных». Этот же Джозая Чайлд является в то же время отцом английских stock jobber *. Таким же образом, он, самодержец Ост-Индской компании, защищает ее монополию во имя свободы торговли. Против Томаса Манли («Interest of Money mistaken») он пишет:

«В качестве поборника интересов трусливой банды ростовщиков он направляет огонь своей главной батареи против того пункта, который я

через их руки» (John Francis. «History of the Bank of England». Third edition, vol. I, London, [1848] p. 31). «Учреждение Банка уже раньше предлагалось несколько раз. Наконец, оно стало необходимым» (там же, стр. 38). «Банк был нужен уже для одного того, чтобы дать возможность эксплуатируемому ростовщиками правительству получать деньги по сносным процентам под обеспечение парламентских субсидий» (там же, стр. 59—60).

* — торговцев ценными бумагами. Ред.

659

сам признал наиболее слабым... Он прямо отрицает как раз низкий уровень процента как причину богатства, и уверяет, что он есть всего лишь следствие богатства» («Traites sur le Commerce etc.». 1669. Traduits de 1'anglois, Amsterdam et Berlin, 1754, p. 120). «Если торговля есть средство, обогащающее страну, и если уменьшение процента расширяет торговлю, то снижение процента, или ограничение ростовщичества, есть, без сомнения, главная плодотворная причина богатства нации. Нет вообще ничего нелепого в утверждении, что в одно и то же время одна и та же вещь может при известных условиях быть причиной, а при других, условиях — следствием» (там же, стр. 155). «Яйцо есть причина курицы, а курица есть причина яйца. Снижение процента может вызывать увеличение богатства, а увеличение богатства может явиться причиной еще более сильного снижения процента» (там же, стр. 156). «Я — защитник трудолюбия, а мой противник защищает леность и праздность» (там же, стр. 179).

Эта яростная борьба с ростовщичеством, эти требования подчинить капитал, приносящий проценты, промышленному капиталу являются лишь предвестниками органических образований, осуществивших эти условия капиталистического производства в форме современного банковского дела, которое, с одной стороны, лишает ростовщический капитал его монополии, концентрируя и выбрасывая на денежный рынок все бездействующие денежные резервы, с другой стороны, ограничивает самое монополию благородных металлов путем создания кредитных денег.

В последнюю треть XVII и в начале XVIII века во всех английских сочинениях о банковском деле мы найдем такие же, как и у Чайлда, нападки на ростовщичество, требование эмансипировать от ростовщичества торговлю, промышленность и государство. Наряду с этим — колоссальные иллюзии насчет чудотворного влияния кредита, демонополизации благородных металлов, замещения их бумажными деньгами и т. п. Шотландец Уильям Патерсон, основатель Английского и Шотландского банков, имеет несомненное право на титул Ло Первый ¹⁵⁰.

Против Английского банка ««все золотых дел мастера» и закладчики подняли яростный вой» (Macaulay. «The History of England». Vol. IV, London, 1855, p. 499).

«В течение первых десяти лет банку приходилось бороться с большими затруднениями; сильная вражда извне; его банкноты принимались значительно ниже номинальной стоимости... «золотых дел мастера» (в руках которых торговля благородными металлами служила базисом примитивного банковского дела) сильно интриговали против банка, так как благодаря последнему их операции сократились, их учетный процент понизился, а их операции с правительством перешли в руки этого их противника» (John Francis, пит. соч., стр. 73).

Еще до учреждения Английского банка, в 1683 г., возник план национального Кредитного банка, цель которого между прочим заключалась в том,

660

«чтобы деловые люди, если они имеют значительные массы товаров, могли при поддержке этого банка отдавать свои товары на хранение и получать кредит под свои лежащие без движения запасы, могли давать работу своим служащим и расширять свои предприятия, пока не найдут выгодного рынка, вместо того чтобы продавать с убытком» .

После долгих хлопот этот Кредитный банк был, наконец, открыт в Девоншир-хаус на Бишопсгейт-стрит. Он давал промышленникам и купцам ссуды векселями под залог товаров на сумму ³/₄ стоимости этих последних. Чтобы обеспечить таким векселям обращение, в каждой отрасли предпринимательства известное число лиц объединялось в общество, у которого всякий владелец векселей мог получать взамен их товары столь же легко, как если бы он платил наличными. Дела банка шли не блестяще. Механизм был слишком сложен, риск в случае обесценения товаров слишком велик.

Вдумываясь в действительное содержание этих сочинений, теоретически сопровождавших и поощрявших формирование современного кредитного дела в Англии, мы не найдем там ничего, кроме требования подчинить капиталистическому способу производства, в качестве одного из его условий, капитал, приносящий проценты, и вообще предоставляемые в ссуду разнообразные средства производства. Если же обратить внимание только на фразу, то сходство, вплоть до отдельных выражений, с банковыми и кредитными иллюзиями сен-симонистов зачастую поразительно.

Совершенно так же, как у физиократов cultivateur означает не действительного земледельца, а крупного арендатора, у Сен-Симона, а в некоторых случаях и у его учеников travailleur означает не рабочего, а промышленного и торгового капиталиста.

«Travailleur нуждается в помощниках, в сотрудниках, в рабочих;

он ищет помощников разумных, искусных, преданных; он их ставит на работу, и труд их производителен» («Religion saint-simonienne. Economic politique et Politique». Paris, 1831, p. 104).

He следует вообще забывать, что лишь в последней своей работе «Nouveau Christianisme» Сен-Симон прямо выступил как выразитель интересов рабочего класса и объявил его эмансипацию конечной целью своих стремлений. Все его более ранние произведения фактически представляют собой лишь прославление современного буржуазного общества в противоположность феодальному или прославление промышленников и банкиров в противоположность маршалам и фабриковавшим законы в наполеоновскую эпоху юристам. Как велико различие между этими работами и относящимися к тому же времени сочине-

661

ниями Оуэна! ²⁴) И у последователей Сен-Симона, как показывает только что цитированное место, промышленный капиталист остается travailleur par excellence *. Критически прочитав их сочинения, мы не будем удивляться тому, что реализацией их кредитных и банковских грез явился основанный экс-сенсимонистом Эмилем Перейром Credit Mobilier ¹⁵², — форма, которая, впрочем, могла стать господствующей лишь в такой стране, как Франция, где ни кредитная система, ни крупная промышленность не развились еще до современного уровня. В Англии или Америке что-нибудь подобное было бы невозможно. — В следующих местах «Doctrine de Saint-Simon. Exposition. Premiere annee. 1828—1829». 3-me ed., Paris, 1831 находится уже зародыш Credit Mobilier. Очевидно, что банкир может оказывать более дешевый кредит, чем капиталист или частный ростовщик. Следовательно, эти банкиры

«могут доставлять промышленникам средства значительно дешевле, то есть за более низкие проценты, чем это могли бы сделать земельные собственники и капиталисты, которым легче ошибиться в выборе заемщика» (стр. 202).

Но сами авторы добавляют в примечании:

«Выгода, которая должна получиться из посредничества банкира между праздными и travailleurs, зачастую уравновешивается и даже уничтожается благодаря тому, что наше дезорганизованное общество позволяет эгоизму проявить себя в различных формах обмана и шарлатанства; банкиры вклиниваются нередко между праздными и travailleurs, чтобы эксплуатировать тех и других в ущерб обществу».

«Travailleur» стоит здесь вместо «промышленный капиталист». Совершенно неправильно впрочем рассматривать те средства, которыми располагают современные банки, исключительно как средства праздных людей. Во-первых, это та часть капитала, которую в данный момент промышленники и купцы держат свободной, в денежной форме, как денежный резерв или капитал, еще только ждущий применения, — это, следова-

²⁴⁾ При переработке рукописи Маркс, несомненно, сильно изменил бы это место. Оно навеяно ролью экс-сен-симонистов, которую они играли при Второй империи во Франции, где — как раз в то время, когда Маркс писал эти строки, — кредитные фантазии этой школы, долженствующие спасти мир, реализовались по иронии истории в виде спекуляции неслыханного дотоле размаха. Впоследствии Маркс говорил о гении и энциклопедическом уме Сен-Симона исключительно с восторгом. Если последний в своих ранних произведениях игнорировал противоположность между буржуазией и едва нарождавшимся тогда во Франции пролетариатом, если он причислял часть буржуазии, занятую производством, к travailleurs, то это соответствует воззрению Фурье, стремившегося примирить капитал и труд, и объясняется экономическим и политическим положением тогдашней Франции. Если Оуэн в этом пункте был более глубоким, то лишь потому, что он жил в другой обстановке, в период промышленной революции и уже сильно обострившихся классовых противоположностей. — Ф. Э.

* — работником по преимуществу. Ред.

662

тельно, праздный капитал, но не капитал праздных. Во-вторых, сюда же относится та часть всяких вообще доходов и сбережений, которая окончательно или временно предназначена для накопления. И обе эти части существенны для определения характера банковской системы.

Однако отнюдь не следует забывать, во-первых, о том, что деньги — в форме благородных металлов — остаются основой, от которой кредитное дело по самой природе своей никогда не может освободиться. И, во-вторых, о том, что кредитная система предполагает монополию частных лиц на общественные средства производства (в форме капитала и земельной собственности), что сама кредитная система, с одной стороны, является имманентной формой капиталистического способа производства, с другой стороны — движущей силой его развития в высшую и последнюю из возможных для него форм.

Банковская система, по своей формальной организации и централизации, как отмечено еще в 1697 г. в сочинении «Some Thoughts of the Interest of England», представляет собой самое искусное и совершенное творение, к которому вообще приводит капиталистический способ производства. Отсюда колоссальная власть такого учреждения как Английский банк над торговлей и промышленностью, хотя действительное движение последних лежит совершенно вне круга его действия, и он относится к этому движению пассивно. В банковской системе, конечно, дана форма общественного счетоводства и распределения средств производства в общественном масштабе, но только форма. Как мы уже видели, средняя прибыль каждого отдельного капиталиста или каждого отдельного капитала определяется не тем прибавочным трудом, который непосредственно присваивает этот капитал, а количеством совокупного прибавочного труда, присваиваемого совокупным капиталом, откуда каждый отдельный капитал получает свой дивиденд в количестве, пропорциональном той части совокупного капитала, которую он. представляет. Этот общественный характер капитала опосредствуется и осуществляется в полной мере лишь полным развитием кредитной и банковской системы. С другой стороны, последняя идет дальше. Она предоставляет в распоряжение промышленных и торговых капиталистов весь свободный и даже только еще потенциальный, не функционирующий еще активно капитал общества, так что ни кредитор, ни лицо, употребляющее этот капитал в дело, не являются его собственниками или производителями. Она снимает таким образом частный характер капитала и содержит в себе, но именно только в себе, уничтожение самого капитала. Банковское дело изымает из рук частных

663

капиталистов и ростовщиков распределение капитала как особое предприятие, как общественную функцию. Но благодаря этому банк и кредит становятся в одно и то же время и могущественнейшим средством, выводящим капиталистическое производство за его собственные пределы, и одним из самых мощных рычагов кризисов и надувательства.

Далее, банковская система, замещая деньги различными формами кредитного обращения, показывает, что деньги в действительности суть не что иное, как особое выражение общественного характера труда и его продуктов, причем, однако, характер этот, как находящийся в противоречии с базисом частного производства, должен в конце концов всегда выражаться в виде вещи, в виде особого товара наряду с другими товарами.

Не подлежит, наконец, никакому сомнению, что кредитная система послужит мощным рычагом во время перехода от капиталистического способа производства к способу производства ассоциированного труда, — однако лишь как элемент в связи с другими великими органическими переворотами в самом способе производства. Напротив, иллюзия относительно чудодейственной силы кредитного и банковского дела, в социалистическом смысле, вытекает из полного непонимания капиталистического способа производства и кредитного дела как одной из его форм. Раз средства производства перестали превращаться в капитал (что подразумевает также уничтожение частной земельной собственности), кредит как таковой не имеет уже никакого смысла, — это поняли, впрочем, даже сен-симонисты. С другой стороны, пока продолжает существовать капиталистический способ производства, продолжает существовать, как одна из его форм, и капитал, приносящий проценты, образуя фактически базис его кредитной системы. Лишь такой сенсационный писатель, как Прудон, который хотел сохранить товарное производство, уничтожив деньги ²⁵), был способен создать несусветную фантазию «дарового кредита» ¹⁵³, эту мнимую реализацию мелкобуржуазных благих пожеланий.

В «Religion saint-simonienne. Economie politique et Politique». Paris, 1831, мы читаем на стр. 45:

«В обществе, где одни владеют орудиями промышленности, не имея ни способностей, ни желания применять их к делу, а другие, трудолюбивые люди, не владеют орудиями труда, кредит имеет своей целью пере-

²⁵» Карл Маркс. «Нищета философии». Брюссель и Париж, 1847 [См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, том 4, стр. 65-185]. - Карл Маркс. «К критике политической экономии», стр. 64 [см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2. том 13, стр. 70].

664

нести возможно более легким способом эти орудия из рук первых, их владельцев, в руки вторых, умеющих применить их к делу. Заметим, что, согласно этому определению, кредит есть следствие того способа, по которому конституирована собственность*.

Следовательно, кредит отпадает вместе с данным конституированном собственности. Далее, стр. 98 гласит:

теперешние банки «считают своим назначением следовать тому движению, которое создается предприятиями, функционирующими независимо от них, но отнюдь не стремятся сами давать импульс этому движению; другими словами, банки играют роль капиталистов по отношению к тем travailleurs, которым они ссужают капиталы».

Мысль, что банки должны взять на себя руководство предприятиями и должны отличаться

«многочисленностью и полезностью управляемых ими учреждений и совершаемых по их инициативе работ» (стр. 101),

заключает уже в себе в скрытом виде Credit Mobilier. Константен Пеккёр также требует, чтобы банки (то, что сен-симонисты называют Systeme general des banques *) «управляли производством». Вообще Пеккёр по существу сен-симонист, хотя и много радикальнее. Он хочет, чтобы.

«кредитное учреждение... управляло всем движением национального производства». — «Попробуйте создать национальное кредитное учреждение, которое ссужало бы средствами неимущих людей, обладающих талантами и заслугами, не связывая, однако, принудительно этих заемщиков строгой солидарностью в производстве и потреблении, но, напротив, предоставляя им самим определять свой обмен и свое производство. Этим путем вы достигнете лишь того, что уже теперь достигнуто частными банками: анархии, диспропорции между производством и потреблением, внезапного разорения одних и внезапного обогащения других; таким образом, ваше учреждение никогда не пойдет дальше того, чтобы создать для одних сумму благосостояния, равную сумме несчастия, выпадающего на долю других... Вы только дадите наемным рабочим, поддерживаемым вашими ссудами, возможность совершенно таким же образом конкурировать между собой, как это делают теперь их капиталистические хозяева» (С. Pecqueur. «Theorie nouvelle d'Economie sociale et Politique etc.». Paris, 1842, p. 433-434).

Мы уже видели, что купеческий капитал и капитал, приносящий проценты, являются старейшими формами капитала. Из самой природы дела вытекает, однако, что в народном представлении капитал, приносящий проценты, выступает как форма капитала par excellence **. В рамках купеческого капитала находит себе место посредническая деятельность, как бы она ни истолковывалась — как надувательство, как труд или как-либо иначе. Напротив, в капитале, приносящем проценты,

* — общей системой банков. Ред. ** — по преимуществу. Ред.

665

в чистом виде представлен самовоспроизводящий характер капитала, самовозрастающая стоимость, производство прибавочной стоимости как скрытое качество. От этого-то и происходит, что даже некоторые представители политической экономии, особенно в странах, где, как во Франции, промышленный капитал не достиг еще полного развития, считают капитал, приносящий проценты, основной формой капитала, рассматривают, например, земельную ренту лишь как его разновидность, так как и здесь преобладает форма ссуды. Вследствие этого внутренняя структура капиталистического способа производства понимается совершенно неправильно, совершенно упускается из виду, что земля, как и капитал, ссужается только капиталистам. Вместо денег могут быть, конечно, даны в ссуду средства производства in natura, например, машины, промышленные здания и т. д. Но они представляют тогда определенную денежную сумму, а если кроме процента уплачивается известная сумма для возмещения износа, то это вытекает из потребительной стоимости, из специфической натуральной формы этих элементов капитала. Решающим здесь опять-таки является вопрос, ссужаются ли они непосредственному производителю, что предполагает отсутствие капиталистического способа производства, по крайней мере в той сфере, где это имеет место, — или же они ссужаются промышленному капиталисту, что как раз предполагается на базисе капиталистического способа производства. Еще более неуместно и бессмысленно присоединение сюда ссуды домов и т. п. для индивидуального потребления. Что рабочий класс надувают и в этой форме, и притом в вопиющих размерах, факт общеизвестный, но то же самое совершает и мелкий торговец, снабжающий рабочего жизненными средствами. Это вторичная эксплуатация, сопровождающая первичную, которая осуществляется непосредственно в самом процессе производства. Разница между продажей и ссудой безусловно не имеет здесь значения и чисто формальна и, как было уже показано *, лишь при полном непонимании действительной связи явлений представляется существенной.

Ростовщичество, как и торговля, эксплуатирует данный способ производства, а не создает его, относится к нему внешним образом. Ростовщичество стремится просто его сохранить, чтобы иметь возможность эксплуатировать его снова и снова; оно консервативно и только доводит существующий способ

* См. настоящий том, стр. 379—385. Ред.

666

производства до более жалкого состояния. Чем менее элементы производства входят в процесс производства как товары и выходят из него как товары, тем более их происхождение из денег представляется обособленным актом. Чем незначительнее та роль, которую в общественном воспроизводстве играет обращение, тем больше расцветает ростовщичество.

Тот факт, что денежные средства развиваются как особые средства, означает в отношении ростовщического капитала, что последний владеет всеми своими требованиями в форме денежных требований. Ростовщический капитал развивается тем больше, чем больше производство данной страны в массе своей остается натуральным, следовательно, ограничивается потребительной стоимостью.

Поскольку ростовщичество выполняет двоякую роль: во-первых, вообще создает наряду с купеческим капиталом самостоятельные денежные средства, во-вторых, присваивает себе условия труда, то есть разоряет владельцев старых условий труда, — постольку оно является мощным рычагом для образования предпосылок промышленного капитала.

ПРОЦЕНТ В СРЕДНИЕ ВЕКА

«Но в средние века население было чисто земледельческим. А при таком населении и при феодальном режиме может иметь место лишь небольшая торговля, а потому и небольшая прибыль. Поэтому в средние века законы о ростовщичестве имели себе оправдание. К тому же в земледельческой стране человек редко стремится к тому, чтобы занимать деньги, за исключением тех случаев, когда он обеднел или попал в беду вследствие какого-либо несчастья... Генрих VIII ограничил процент 10 процентами, Яков 1—8 процентами. Карл 11—6 процентами, Анна — 5 процентами... В те времена заимодавцы, если не юридически, то фактически были монополистами, и потому необходимо было ограничивать их, как и других монополистов. В наше время норма прибыли регулирует ставку процента, тогда как в те времена ставка процента регулировала норму прибыли. Если кредитор обременял купца высокой ставкой процента, то купец бывал вынужден накидывать на свои товары более высокую норму прибыли. Тем самым из карманов покупателей извлекалась большая сумма денег, чтобы положить ее в карман кредитора, ссудившего деньги купцу» (Gilbart. «The History and Principles of Banking». London, 1834, p. 163, 164, 165).

«Мне говорят, что теперь ежегодно на Лейпцигской ярмарке взимают 10 гульденов, что составляет 30 на сто ¹⁵⁴; некоторые прибавляют еще сюда Наумбургскую ярмарку, так что получается 40 на сто; взимают ли где-нибудь еще больше этого, я не знаю. Позор, к чему же, черт возьми, это, в конце концов, приведет!.. Кто имеет теперь в Лейпциге 100 флоринов, тот ежегодно получает 40, — это значит сожрать в один год крестьянина или горожанина. Если он имеет 1 000 флоринов, то получает ежегодно 400, — это значит сожрать в один год рыцаря или богатого дворянина. Если он имеет 10 000, то он ежегодно получает 4 000, — это значит сожрать в один год богатого графа. Если он имеет 100 000, как это и должно быть

667

у крупных купцов, то он ежегодно получает 40 000, — это значит сожрать в один год крупного богатого князя. Если он имеет 1 000 000, то он ежегодно взимает 400 000, — это значит сожрать в один год ; крупного короля. И не грозит ему за это никакая опасность, ни жизни его, ни добру. Он не выполняет никакой работы, сидит себе за печкой и печет яблоки. И этот разбойник в кресле, сидя у себя дома, может в 10 лет сожрать целый мир». («An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen», 1540. In: Der sechste Theil der Bucher des ehrnwirdigen Herrn Doctoris Martini Lutheri. Wittemberg, 1589 [S. 312].)

«Пятнадцать лет тому назад я писал против ростовщичества, ибо уже тогда оно приобрело такую силу, что я не видел надежды -на улучшение. С тех пор оно столь вознеслось, что не хочет уже считаться пороком, грехом и позором, а величается чистой добродетелью и честью, словно оно оказывает людям великую любовь и христианскую услугу. Где же искать избавления, раз позор стал честью и порок добродетелью?» («An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen. Vermanung». Wittemberg, 1540).

«Евреи, ломбардщики, ростовщики и кровопийцы были нашими первыми банкирами, нашими первоначальными банковыми барышниками, их ремесло следует клеймить позором... К ним присоединились затем лондонские золотых дел мастера. В общем... наши первоначальные банкиры представляли собой... очень дурную компанию. Они были жадными ростовщиками, бессердечными, кровопийцами» (D. Hardcastle. «Banks and Bankers». 2nd ed., London, 1843, p. 19, 20).

«Показанный Венецией пример» (образования банка) «быстро нашел, таким образом, подражателей; все приморские города, и вообще все города, составившие себе имя своей независимостью и своей торговлей, основали свои первые банки. Так как возвращения их кораблей приходилось зачастую дожидаться очень долго, то это по необходимости привело к обычаю кредитования, а открытие Америки и торговля с ней еще более усилили этот обычай». (Это главный пункт.) «Отправка судов с товарами принуждала делать крупные займы, что имело место уже в древности в Афинах и вообще в Греции. В 1308 г. в ганзейском городе Брюгге уже имелась страховая палата» (М. Augier. «Du Credit public etc.». Paris, 1842, p. 202-203).

Насколько сильно в последней трети XVII столетия, когда еще не была развита современная кредитная система, даже в Англии преобладали ссуды земельным собственникам, следовательно, вообще представителям потребляющего богатства, видно, между прочим, из работы сэра Дадли Норса, бывшего не только одним из первых английских купцов, но и одним из самых значительных теоретиков-экономистов своего времени:

«Из тех денег, которые в нашей стране отдаются под проценты, едва ли одна десятая часть размещена среди торговых людей, использующих эти ссуды в своих предприятиях; в большинстве случаев деньги даются взаймы для поддержания роскоши, для покрытия расходов тех людей, которые хотя и владеют крупными имениями, однако тратят приносимые их имениями доходы быстрее, чем эти доходы к ним поступают, и, не желая продавать что-либо из своего имущества, предпочитают закладывать свои имения» («Discourses upon Trade». London, 1691, р. 6, 7).

668

В XVIII веке в Польше:

«Варшава производила крупные операции с векселями, что, однако имело главным образом своей основой и задачей служение ростовщическим интересам варшавских банкиров. Чтобы достать себе деньги, которые они могли бы ссужать расточительной знати из 8 и более процентов, они искали и находили за границей вексельный кредит in Blanco, то есть кредит, в основе которого не лежало никакой товарной торговли; тем не менее заграничные трассаты терпеливо акцептовали эти векселя до тех пор, пока еще поступали платежи, созданные этими вексельными махинациями. За это они сильно поплатились, когда обанкротился такой банкир, как Теппер, и другие варшавские банкиры, пользовавшиеся большим доверием» (J. G. Busch. «Theoretisch-praktische Darstellung der Handlung etc.». 3.Aufl„ Band II. Hamburg, 1808, S. 233).

ВЫГОДЫ ДЛЯ ЦЕРКВИ ОТ ЗАПРЕЩЕНИЯ ПРОЦЕНТА

«Взимать проценты церковь запретила; но она не запрещала продавать имущество, чтобы помочь себе в случае нужды; не запрещала даже отдавать заимодавцу это имущество на определенный срок до уплаты долга, чтобы последний мог располагать этим имуществом как обеспечением долга, а также, пользуясь им, мог, пока оно в его руках, получать вознаграждение за отданные в ссуду деньги... Сама церковь или принадлежащие к ней коммуны и pia corpora * извлекали отсюда большую выгоду, особенно во времена крестовых походов. Благодаря этому столь большая часть национального богатства попала во владение так называемой «мертвой руки», тем более, что евреи не могли вести ростовщичество этим способом, так как владения таким прочным залогом нельзя было утаить... Без запрещения процента церкви и монастыри никогда не сосредоточили бы в своих руках таких богатств» (там же, стр. 55).