Ф. ЭНГЕЛЬС

————

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА

ОТ УТОПИИ К НАУКЕ

 

Написано Ф. Энгельсом в январе — Печатается по тексту немецкого

первой половине марта 1880 г. издания 1891 г., сверенному с текстом

французского издания 1880 г.

Напечатано в журнале «La Revue socialiste»

№№ 3, 4, 5; 20 марта; 20 апреля; 5 мая 1880 г. Перевод с немецкого

и в виде отдельной брошюры на французском языке:

F. Engels, «Socialisme utopique et socialisme

scientifique». Paris, 1880

 

 

 

I

Современный социализм по своему содержанию является прежде всего результатом на-

блюдения, с одной стороны, господствующих в современном обществе классовых противо-

положностей между имущими и неимущими, капиталистами и наемными рабочими, а с дру-

гой — царящей в производстве анархии. Но по своей теоретической форме он выступает

сначала только как дальнейшее и как бы более последовательное развитие принципов, вы-

двинутых великими французскими просветителями XVIII века. Как всякая новая теория, со-

циализм должен был исходить прежде всего из накопленного до него идейного материала,

хотя его корни лежали глубоко в материальных экономических фактах.

Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции,

сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов какого бы то ни было

рода они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй —

все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом

разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок

стал единственным мерилом всего существующего. Это было время, когда, по выражению

Гегеля, мир был поставлен на голову*, сначала в том смысле, что

*

Вот что говорит Гегель о французской революции: «Мысль о праве, его понятие, сразу завоевала себе при-

знание, ветхие опоры бесправия не могли оказать ей никакого сопротивления. Мысль о праве положена была в

основу конституции, и теперь все должно опираться на нее. С тех пор как на небе светит солнце и вокруг него

вращаются планеты, еще не было видно, чтобы человек становился на голову, т. е. опирался на мысль и сооб-

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 190

человеческая голова и те положения, которые она открыла посредством своего мышления,

выступили с требованием, чтобы их признали основой всех человеческих действий и обще-

ственных отношений, а затем и в том более широком смысле, что действительность, проти-

воречившая этим положениям, была фактически перевернута сверху донизу. Все прежние

формы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразум-

ными и отброшены, как старый хлам; мир до сих пор руководился одними предрассудками, и

все прошлое достойно лишь сожаления и презрения. Теперь впервые взошло солнце, насту-

пило царство разума, и отныне суеверие, несправедливость, привилегии и угнетение должны

уступить место вечной истине, вечной справедливости, равенству, вытекающему из самой

природы, и неотъемлемым правам человека.

Мы знаем теперь, что это царство разума было не чем иным, как идеализированным цар-

ством буржуазии, что вечная справедливость нашла свое осуществление в буржуазной юсти-

ции, что равенство свелось к гражданскому равенству перед законом, а одним из самых су-

щественных прав человека провозглашена была... буржуазная собственность. Государство

разума, — общественный договор Руссо116, — оказалось и могло оказаться на практике толь-

ко буржуазной демократической республикой. Великие мыслители XVIII века, так же как и

все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпо-

ха.

Но наряду с противоположностью между феодальным дворянством и буржуазией, высту-

павшей в качестве представительницы всего остального общества, существовала общая про-

тивоположность между эксплуататорами и эксплуатируемыми, богатыми тунеядцами и тру-

дящимися бедняками. Именно это обстоятельство и дало возможность представителям бур-

жуазии выступать в роли представителей не какого-либо отдельного класса, а всего страж-

дущего человечества. Более того. Буржуазия с момента своего возникновения была обреме-

нена своей собственной противоположностью: капиталисты не могут существовать без на-

емных рабочих, и соответственно тому, как средневековый цеховой мастер развивался в со-

временного

разно о мыслью строил действительность. Анаксагор первый сказал, что Nus, т. е. разум, управляет миром, но

только теперь впервые человек дошел до признания, что мысль должна управлять духовной действительно-

стью. Это был величественный восход солнца. Все мыслящие существа радостно приветствовали наступление

новой эпохи. Возвышенный восторг властвовал в это время, и весь мир проникся энтузиазмом духа, как будто

совершилось впервые примирение божественного начала с миром» (Гегель, «Философия истории», 1840, стр.

535115). — Не пора ли, наконец, против такого опасного, ниспровергающего общественные устои учения по-

койного профессора Гегеля пустить в ход закон о социалистах?

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

буржуа, цеховой подмастерье и внецеховой поденщик развивались в пролетариев. И хотя в

общем и целом буржуазия в борьбе с дворянством имела известное право считать себя также

представительницей интересов различных трудящихся классов того времени, тем не менее

при каждом крупном буржуазном движении вспыхивали самостоятельные движения того

класса, который был более или менее развитым предшественником современного пролета-

риата. Таково было движение анабаптистов и Томаса Мюнцера во время Реформации и Кре-

стьянской войны в Германии, левеллеров117 — во время великой английской революции, Ба-

бёфа — во время великой французской революции. Эти революционные вооруженные вы-

ступления еще не созревшего класса сопровождались соответствующими теоретическими

выступлениями; таковы в XVI и XVII веках утопические изображения идеального общест-

венного строя118, а в XVIII веке — уже прямо коммунистические теории (Морелли и Мабли).

Требование равенства не ограничивалось уже областью политических прав, а распространя-

лось на общественное положение каждой отдельной личности; доказывалась необходимость

уничтожения не только классовых привилегий, но и самих классовых различий. Аскетически

суровый, спартанский коммунизм, запрещавший всякое наслаждение жизнью, был первой

формой проявления нового учения. Потом явились три великих утописта: Сен-Симон, у ко-

торого рядом с пролетарским направлением сохраняло еще известное значение направление

буржуазное, Фурье и Оуэн, который в стране наиболее развитого капиталистического произ-

водства и под впечатлением порожденных им противоположностей разработал свои предло-

жения по устранению классовых различий в виде системы, непосредственно примыкавшей к

французскому материализму.

Общим для всех троих является то, что они не выступают как представители интересов

исторически порожденного к тому времени пролетариата. Подобно просветителям, они хотят

сразу же освободить все человечество, а не какой-либо определенный общественный класс в

первую очередь. Как и те, они хотят установить царство разума и вечной справедливости; но

их царство, как небо от земли, отличается от царства разума у просветителей. Буржуазный

мир, построенный сообразно принципам этих просветителей, так же неразумен и несправед-

лив и поэтому должен быть так же выброшен на свалку, как феодализм и все прежние обще-

ственные порядки. Истинный разум и истинная справедливость до сих пор не господствова-

ли в мире только потому, что они не были еще надлежащим образом познаны. Не было про-

сто того гениального человека, который явился

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 192

теперь и который познал истину. Что он теперь появился, что истина познана именно теперь,

— это вовсе не является необходимым результатом общего хода исторического развития,

неизбежным событием, а представляет собой просто счастливую случайность. Этот гениаль-

ный человек мог бы с таким же успехом родиться пятьсот лет тому назад и тогда он избавил

бы человечество от пяти веков заблуждений, борьбы и страданий.

Мы видели, каким образом подготовлявшие революцию французские философы XVIII ве-

ка апеллировали к разуму как к единственному судье над всем существующим. Они требова-

ли установления разумного государства, разумного общества, требовали безжалостного уст-

ранения всего того, что противоречит вечному разуму. Мы видели также, что этот вечный

разум был в действительности лишь идеализированным рассудком среднего бюргера, как раз

в то время развивавшегося в буржуа. И вот, когда французская революция воплотила в дей-

ствительность это общество разума и это государство разума, то новые учреждения оказа-

лись, при всей своей рациональности по сравнению с прежним строем, отнюдь не абсолютно

разумными. Государство разума потерпело полное крушение. Общественный договор Руссо

нашел свое осуществление во время террора, от которого изверившаяся в своей политиче-

ской способности буржуазия искала спасения сперва в подкупности Директории119, а в конце

концов под крылом наполеоновского деспотизма. Обещанный вечный мир превратился в

бесконечную вереницу завоевательных войн. Не более посчастливилось и обществу разума.

Противоположность между богатыми и бедными, вместо того чтобы разрешиться во всеоб-

щем благоденствии, еще более обострилась вследствие устранения цеховых и иных привиле-

гий, служивших как бы мостом над этой противоположностью, а также вследствие устране-

ния церковной благотворительности, несколько смягчавшей ее. Осуществленная теперь на

деле «свобода собственности» от феодальных оков оказалась для мелкого буржуа и крестья-

нина свободой продавать эту мелкую собственность, задавленную могущественной конку-

ренцией крупного капитала и крупного землевладения, именно этим магнатам; эта «свобода»

превратилась таким образом для мелких буржуа и крестьян в свободу от собственности. Бы-

строе развитие промышленности на капиталистической основе сделало бедность и страдания

трудящихся масс необходимым условием существования общества. Чистоган все более и бо-

лее становился, по выражению Карлейля, единственным связующим элементом этого обще-

ства. Количество преступлений возрастало с каждым годом. Если феодальные пороки, преж-

де бесстыдно выставляв-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

шиеся напоказ, были хотя и не уничтожены, но все же отодвинуты пока на задний план, —

то тем пышнее расцвели на их месте буржуазные пороки, которым раньше предавались

только тайком. Торговля все более и более превращалась в мошенничество. «Братство», про-

возглашенное в революционном девизе120, нашло свое осуществление в плутнях и в зависти,

порождаемых конкурентной борьбой. Место насильственного угнетения занял подкуп, а

вместо меча главнейшим рычагом общественной власти стали деньги. Право первой ночи

перешло от феодалов к буржуа-фабрикантам. Проституция выросла до неслыханных разме-

ров. Самый брак остался, как и прежде, признанной законом формой проституции, ее офици-

альным прикрытием, дополняясь к тому же многочисленными нарушениями супружеской

верности. Одним словом, установленные «победой разума» общественные и политические

учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие

обещания просветителей. Недоставало еще только людей, способных констатировать это

разочарование, и эти люди явились на рубеже нового столетия. В 1802 г. вышли «Женевские

письма» Сен-Симона; в 1808 г. появилось первое произведение Фурье, хотя основа его тео-

рии была заложена еще в 1799 году; 1 января 1800 г. Роберт Оуэн взял на себя управление

Нью-Ланарком121.

Но в это время капиталистический способ производства, а вместе с ним и противополож-

ность между буржуазией и пролетариатом были еще очень неразвиты. Крупная промышлен-

ность, только что возникшая в Англии, во Франции была еще неизвестна. А между тем лишь

крупная промышленность развивает, с одной стороны, конфликты, делающие принудитель-

ной необходимостью переворот в способе производства, устранение его капиталистического

характера, — конфликты не только между созданными этой крупной промышленностью

классами, но и между порожденными ею производительными силами и формами обмена; а с

другой стороны, эта крупная промышленность как раз в гигантском развитии производи-

тельных сил дает также и средства для разрешения этих конфликтов. Если, следовательно.

около 1800 г. конфликты, возникающие из нового общественного порядка, еще только заро-

ждались, то еще гораздо менее развиты были тогда средства для их разрешения. Хотя во

время террора неимущие массы Парижа захватили на одно мгновение власть и смогли таким

образом привести к победе буржуазную революцию против самой же буржуазии, но этим

они доказали только всю невозможность длительного господства этих масс при тогдашних

отношениях. Пролетариат, едва только

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 194

выделившийся из общей массы неимущих в качестве зародыша нового класса, еще совер-

шенно неспособный к самостоятельному политическому действию, казался лишь угнетен-

ным, страдающим сословием, помощь которому в лучшем случае, при его неспособности

помочь самому себе, могла быть оказана извне, сверху.

Это историческое положение определило взгляды и основателей социализма. Незрелому

состоянию капиталистического производства, незрелым классовым отношениям соответст-

вовали и незрелые теории. Решение общественных задач, еще скрытое в неразвитых эконо-

мических отношениях, приходилось выдумывать из головы. Общественный строй являл од-

ни лишь недостатки; их устранение было задачей мыслящего разума. Требовалось изобрести

новую, более совершенную систему общественного устройства и навязать ее существующе-

му обществу извне, посредством пропаганды, а по возможности и примерами показательных

опытов. Эти новые социальные системы заранее были обречены на то, чтобы оставаться уто-

пиями, и чем больше разрабатывались они в подробностях, тем дальше они должны были

уноситься в область чистой фантазии.

Установив это, мы не будем задерживаться больше ни минуты на этой стороне вопроса,

ныне целиком принадлежащей прошлому. Предоставим литературным лавочникам самодо-

вольно перетряхивать эти, в настоящее время кажущиеся только забавными, фантазии и лю-

боваться трезвостью своего собственного образа мыслей по сравнению с подобным «сума-

сбродством». Нас гораздо больше радуют прорывающиеся на каждом шагу сквозь фантасти-

ческий покров зародыши гениальных идей и гениальные мысли, которых не видят эти фили-

стеры.

Сен-Симон был сыном великой французской революции, к началу которой он не достиг

еще тридцатилетнего возраста. Революция была победой третьего сословия, т. е. занятого в

производстве и торговле большинства нации, над привилегированными до того времени

праздными сословиями — дворянством и духовенством. Но вскоре обнаружилось, что побе-

да третьего сословия была только победой одной маленькой части этого сословия, завоева-

нием политической власти социально-привилегированным слоем третьего сословия — иму-

щей буржуазией. И к тому же эта буржуазия быстро развилась еще в процессе революции, с

одной стороны, посредством спекуляции конфискованной и затем проданной земельной соб-

ственностью дворянства и церкви, с другой — посредством надувательства нации военными

поставщиками. Именно господство этих спекулянтов при Директории привело Францию и

револю-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

цию на край гибели и тем самым дало предлог Наполеону для государственного переворота.

Таким образом, в голове Сен-Симона противоположность между третьим сословием и при-

вилегированными сословиями приняла форму противоположности между «рабочими» и

«праздными». Праздными являлись не только представители прежних привилегированных

сословий, но и все те, кто, не принимая участия в производстве и торговле, жил на свою рен-

ту. А «рабочими» были не только наемные рабочие, но и фабриканты, купцы и банкиры. Что

праздные потеряли способность к умственному руководству и политическому господству, —

не подлежало никакому сомнению и окончательно было подтверждено революцией. Что не-

имущие не обладали этой способностью, это, по мнению Сен-Симона, доказано было опы-

том времени террора. Кто же в таком случае должен был руководить и господствовать? По

мнению Сен-Симона — наука и промышленность, объединенные новой религиозной связью,

неизбежно мистическим, строго иерархическим «новым христианством», призванным вос-

становить разрушенное со времени Реформации единство религиозных воззрений. Но наука

же — это ученые, а промышленность — это в первую очередь активные буржуа, фабрикан-

ты, купцы, банкиры. Правда, эти буржуа должны были стать чем-то вроде общественных чи-

новников, доверенных лиц всего общества, но все же сохранить по отношению к рабочим

командующее и экономически привилегированное положение. Что касается банкиров, то

именно они были призваны регулировать все общественное производство при помощи регу-

лирования кредита. — Такой взгляд вполне соответствовал тому времени, когда во Франции

крупная промышленность, а вместе с ней и противоположность между буржуазией и проле-

тариатом находились еще только в процессе возникновения. Но что Сен-Симон особенно

подчеркивает, — это следующее: всюду и всегда его в первую очередь интересует судьба

«самого многочисленного и самого бедного класса» («la classe la plus nombreuse et la plus

pauvre»).

Уже в «Женевских письмах» Сен-Симон выдвигает положение, что

«все люди должны работать».

В том же произведении он уже отмечает, что господство террора во Франции было гос-

подством неимущих масс.

«Посмотрите», — восклицает он, обращаясь к последним, — «что произошло во Франции, когда там гос-

подствовали ваши товарищи; они создали голод»122.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 196

кой

Но понять, что французская революция была классовой борьбой, и не только между дво-

рянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими, — это в

1802 г. было в высшей степени гениальным открытием. В 1816 г. Сен-Симон объявляет по-

литику наукой о производстве и предсказывает полнейшее поглощение политики экономи-

123. Если здесь понимание того, что экономическое положение есть основа политических

учреждений, выражено лишь в зародышевой форме, зато совершенно ясно высказана та

мысль, что политическое управление людьми должно превратиться в распоряжение вещами

и в руководство процессами производства, т. е. мысль об «отмене государства», о чем так

много шумели в последнее время. С таким же превосходством над своими современниками

Сен-Симон заявляет в 1814 г., — тотчас по вступлении союзников в Париж, — а затем в

1815 г., во время войны Ста дней, что союз Франции с Англией и во вторую очередь этих

двух стран с Германией представляет единственную гарантию мирного развития и процвета-

ния Европы124. Поистине нужно было много мужества и исторической дальновидности, что-

бы в 1815 г. проповедовать французам союз с победителями при Ватерлоо125.

Если у Сен-Симона мы встречаем гениальную широту взгляда, вследствие чего его воз-

зрения содержат в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социа-

листов, то у Фурье мы находим критику существующего общественного строя, в которой

чисто французское остроумие сочетается с большой глубиной анализа. Он ловит на слове

буржуазию, ее вдохновенных пророков дореволюционного времени и ее подкупленных

льстецов, выступивших после революции. Он беспощадно вскрывает все материальное и мо-

ральное убожество буржуазного мира и сопоставляет его с заманчивыми обещаниями преж-

них просветителей об установлении такого общества, где будет господствовать только ра-

зум, такой цивилизации, которая принесет счастье всем, — с их заявлениями о способности

человека к безграничному совершенствованию; он разоблачает пустоту напыщенной фразы

современных ему буржуазных идеологов, показывая, какая жалкая действительность соот-

ветствует их громким словам, и осыпает едкими сарказмами полнейший провал этой фразео-

логии. Фурье — не только критик; всегда жизнерадостный по своей натуре, он становится

сатириком, и даже одним из величайших сатириков всех времен. Меткими, насмешливыми

словами рисует он распустившиеся пышным цветом спекулятивные плутни и мелкоторгаше-

ский дух, овладевший с закатом революции всей

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

тогдашней французской коммерческой деятельностью. С еще большим мастерством он кри-

тикует буржуазную форму отношений между полами и положение женщины в буржуазном

обществе. Ему первому принадлежит мысль, что в каждом данном обществе степень эман-

сипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации126. Но ярче всего прояви-

лось величие Фурье в его понимании истории общества. Весь предшествующий ход ее он

разделяет на четыре ступени развития: дикость, патриархат, варварство и цивилизация; по-

следняя совпадает у него с так называемым ныне буржуазным обществом, следовательно, с

общественным порядком, развивающимся с XVI века, и он показывает, что

«строй цивилизации придает сложную, двусмысленную, двуличную, лицемерную форму существования

всякому пороку, который варварство практиковало в простом виде»,

что цивилизация движется в «порочном кругу», в противоречиях, которые она постоянно

вновь порождает и которых она не может преодолеть, так что она всегда достигает результа-

тов, противоположных тем, к которым, искренне или притворно, она стремится127. Таким об-

разом, например,

«в цивилизации бедность рождается из самого изобилия»128.

Фурье, как мы видим, так же мастерски владеет диалектикой, как и его современник Ге-

гель. Так же диалектически он утверждает, в противовес фразам о способности человека к

неограниченному совершенствованию, что каждый исторический фазис имеет не только

свою восходящую, но и нисходящую линию129, и этот способ понимания он применяет к бу-

дущему всего человечества. Подобно тому как Кант ввел в естествознание идею о будущей

гибели Земли, так Фурье ввел в понимание истории идею о будущей гибели человечества.

В то время как над Францией проносился ураган революции, очистивший страну, в Анг-

лии совершался менее шумный, но не менее грандиозный переворот. Пар и новые рабочие

машины превратили мануфактуру в современную крупную промышленность и тем самым

революционизировали всю основу буржуазного общества. Вялый ход развития времен ма-

нуфактуры превратился в настоящий период бури и натиска в производстве. Со все возрас-

тающей быстротой совершалось разделение общества на крупных капиталистов и неимущих

пролетариев, а между ними, вместо устойчивого среднего сословия старых времен, влачила

теперь шаткое существование изменчивая масса ремесленников и мелких торговцев, эта

наиболее текучая часть

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 198

населения. Новый способ производства находился еще в начале восходящей линии своего

развития; он был еще нормальным, правильным, единственно возможным при данных усло-

виях способом производства. А между тем он уже тогда породил вопиющие социальные бед-

ствия: скопление бездомного населения в трущобах больших городов; разрушение всех

унаследованных от прошлого связей по происхождению, патриархального уклада, семьи;

ужасающее удлинение рабочего дня, особенно для женщин и детей; массовую деморализа-

цию среди трудящегося класса, внезапно брошенного в совершенно новые условия — из де-

ревни в город, из земледелия в промышленность, из стабильных в ежедневно меняющиеся,

необеспеченные жизненные условия. И тут выступил в качестве реформатора двадцатидевя-

тилетний фабрикант, человек с детски чистым благородным характером и в то же время при-

рожденный руководитель, каких немного. Роберт Оуэн усвоил учение просветителей-

материалистов о том, что человеческий характер является продуктом, с одной стороны, его

природной организации, а с другой — условий, окружающих человека в течение всей жизни,

и особенно в период его развития. Большинство собратьев Оуэна по общественному поло-

жению видело в промышленной революции только беспорядок и хаос, годные для ловли ры-

бы в мутной воде и для быстрого обогащения. Оуэн же видел в промышленной революции

благоприятный случай для того, чтобы осуществить свою любимую идею и тем самым вне-

сти порядок в этот хаос. В Манчестере он, как руководитель фабрики, где работало более 500

рабочих, уже сделал попытку, и притом успешную, применить эту идею, С 1800 по 1829 г.

он управлял большой бумагопрядильной фабрикой в Нью-Ланарке, в Шотландии, и, будучи

компаньоном-директором предприятия, действовал здесь в том же направлении, но с гораздо

большей свободой и с таким успехом, что вскоре его имя сделалось известным всей Европе.

Население Нью-Ланарка, постепенно возросшее до 2500 человек и состоявшее первоначаль-

но из крайне смешанных и по большей части сильно деморализованных элементов, он пре-

вратил в совершенно образцовую колонию, в которой пьянство, полиция, уголовные суды,

тяжбы, попечительство о бедных, надобность в благотворительности стали неизвестными

явлениями. И он достиг этого просто тем, что поставил людей в условия, более сообразные с

человеческим достоинством, и в особенности заботился о хорошем воспитании подрастаю-

щего поколения. В Нью-Ланарке были впервые введены школы для детей младшего возрас-

та, придуманные Оуэном. В них принимали детей, начи-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

ная с двухлетнего возраста, и дети так хорошо проводили там время, что их трудно было

увести домой. В то время как конкуренты Оуэна заставляли своих рабочих работать по 13—

14 часов в день, в Нью-Ланарке рабочий день продолжался только 101/2 часов, А когда хлоп-

чатобумажный кризис заставил на четыре месяца прекратить производство, незанятым рабо-

чим продолжали выплачивать полную заработную плату. И при всем том стоимость пред-

приятия возросла более чем вдвое, и оно все время приносило собственникам обильную

прибыль.

Но все это не удовлетворяло Оуэна. Те условия существования, которые он создал для

своих рабочих, еще далеко не соответствовали в его глазах человеческому достоинству.

«Люди эти были моими рабами»,

— говорил он; сравнительно благоприятные условия, в которые он поставил рабочих Нью-

Ланарка, были еще далеко не достаточны для всестороннего рационального развития их ха-

рактера и ума, не говоря уже о свободной жизнедеятельности.

«А между тем трудящаяся часть этих 2500 человек производила для общества такое количество реального

богатства, для создания которого менее чем полвека тому назад потребовалось бы население в 600000 человек.

Я спрашивал себя: куда девается разница между богатством, потребляемым 2500 человек, и тем, которое было

бы потреблено 600000 человек?»

Ответ был ясен. Эта разница доставалась владельцам фабрики, которые получали 5% на

вложенный в предприятие капитал и еще сверх того больше 300000 фунтов стерлингов

(6000000 марок) прибыли. В большей еще степени, чем к Нью-Ланарку, это было применимо

ко всем остальным фабрикам Англии.

«Без этого нового богатства, созданного машинами, не было бы возможности вести войны для свержения

Наполеона и сохранения аристократических принципов общественного устройства. А между тем эта новая сила

была созданием трудящегося класса»*.

Ему поэтому должны принадлежать и плоды ее. Новые могучие производительные силы,

служившие до сих пор только обогащению единиц и порабощению масс, представлялись Оу-

эну основой для общественного преобразования и должны были работать только для общего

благосостояния всех в качестве их общей собственности.

*

Из обращения под названием «Революция в умах и практике», адресованного ко всем «красным республи-

канцам, коммунистам и социалистам Европы», посланного французскому временному правительству 1848 г., а

также «королеве Виктории и ее ответственным советникам»130.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 200

На таких чисто деловых началах, как плод, так сказать, коммерческого подсчета, возник

коммунизм Оуэна. Этот свой практический характер он сохранял всегда и везде. Так, в

1823 г. Оуэн составил проект устранения ирландской нищеты путем создания коммунисти-

ческих колоний и приложил к нему подробные расчеты необходимого вложения капитала,

ежегодных издержек и предполагаемых доходов131. А в своем окончательном плане будуще-

го строя Оуэн разработал все технические подробности, вплоть до плана, фасада и вида с вы-

соты птичьего полета, с таким знанием дела, что если принять его метод преобразования об-

щества, то очень немного можно возразить против деталей, даже с точки зрения специали-

ста.

Переход к коммунизму был поворотным пунктом в жизни Оуэна. Пока он выступал про-

сто как филантроп, он пожинал только богатство, одобрение, почет и славу. Он был попу-

лярнейшим человеком в Европе. Его речам благосклонно внимали не только его собратья по

общественному положению, но даже государственные деятели и монархи. Но как только он

выступил со своими коммунистическими теориями, дело приняло другой оборот. Путь к

преобразованию общества, по его мнению, преграждали прежде всего три великих препятст-

вия: частная собственность, религия и существующая форма брака. Начиная борьбу с этими

препятствиями, он знал, что ему предстоит стать отверженным в среде официального обще-

ства и лишиться своего общественного положения. Но эти соображения не могли остановить

Оуэна, не убавили энергии его бесстрашного нападения. И произошло именно то, что он

предвидел. Изгнанный из официального общества, замалчиваемый прессой, обедневший в

результате неудачных коммунистических опытов в Америке, в жертву которым он принес

все свое состояние, Оуэн обратился прямо к рабочему классу, в среде которого он продолжал

свою деятельность еще тридцать лет. Все общественные движения, которые происходили в

Англии в интересах рабочего класса, и все их действительные достижения связаны с именем

Оуэна. Так, в 1819 г. благодаря его пятилетним усилиям был проведен первый закон, огра-

ничивший работу женщин и детей на фабриках132. Он был председателем первого конгресса,

на котором тред-юнионы всей Англии объединились в один большой всеобщий профессио-

нальный союз133. Он же организовал — в качестве мероприятий для перехода к обществен-

ному строю, уже вполне коммунистическому, — с одной стороны, кооперативные общества

(потребительские и производственные товарищества), которые, по крайней мере, доказали в

дальнейшем на практике полную возможность обходиться как без купцов, так и без фаб-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — I

рикантов; с другой стороны — рабочие базары, на которых продукты труда обменивались

при помощи трудовых бумажных денег, единицей которых служил час рабочего времени134.

Эти базары неизбежно должны были потерпеть неудачу, но они вполне предвосхитили зна-

чительно более поздний прудоновский меновой банк135, от которого они, однако, отличались

как раз тем, что не возводились в универсальное целительное средство от всех обществен-

ных зол, а предлагались только как один из первых шагов к значительно более радикальному

переустройству общества.

Способ понимания, свойственный утопистам, долго господствовал над социалистически-

ми воззрениями XIX века и отчасти господствует еще и поныне. Его придерживались до не-

давнего времени все французские и английские социалисты, а также прежний немецкий

коммунизм, включая Вейтлинга. Социализм для них всех есть выражение абсолютной исти-

ны, разума и справедливости, и стоит только его открыть, чтобы он собственной силой поко-

рил весь мир; а так как абсолютная истина не зависит от времени, пространства и историче-

ского развития человечества, то это уже дело чистой случайности, когда и где она будет от-

крыта. При этом абсолютная истина, разум и справедливость опять-таки различны у каждого

основателя школы; особый вид абсолютной истины, разума и справедливости у каждого ос-

нователя школы обусловлен опять-таки его субъективным рассудком, жизненными условия-

ми, объемом познаний и степенью развития мышления. Поэтому при столкновении подоб-

ных абсолютных истин разрешение конфликта возможно лишь путем сглаживания их взаим-

ных противоречий. Из этого не могло получиться ничего, кроме некоторого рода эклектиче-

ского межеумочного социализма, который действительно господствует до сих пор в головах

большинства социалистов-рабочих Франции и Англии. Этот эклектический социализм пред-

ставляет собой смесь из более умеренных критических замечаний, экономических положе-

ний и представлений различных основателей сект о будущем обществе, — смесь, которая

допускает крайне разнообразные оттенки и которая получается тем легче, чем больше ее от-

дельные составные части утрачивают в потоке споров, как камешки в ручье, свои острые уг-

лы и грани. Чтобы превратить социализм в науку, необходимо было прежде всего поставить

его на реальную почву.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 202

II

Между тем рядом с французской философией XVIII века и вслед за ней возникла новей-

шая немецкая философия,нашедшая свое завершение в Гегеле. Ее величайшей заслугой было

возвращение к диалектике как высшей форме мышления. Древние греческие философы были

все прирожденными, стихийными диалектиками, и Аристотель, самая универсальная голова

среди них, уже исследовал существеннейшие формы диалектического мышления. Новая фи-

лософия, хотя и в ней диалектика имела блестящих представителей (например, Декарт и

Спиноза), напротив, все более и более погрязала, особенно под влиянием английской фило-

софии, в так называемом метафизическом способе мышления, почти исключительно овла-

девшем также французами XVIII века, по крайней мере в их специально философских тру-

дах. Однако вне пределов философии в собственном смысле слова они смогли оставить нам

высокие образцы диалектики; припомним только «Племянника Рамо» Дидро136 и «Рассужде-

ние о происхождении неравенства между людьми» Руссо. — Остановимся здесь вкратце на

существе обоих методов мышления.

Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или

нашу духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплете-

ния связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а

все движется, изменяется, возникает и исчезает. Таким образом, мы видим сперва общую

картину, в которой частности пока более или менее отступают на задний план, мы больше

обращаем внимание на движение, на переходы и связи, чем на то, что именно движется, пе-

реходит, находится в связи. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный

взгляд на мир был присущ древнегреческой философии и впервые ясно выражен Геракли-

том: все существует и в то же

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — II

время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоян-

ном процессе возникновения и исчезновения. Несмотря, однако, на то, что этот взгляд верно

схватывает общий характер всей картины явлений, он все же недостаточен для объяснения

тех частностей, из которых она складывается, а пока мы не знаем их, нам не ясна и общая

картина. Чтобы познавать эти частности, мы вынуждены вырывать их из их естественной

или исторической связи и исследовать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым

причинам и следствиям и т. д. В этом состоит прежде всего задача естествознания и истори-

ческого исследования, т. е. тех отраслей науки, которые по вполне понятным причинам за-

нимали у греков классических времен лишь подчиненное место, потому что грекам нужно

было раньше всего другого накопить необходимый материал. Только после того как естест-

веннонаучный и исторический материал до известной степени собран, можно приступать к

критическому отбору, сравнению, а сообразно с этим и разделению на классы, порядки и ви-

ды. Начатки точного исследования природы получили дальнейшее развитие впервые лишь у

греков александрийского периода137, а затем, в средние века, у арабов. Настоящее же естест-

вознание начинается только со второй половины XV века, и с этого времени оно непрерывно

делает все более быстрые успехи. Разложение природы на ее отдельные части, разделение

различных процессов и предметов природы на определенные классы, исследование внутрен-

него строения органических тел по их многообразным анатомическим формам, — все это

было основным условием тех исполинских успехов, которые были достигнуты в области по-

знания природы за последние четыреста лет. Но тот же способ изучения оставил нам вместе

с тем и привычку рассматривать вещи и процессы природы в их обособленности, вне их ве-

ликой общей связи, и в силу этого — не в движении, а в неподвижном состоянии, не как су-

щественно изменчивые, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенный Бэ-

коном и Локком из естествознания в философию, этот способ понимания создал специфиче-

скую ограниченность последних столетий — метафизический способ мышления.

Для метафизика вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные,

застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и

один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредствованными противополож-

ностями; речь его состоит из: «да — да, нет — нет; что сверх того, то от лукавого»138. Для

него вещь или существует или не существует, и точно так же вещь не может

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 204

быть самой собой и в то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно исклю-

чают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу тоже находятся в застыв-

шей противоположности. Этот способ мышления кажется нам на первый взгляд совершенно

очевидным потому, что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но

здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домаш-

него обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится

выйти на широкий простор исследования. Метафизический способ понимания, хотя и явля-

ется правомерным и даже необходимым в известных областях, более или менее обширных,

смотря по характеру предмета, рано или поздно достигает каждый раз того предела, за кото-

рым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразре-

шимых противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за

их бытием — их возникновения и исчезновения, из-за их покоя забывает их движение, за де-

ревьями не видит леса. В обыденной жизни, например, мы знаем и можем с уверенностью

сказать, существует ли то или иное животное или нет, но при более точном исследовании мы

убеждаемся, что это иногда в высшей степени сложное дело, как это очень хорошо известно

юристам, которые тщетно бились над тем, чтобы найти рациональную границу, за которой

умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством. Невозможно точно так же

определить и момент смерти, так как физиология доказывает, что смерть есть не внезапный,

мгновенный акт, а очень длительный процесс. Равным образом и всякое органическое суще-

ство в каждое данное мгновение является тем же самым и не тем же самым; в каждое мгно-

вение оно перерабатывает получаемые им извне вещества и выделяет из себя другие вещест-

ва, в каждое мгновение одни клетки его организма отмирают, другие образуются; по истече-

нии более или менее длительного периода времени вещество данного организма полностью

обновляется, заменяется другими атомами вещества. Вот почему каждое органическое суще-

ство всегда то же и, однако, не то же. При более точном исследовании мы находим также,

что оба полюса какой-нибудь противоположности — например, положительное и отрица-

тельное — столь же неотделимы один от другого, как и противоположны, и что они, несмот-

ря на всю противоположность между ними, взаимно проникают друг друга. Мы видим далее,

что причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в

применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — II

этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления схо-

дятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины

и следствия постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, ста-

новится там или тогда следствием и наоборот.

Все эти процессы и все эти методы мышления не укладываются в рамки метафизического

мышления. Для диалектики же, для которой существенно то, что она берет вещи и их умст-

венные отражения главным образом в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в

их возникновении и исчезновении, — такие процессы, как вышеуказанные, напротив, под-

тверждают лишь ее собственный метод исследования. Природа является пробным камнем

для диалектики, и надо сказать, что современное естествознание доставило для такой пробы

чрезвычайно богатый, с каждым днем увеличивающийся материал и этим материалом дока-

зало, что в природе все совершается в конечном счете диалектически, а не метафизически,

что она движется не в вечно однородном, постоянно снова повторяющемся круге, а пережи-

вает действительную историю. Здесь прежде всего следует указать на Дарвина, который на-

нес сильнейший удар метафизическому взгляду на природу, доказав, что весь современный

органический мир, растения и животные, а следовательно также и человек, есть продукт

процесса развития, длившегося миллионы лет. Но так как и до сих пор можно по пальцам

перечесть естествоиспытателей, научившихся мыслить диалектически, то этот конфликт ме-

жду достигнутыми результатами и укоренившимся способом мышления вполне объясняет ту

безграничную путаницу, которая господствует теперь в теоретическом естествознании и

одинаково приводит в отчаяние как учителей, так и учеников, как писателей, так и читате-

лей.

Итак, точное представление о вселенной, о ее развитии и о развитии человечества, равно

как и об отражении этого развития в головах людей, может быть получено только диалекти-

ческим путем, при постоянном внимании к общему взаимодействию между возникновением

и исчезновением, между прогрессивными изменениями и изменениями регрессивными.

Именно в этом духе и выступила сразу же новейшая немецкая философия. Кант начал свою

научную деятельность с того, что он превратил Ньютонову солнечную систему, вечную и

неизменную, — после того как был однажды дан пресловутый первый толчок, — в истори-

ческий процесс: в процесс возникновения Солнца и всех планет из вращающейся туманной

массы. При

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 206

этом он уже пришел к тому выводу, что возникновение солнечной системы предполагает и

ее будущую неизбежную гибель. Спустя полстолетия его взгляд был математически обосно-

ван Лапласом, а еще полустолетием позже спектроскоп доказал существование в мировом

пространстве таких раскаленных газовых масс различных степеней сгущения139.

Свое завершение эта новейшая немецкая философия нашла в системе Гегеля, великая за-

слуга которого состоит в том, что он впервые представил весь природный, исторический и

духовный мир в виде процесса, т. е. в беспрерывном движении, изменении, преобразовании

и развитии и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития. С этой

точки зрения история человечества уже перестала казаться диким хаосом бессмысленных

насилий, в равной мере достойных — перед судом созревшего ныне философского разума —

лишь осуждения и скорейшего забвения; она, напротив, предстала как процесс развития са-

мого человечества, и задача мышления свелась теперь к тому, чтобы проследить последова-

тельные ступени этого процесса среди всех его блужданий и доказать внутреннюю его зако-

номерность среди всех кажущихся случайностей.

Для нас здесь безразлично, что гегелевская система не разрешила этой поставленной пе-

ред собой задачи; ее историческая заслуга состояла в том, что она поставила эту задачу. За-

дача же эта такова, что она никогда не может быть разрешена отдельным человеком. Хотя

Гегель, наряду с Сен-Симоном, был самым универсальным умом своего времени, но он все-

таки был ограничен, во-первых, неизбежными пределами своих собственных знаний, а во-

вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно так же ограниченными в отношении

объема и глубины. Но к этому присоединилось еще третье обстоятельство. Гегель был идеа-

лист, т. е. для него мысли нашей головы были не отражениями, более или менее абстрактны-

ми, действительных вещей и процессов, а, наоборот, вещи и развитие их были для Гегеля

лишь воплотившимися отражениями какой-то «идеи», существовавшей где-то еще до воз-

никновения мира. Тем самым все было поставлено на голову, и действительная связь миро-

вых явлений была совершенно извращена. И поэтому, как бы верно и гениально ни были

схвачены Гегелем некоторые отдельные связи явлений, все же многое и в частностях его

системы должно было по упомянутым причинам оказаться натянутым, искусственным, на-

думанным, словом — извращенным. Гегелевская система как таковая была колоссальным

недоноском, но зато и последним в своем роде. А именно,

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — II

она еще страдала неизлечимым внутренним противоречием: с одной стороны, ее существен-

ной предпосылкой было воззрение на человеческую историю как на процесс развития, кото-

рый по самой своей природе не может найти умственного завершения в открытии так назы-

ваемой абсолютной истины; но, с другой стороны, его система претендует быть именно за-

вершением этой абсолютной истины. Всеобъемлющая, раз навсегда законченная система по-

знания природы и истории противоречит основным законам диалектического мышления, но

это, однако, отнюдь не исключает, а, напротив, предполагает, что систематическое познание

всего внешнего мира может делать гигантские успехи с каждым поколением.

Уразумение того, что существующий немецкий идеализм совершенно ложен, неизбежно

привело к материализму, но, следует заметить, не просто к метафизическому, исключитель-

но механическому материализму XVIII века. В противоположность наивно революционному,

простому отбрасыванию всей прежней истории, современный материализм видит в истории

процесс развития человечества и ставит своей задачей открытие законов движения этого

процесса. Как у французов XVIII века, так еще и у Гегеля господствовало представление о

природе, как о всегда равном себе целом, движущемся в одних и тех же ограниченных кру-

гах, с вечными мировыми телами, как учил Ньютон, и с неизменными видами органических

существ, как учил Линней; в противоположность этому представлению о природе современ-

ный материализм обобщает новейшие успехи естествознания, согласно которым природа

тоже имеет свою историю во времени, небесные тела возникают и исчезают, как и все те ви-

ды организмов, которые при благоприятных условиях населяют эти тела, а круговороты, по-

скольку они вообще могут иметь место, приобретают бесконечно более грандиозные разме-

ры. В обоих случаях современный материализм является по существу диалектическим и не

нуждается больше в стоящей над прочими науками философии. Как только перед каждой

отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и зна-

ний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда

из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мыш-

лении и его законах — формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положи-

тельную науку о природе и истории.

Но в то время как указанный переворот в воззрениях на природу мог совершаться лишь по

мере того, как исследования доставляли соответствующий положительный материал

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 208

для познания, — уже значительно раньше совершились исторические события, вызвавшие

решительный поворот в понимании истории. В 1831 г. в Лионе произошло первое рабочее

восстание; в период с 1838 по 1842 г. первое национальное рабочее движение, движение анг-

лийских чартистов, достигло своей высшей точки. Классовая борьба между пролетариатом и

буржуазией выступала на первый план в истории наиболее развитых стран Европы, по мере

того, как там развивались, с одной стороны, крупная промышленность, а с другой — недавно

завоеванное политическое господство буржуазии. Факты все с большей и большей наглядно-

стью показывали всю лживость учения буржуазной политической экономии о тождестве ин-

тересов капитала и труда, о всеобщей гармонии и о всеобщем благоденствии народа как

следствии свободной конкуренции. Невозможно уже было не считаться со всеми этими фак-

тами, равно как и с французским и английским социализмом, который являлся их теоретиче-

ским, хотя и крайне несовершенным, выражением. Но старое, еще не вытесненное, идеали-

стическое понимание истории не знало никакой классовой борьбы, основанной на матери-

альных интересах, и вообще никаких материальных интересов; производство и все экономи-

ческие отношения упоминались лишь между прочим, как второстепенные элементы «исто-

рии культуры».

Новые факты заставили подвергнуть всю прежнюю историю новому исследованию, и то-

гда выяснилось, что вся прежняя история, за исключением первобытного состояния, была

историей борьбы классов, что эти борющиеся друг с другом общественные классы являются

в каждый данный момент продуктом отношений производства и обмена, словом — экономи-

ческих отношений своей эпохи; следовательно, выяснилось, что экономическая структура

общества каждой данной эпохи образует ту реальную основу, которой и объясняется в ко-

нечном счете вся надстройка, состоящая из правовых и политических учреждений, равно как

и из религиозных, философских и иных воззрений каждого данного исторического периода.

Гегель освободил от метафизики понимание истории, он сделал его диалектическим, но его

понимание истории было по своей сущности идеалистическим. Теперь идеализм был изгнан

из своего последнего убежища, из понимания истории, было дано материалистическое по-

нимание истории, и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия вместо

прежнего объяснения их бытия из их сознания.

Поэтому социализм теперь стал рассматриваться не как случайное открытие того или дру-

гого гениального ума, а как

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — II

необходимый результат борьбы двух исторически образовавшихся классов — пролетариата

и буржуазии. Его задача заключается уже не в том, чтобы сконструировать возможно более

совершенную систему общества, а в том, чтобы исследовать историко-экономический про-

цесс, необходимым следствием которого явились названные классы с их взаимной борьбой,

и чтобы в экономическом положении, созданном этим процессом, найти средства для разре-

шения конфликта. Но прежний социализм был так же несовместим с этим материалистиче-

ским пониманием истории, как несовместимо было с диалектикой и с новейшим естество-

знанием понимание природы французскими материалистами. Прежний социализм, хотя и

критиковал существующий капиталистический способ производства и его последствия, но

он не мог объяснить его, а следовательно, и справиться с ним, — он мог лишь просто объя-

вить его никуда не годным. Чем более возмущался он неизбежной при этом способе произ-

водства эксплуатацией рабочего класса, тем менее был он в состоянии ясно указать, в чем

состоит эта эксплуатация и как она возникает. Но задача заключалась в том, чтобы, с одной

стороны, объяснить неизбежность возникновения капиталистического способа производства

в его исторической связи и необходимость его для определенного исторического периода, а

поэтому и неизбежность его гибели, а с другой — в том, чтобы обнажить также внутренний,

до сих пор еще не раскрытый характер этого способа производства. Это было сделано благо-

даря открытию прибавочной стоимости. Было доказано, что присвоение неоплаченного тру-

да есть основная форма капиталистического способа производства и осуществляемой им

эксплуатации рабочих; что даже в том случае, когда капиталист покупает рабочую силу по

полной стоимости, какую она в качестве товара имеет на товарном рынке, он все же выкола-

чивает из нее стоимость больше той, которую он заплатил за нее, и что эта прибавочная

стоимость в конечном счете и образует ту сумму стоимости, из которой накапливается в ру-

ках имущих классов постоянно возрастающая масса капитала. Таким образом, было объяс-

нено, как совершается капиталистическое производство и как производится капитал.

Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разо-

блачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости —

мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело преж-

де всего в том, чтобы разработать ее дальше во всех ее частностях и взаимосвязях.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 210

III

Материалистическое понимание истории исходит из того сложения, что производство, а

вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного

строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с

ним и разделение общества на классы или сословия, определяется тем, что и как производит-

ся, и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех

общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в

возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа

производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпо-

хи. Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления нера-

зумны и несправедливы, что «разумное стало бессмысленным, благо стало мучением»*, —

является лишь симптомом того, что в методах производства и в формах обмена незаметно

произошли такие изменения, которым уже не соответствует общественный строй, скроенный

по старым экономическим условиям. Отсюда вытекает также и то, что средства для устране-

ния обнаруженных зол должны быть тоже налицо — в более или менее развитом виде — в

самих изменившихся производственных отношениях. Надо не изобретать эти средства из

головы, а открывать их при помощи головы в наличных материальных фактах производст-

ва.

Итак, как же, в связи с этим, обстоит дело с современным социализмом?

Всеми уже, пожалуй, признано, что существующий общественный строй создан господ-

ствующим теперь классом — буржуазией. Свойственный буржуазии способ производства,

назы-

*

Гёте. «Фауст», Часть I, сцена четвертая («Кабинет Фауста»). Ред.

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

ваемый со времени Маркса капиталистическим способом производства, был несовместим с

местными и сословными привилегиями, равно как и с взаимными личными узами феодаль-

ного строя; буржуазия разрушила феодальный строй и воздвигла на его развалинах буржуаз-

ный общественный строй, царство свободной конкуренции, свободы передвижения, равно-

правия товаровладельцев, — словом, всех буржуазных прелестей. Капиталистический спо-

соб производства мог теперь развиваться свободно. С тех пор как пар и новые рабочие ма-

шины превратили старую мануфактуру в крупную промышленность, созданные под управ-

лением буржуазии производительные силы стали развиваться с неслыханной прежде быст-

ротой и в небывалых размерах. Но точно так же, как в свое время мануфактура и усовершен-

ствовавшиеся под ее влиянием ремесла пришли в конфликт с феодальными оковами цехов,

так и крупная промышленность в своем более полном развитии приходит в конфликт с теми

узкими рамками, в которые ее втискивает капиталистический способ производства. Новые

производительные силы уже переросли буржуазную форму их использования. И этот кон-

фликт между производительными силами и способом производства вовсе не такой конфликт,

который возник только в головах людей — подобно конфликту между человеческим перво-

родным грехом и божественной справедливостью, — а существует в действительности, объ-

ективно, вне нас, независимо от воли или поведения даже тех людей, деятельностью которых

он создан. Современный социализм есть не что иное, как отражение в мышлении этого фак-

тического конфликта, идеальное отражение его в головах прежде всего того класса, который

страдает от него непосредственно, — рабочего класса.

В чем же состоит этот конфликт?

До появления капиталистического производства, т. е. в средние века, всюду существовало

мелкое производство, основой которого была частная собственность работников на их сред-

ства производства: в деревне — земледелие мелких крестьян, свободных или крепостных, в

городе — ремесло. Средства труда — земля, земледельческие орудия, мастерские, ремеслен-

ные инструменты — были средствами труда отдельных лиц, рассчитанными лишь на едино-

личное употребление, и, следовательно, по необходимости оставались мелкими, карликовы-

ми, ограниченными. Но потому-то они, как правило, и принадлежали самому производите-

лю. Сконцентрировать, укрупнить эти раздробленные, мелкие средства производства, пре-

вратить их в современные могучие рычаги производства — такова как раз

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 212

и была историческая роль капиталистического способа производства и его носительницы —

буржуазии. Как она исторически выполнила эту роль, начиная с XV века, на трех различных

ступенях производства: простой кооперации, мануфактуры и крупной промышленности, —

подробно изображено Марксом в IV отделе «Капитала»140. Но буржуазия, как установил

Маркс там же, не могла превратить эти ограниченные средства производства в мощные про-

изводительные силы, не превращая их из средств производства, применяемых отдельными

лицами, в общественные средства производства, применяемые лишь совместно массой лю-

дей. Вместо самопрялки, ручного ткацкого станка, кузнечного молота появились прядильная

машина, механический ткацкий станок, паровой молот; вместо отдельной мастерской —

фабрика, требующая совместного труда сотен и тысяч рабочих. Подобно средствам произ-

водства, и само производство превратилось из ряда разрозненных действий в ряд общест-

венных действий, а продукты — из продуктов отдельных лиц в продукты общественные.

Пряжа, ткани, металлические товары, выходящие теперь с фабрик и заводов, представляют

собой продукт совместного труда множества рабочих, через руки которых они должны были

последовательно пройти, прежде чем стали готовыми. Никто в отдельности не может сказать

о них: «Это сделал я, это мой продукт».

Но там, где основной формой производства является стихийно сложившееся разделение

труда в обществе, возникшее постепенно, без всякого плана, там это разделение труда неиз-

бежно придает продуктам форму товаров, взаимный обмен которых, купля и продажа, дает

возможность отдельным производителям удовлетворять свои разнообразные потребности.

Так и было в средние века. Крестьянин, например, продавал ремесленнику земледельческие

продукты и покупал у него ремесленные изделия. В это общество отдельных производите-

лей, товаропроизводителей, и вклинился новый способ производства. Среди стихийно сло-

жившегося, беспланового разделения труда, господствующего во всем обществе, он устано-

вил планомерное разделение труда, организованное на каждой отдельной фабрике; рядом с

производством отдельных производителей появилось общественное производство. Продук-

ты того и другого продавались на одном и том же рынке, а следовательно, по ценам, по

крайней мере, приблизительно одинаковым. Но планомерная организация оказалась могуще-

ственнее стихийно сложившегося разделения труда; на фабриках, применявших обществен-

ный труд, изготовление продуктов обходилось дешевле, чем у разрозненных мелких произ-

води-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

телей. Производство отдельных производителей побивалось в одной области за другой, об-

щественное производство революционизировало весь старый способ производства. Однако

этот революционный характер общественного производства так мало сознавался, что оно,

напротив, вводилось именно ради усиления и расширения товарного производства. Оно воз-

никло в непосредственной связи с определенными, уже до него существовавшими рычагами

производства и обмена товаров: купеческим капиталом, ремеслом и наемным трудом. Ввиду

того что оно само выступало как новая форма товарного производства, свойственные товар-

ному производству формы присвоения сохраняли свою полную силу также и для него.

При той форме товарного производства, которая развивалась в средние века, вопрос о том,

кому должен принадлежать продукт труда, не мог даже и возникнуть. Он изготовлялся от-

дельным производителем обыкновенно из собственного сырья, часто им же самим произве-

денного, при помощи собственных средств труда и собственными руками или руками семьи.

Такому производителю незачем было присваивать себе этот продукт, он принадлежал ему по

самому существу дела. Следовательно, право собственности на продукты покоилось на соб-

ственном труде. Даже там, где пользовались посторонней помощью, она, как правило, игра-

ла лишь побочную роль и зачастую вознаграждалась помимо заработной платы еще и иным

путем: цеховой ученик и подмастерье работали не столько ради содержания и платы, сколь-

ко ради собственного обучения и подготовки к званию самостоятельного мастера. Но вот на-

чалась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превра-

щение их по сути дела в общественные средства производства. С этими общественными

средствами производства и продуктами продолжали, однако, поступать так, как будто они

по-прежнему оставались средствами производства и продуктами отдельных лиц. Если до сих

пор собственник средств труда присваивал продукт потому, что это был, как правило, его

собственный продукт, а чужой вспомогательный труд был исключением, то теперь собст-

венник средств труда продолжал присваивать себе продукт, хотя последний являлся уже не

его продуктом, а исключительно продуктом чужого труда. Таким образом, продукты обще-

ственного труда стали присваиваться не теми, кто действительно приводил в движение сред-

ства производства и действительно был производителем этих продуктов, а капиталистом.

Средства производства и производство по существу стали общественными. Но они остаются

подчиненными той форме присвоения,

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 214

которая своей предпосылкой имеет частное производство отдельных производителей, когда

каждый, следовательно, является владельцем своего продукта и выносит его на рынок. Спо-

соб производства подчиняется этой форме присвоения, несмотря на то, что он уничтожает ее

предпосылки*. В этом противоречии, которое придает новому способу производства его ка-

питалистический характер, уже содержатся в зародыше все коллизии современности. И чем

полнее становилось господство нового способа производства во всех решающих отраслях

производства и во всех экономически господствующих странах, сводя тем самым производ-

ство отдельных производителей к незначительным остаткам, тем резче должна была вы-

ступать и несовместимость общественного производства с капиталистическим присвое-

нием.

Первые капиталисты застали, как мы видели, форму наемного труда уже существующей.

Но наемный труд существовал лишь в виде исключения, побочного занятия, подсобного

промысла, переходного положения. Земледелец, нанимавшийся время от времени на поден-

ную работу, имел свой собственный клочок земли, который на худой конец и один мог его

прокормить. Цеховые уставы заботились о том, чтобы сегодняшний подмастерье завтра ста-

новился мастером. Но все изменилось, как только средства производства превратились в об-

щественные и сконцентрировались в руках капиталистов. Средства производства и продукты

мелкого отдельного производителя все более и более обесценивались, и ему не оставалось

ничего иного, как наниматься к капиталисту. Наемный труд, существовавший раньше в виде

исключения и подсобного промысла, стал правилом и основной формой всего производства;

из побочного занятия, каким он был прежде, он превратился теперь в единственную деятель-

ность работника. Работник, нанимающийся время от времени, превратился в пожизненного

наемного рабочего. Масса пожизненных наемных рабочих к тому же чрезвычайно увеличи-

лась благодаря одновременному крушению феодального строя, роспуску свит феодалов, из-

гнанию крестьян из их усадеб и т. д. Произошел полный разрыв между средствами произ-

водства, сконцентрированными в ру-

*

Нет надобности разъяснять здесь, что если форма присвоения и остается прежней, то характер присвое-

ния претерпевает вследствие вышеописанного процесса не меньшую революцию, чем характер производства.

Присваиваю ли я продукт своего собственного или продукт чужого труда — это, конечно, два весьма различ-

ных вида присвоения. Заметим мимоходом, что наемный труд, в котором уже содержится в зародыше весь ка-

питалистический способ производства, существует с давних времен; в единичной, случайной форме он сущест-

вовал в течение столетий рядом с рабством. Но этот зародыш мог развиться в капиталистический способ произ-

водства только тогда, когда были созданы необходимые для этого исторические предпосылки.

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

ках капиталистов, с одной стороны, и производителями, лишенными всего, кроме своей ра-

бочей силы, с другой стороны, Противоречие между общественным производством и капи-

талистическим присвоением выступает наружу как антагонизм между пролетариатом и бур-

жуазией.

Мы видели, что капиталистический способ производства вклинился в общество, состояв-

шее из товаропроизводителей, отдельных производителей, общественная связь между кото-

рыми осуществлялась посредством обмена их продуктов. Но особенность каждого общества,

основанного на товарном производстве, заключается в том, что в нем производители теряют

власть над своими собственными общественными отношениями. Каждый производит сам по

себе, случайно имеющимися у него средствами производства и для своей индивидуальной

потребности в обмене. Никто не знает, сколько появится на рынке того продукта, который он

производит, и в каком количестве этот продукт вообще может найти потребителей; никто не

знает, существует ли действительная потребность в производимом им продукте, окупятся ли

его издержки производства, да и вообще будет ли его продукт продан. В общественном про-

изводстве господствует анархия. Но товарное производство, как и всякая другая форма про-

изводства, имеет свои особые, внутренне присущие ему и неотделимые от него законы; и эти

законы прокладывают себе путь вопреки анархии, в самой этой анархии, через нее. Эти зако-

ны проявляются в единственно сохранившейся форме общественной связи — в обмене — и

действуют на отдельных производителей как принудительные законы конкуренции. Они,

следовательно, сначала неизвестны даже самим производителям и могут быть открыты ими

лишь постепенно, путем долгого опыта. Следовательно, они прокладывают себе путь поми-

мо производителей и против производителей, как слепо действующие естественные законы

их формы производства. Продукт господствует над производителями.

В средневековом обществе, в особенности в первые столетия, производство было направ-

лено, главным образом, на собственное потребление. Оно удовлетворяло по преимуществу

только потребности самого производителя и его семьи. Там же, где, как в деревне, существо-

вали отношения личной зависимости, производство удовлетворяло также потребности фео-

дала. Следовательно, здесь не существовало никакого обмена, и продукты не принимали ха-

рактера товаров. Крестьянская семья производила почти все, в чем она нуждалась: орудия и

одежду, так же как и предметы питания. Производить на продажу она начала

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 216

только тогда, когда стала производить излишек сверх собственного потребления и уплаты

натуральных повинностей феодалу; этот излишек, пущенный в общественный обмен, пред-

назначенный для продажи, становился товаром. Городские ремесленники должны были, ко-

нечно, уже с самого начала производить для обмена. Но и они добывали большую часть

нужных для собственного потребления предметов своим личным трудом: они имели огороды

и небольшие поля, пасли свой скот в общинном лесу, который, кроме того, доставлял им

строительный материал и топливо; женщины пряли лен, шерсть и т. д. Производство с целью

обмена, товарное производство еще только возникало. Отсюда — ограниченность обмена,

ограниченность рынка, стабильность способа производства, местная замкнутость по отно-

шению к внешнему миру, местное объединение внутри: марка* в деревне, цех в городе.

С расширением же товарного производства и в особенности с появлением капиталистиче-

ского способа производства дремавшие раньше законы товарного производства стали дейст-

вовать более открыто и властно. Старые связи были расшатаны, былые перегородки разру-

шены, и производители все более и более превращались в независимых разрозненных това-

ропроизводителей. Анархия общественного производства выступила наружу и принимала

все более и более острый характер. А между тем главное орудие, с помощью которого капи-

талистический способ производства усиливал анархию в общественном производстве, пред-

ставляло собой прямую противоположность анархии: это была растущая организация произ-

водства как производства общественного на каждом отдельном производственном предпри-

ятии. С помощью этого рычага капиталистический способ производства покончил со старой

мирной стабильностью. Проникая в ту или иную отрасль промышленности, он изгонял из

нее старые методы производства. Овладевая ремеслом, он уничтожал старое ремесло. Поле

труда стало полем битвы. Великие географические открытия и последовавшая за ними коло-

низация увеличили во много раз область сбыта и ускорили превращение ремесла в мануфак-

туру. Борьба разгоралась уже не только между местными отдельными производителями; ме-

стные схватки разрослись, в свою очередь, до размеров борьбы между нациями, до торговых

войн XVII и XVIII веков141. Наконец, крупная промышленность и возникновение мирового

рынка сделали эту борьбу всеобщей и в то же время

*

См. приложение в конце. [Здесь Энгельс делает ссылку на свою работу «Марка». См. настоящий том, стр.

327—345. Ред.]

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

придали ей неслыханную ожесточенность. В отношениях между отдельными капиталистами,

как и между целыми отраслями производства и между целыми странами, вопрос о существо-

вании решается тем, обладают ли они выгодными, естественными или искусственно создан-

ными, условиями производства. Побежденные безжалостно устраняются. Это — дарвинов-

ская борьба за отдельное существование, перенесенная — с удесятеренной яростью — из

природы в общество. Естественное состояние животных выступает как венец человеческого

развития. Противоречие между общественным производством и капиталистическим при-

своением воспроизводится как противоположность между организацией производства на

отдельных фабриках и анархией производства во всем обществе.

В этих обеих формах проявления противоречия, присущего капиталистическому способу

производства в силу его происхождения, безвыходно движется этот способ производства,

описывая «порочный круг», который открыл в нем уже Фурье. Но Фурье в свое время еще не

мог, конечно, видеть, что этот круг постепенно суживается, что движение производства идет

скорее по спирали и, подобно движению планет, должно закончиться столкновением с цен-

тром. Движущая сила общественной анархии производства все более и более превращает

большинство человечества в пролетариев, а пролетарские массы, в свою очередь, уничтожат

в конце концов анархию производства. Та же движущая сила социальной анархии производ-

ства превращает возможность бесконечного усовершенствования машин, применяемых в

крупной промышленности, в принудительный закон для каждого отдельного промышленно-

го капиталиста, в закон, повелевающий ему беспрерывно совершенствовать свои машины

под страхом гибели. Но усовершенствование машин делает излишним определенное количе-

ство человеческого труда. Если введение и распространение машин означало вытеснение

миллионов работников ручного труда немногими рабочими при машинах, то усовершенст-

вование машин означает вытеснение все большего и большего количества самих рабочих

машинного труда и, в конечном счете, образование усиленного предложения рабочих рук,

превышающего средний спрос на них со стороны капитала. Масса незанятых рабочих обра-

зует настоящую промышленную резервную армию, как я назвал ее еще в 1845 г.*, посту-

пающую в распоряжение

*

«Положение рабочего класса в Англии», стр. 109 [см. настоящее издание, т. 2, стр. 320. Ред.].

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 218

производства, когда оно работает на всех парах, и выбрасываемую на мостовую в результате

неизбежно следующего за этим краха; эта армия, постоянно висящая свинцовой гирей на но-

гах рабочего класса в борьбе за существование между ним и капиталом, служит регулятором

заработной платы, удерживая ее на низком уровне, соответственно потребности капитала.

Таким образом, выходит, что машина, говоря словами Маркса, становится самым мощным

боевым средством капитала против рабочего класса, что средство труда постоянно вырывает

из рук рабочего жизненные средства и собственный продукт рабочего превращается в ору-

дие его порабощения142. Это приводит к тому, что экономия на средствах труда с самого на-

чала является, вместе с тем, беспощаднейшим расточением рабочей силы и хищничеством

по отношению к нормальным условиям функционирования труда143; что машина, это силь-

нейшее средство сокращения рабочего времени, превращается в самое верное средство для

того, чтобы обратить всю жизнь рабочего и его семьи в потенциальное рабочее время для

увеличения стоимости капитала. Вот почему чрезмерный труд одной части рабочего класса

обусловливает полную безработицу другой его части, а крупная промышленность, по всему

свету гоняющаяся за потребителями, ограничивает у себя дома потребление рабочих масс

голодным минимумом и таким образом подрывает свой собственный внутренний рынок.

«Закон, поддерживающий относительное перенаселение, или промышленную резервную ар-

мию, в равновесии с размерами и энергией накопления капитала, приковывает рабочего к

капиталу крепче, чем молот Гефеста приковал Прометея к скале. Он обусловливает накопле-

ние нищеты, соответственное накоплению капитала. Следовательно, накопление богатства

на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества,

огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе, т. е. на стороне класса, ко-

торый производит свой собственный продукт как капитал» (Маркс, «Капитал», стр. 671)144.

Ждать от капиталистического способа производства иного распределения продуктов имело

бы такой же смысл, как требовать, чтобы электроды батареи, оставаясь соединенными с ней,

перестали разлагать воду и собирать на положительном полюсе кислород, а на отрицатель-

ном — водород.

Мы видели, как способность современных машин к усовершенствованию, доведенная до

высочайшей степени, превращается, вследствие анархии производства в обществе, в прину-

дительный закон, заставляющий отдельных промышленных капиталистов постоянно улуч-

шать свои машины, постоянно

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

увеличивать их производительную силу. В такой же принудительный закон превращается

для них и простая фактическая возможность расширять размеры своего производства. Ог-

ромная способность крупной промышленности к расширению, перед которой расширяе-

мость газов оказывается настоящей детской забавой, проявляется теперь в виде потребно-

сти расширять эту промышленность и качественно, и количественно,— потребности, не

считающейся ни с каким противодействием. Это противодействие образуется потреблением,

сбытом, рынками для продуктов крупной промышленности. Способность же рынков как к

экстенсивному, так и к интенсивному расширению определяется совсем иными законами,

действующими с гораздо меньшей энергией. Расширение рынков не может поспевать за

расширением производства. Коллизия становится неизбежной, и так как она не в состоянии

разрешить конфликт до тех пор, пока не взорвет самый капиталистический способ производ-

ства, то она становится периодической. Капиталистическое производство порождает новый

«порочный круг».

И действительно, начиная с 1825 г., когда разразился первый общий кризис, весь про-

мышленный и торговый мир, производство и обмен всех цивилизованных народов вместе с

их более или менее варварскими придатками приблизительно раз в десять лет сходят с рель-

сов. В торговле наступает застой, рынки переполняются массой не находящих сбыта продук-

тов, наличные деньги исчезают из обращения, кредит прекращается, фабрики останавлива-

ются, рабочие лишаются жизненных средств, ибо они произвели эти средства в слишком

большом количестве; банкротства следуют за банкротствами, аукционы сменяются аукцио-

нами. Застой длится годами, массы производительных сил и продуктов расточаются и унич-

тожаются, пока накопившиеся массы товаров по более или менее сниженным ценам не ра-

зойдутся, наконец, и не возобновится постепенно движение производства и обмена. Мало-

помалу движение это ускоряется, шаг сменяется рысью, промышленная рысь переходит в

галоп, уступающий свое место бешеному карьеру, настоящей скачке с препятствиями, охва-

тывающей промышленность, торговлю, кредит и спекуляцию, чтобы в конце концов после

самых отчаянных скачков снова свалиться в бездну краха. И так постоянно сызнова. С

1825 г. мы уже пять раз пережили этот круговорот и теперь (в 1877 г.) переживаем его в шес-

той раз. Характер этих кризисов выражен до такой степени ярко, что Фурье уловил суть всех

этих кризисов, назвав первый из них crise plethorique, кризисом от изобилия145.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 220

В кризисах с неудержимой силой прорывается наружу противоречие между обществен-

ным производством и капиталистическим присвоением. Обращение товаров на время пре-

кращается; средство обращения — деньги — становится тормозом обращения; все законы

производства и обращения товаров действуют навыворот. Экономическая коллизия достига-

ет своей высшей точки: способ производства восстает против способа обмена.

Тот факт, что общественная организация производства внутри фабрик достигла такой сте-

пени развития, что стала несовместимой с существующей рядом с ней и над ней анархией

производства в обществе, — этот факт становится осязательным для самих капиталистов

благодаря насильственной концентрации капиталов, совершающейся во время кризисов по-

средством разорения многих крупных и еще большего числа мелких капиталистов. Весь ме-

ханизм капиталистического способа производства отказывается служить под тяжестью им

же самим созданных производительных сил. Он не может уже превращать в капитал всю

массу средств производства; они остаются без употребления, а потому вынуждена бездейст-

вовать и промышленная резервная армия. Средства производства, жизненные средства, ра-

бочие, находящиеся в распоряжении капитала, — все элементы производства и общего бла-

госостояния имеются в изобилии. Но «изобилие становится источником нужды и лишений»

(Фурье), потому что именно оно-то и препятствует превращению средств производства и

жизненных средств в капитал. Ибо в капиталистическом обществе средства производства не

могут вступать в действие иначе, как превратившись сначала в капитал, в средство эксплуа-

тации человеческой рабочей силы. Как призрак, стоит между рабочими, с одной стороны, и

средствами производства и жизненными средствами, с другой, необходимость превращения

этих средств в капитал. Она одна препятствует соединению вещественных и личных рычагов

производства; она одна мешает средствам производства действовать, а рабочим — трудиться

и жить. Следовательно, с одной стороны, капиталистический способ производства изоблича-

ется в своей собственной неспособности к дальнейшему управлению производительными

силами. С другой стороны, сами производительные силы с возрастающей мощью стремятся

к уничтожению этого противоречия, к освобождению себя от всего того, что свойственно им

в качестве капитала, к фактическому признанию их характера как общественных произво-

дительных сил.

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

Это противодействие мощно возрастающих производительных сил их капиталистическо-

му характеру, эта возрастающая необходимость признания их общественной природы при-

нуждает класс самих капиталистов все чаще и чаще обращаться с ними, насколько это вооб-

ще возможно при капиталистических отношениях, как с общественными производительны-

ми силами. Как периоды промышленной горячки с их безгранично раздутым кредитом, так и

самые крахи, разрушающие крупные капиталистические предприятия, приводят к такой

форме обобществления больших масс средств производства, какую мы встречаем в различ-

ного рода акционерных обществах. Некоторые из этих средств производства и сообщения,

как, например, железные дороги, сами по себе до того колоссальны, что они исключают вся-

кую другую форму капиталистической эксплуатации. На известной ступени развития стано-

вится недостаточной и эта форма; все крупные производители одной и той же отрасли про-

мышленности данной страны объединяются в один «трест», в союз, с целью регулирования

производства. Они определяют общую сумму того, что должно быть произведено, распреде-

ляют ее между собой и навязывают наперед установленную продажную цену. А так как эти

тресты при первой заминке в делах большей частью распадаются, то они тем самым вызы-

вают еще более концентрированное обобществление: целая отрасль промышленности пре-

вращается в одно сплошное колоссальное акционерное общество, конкуренция внутри стра-

ны уступает место монополии этого общества внутри данной страны. Так это и случилось в

1890 г. с английским производством щелочей, которое после слияния всех 48 крупных фаб-

рик перешло в руки единственного, руководимого единым центром, общества с капиталом в

120 миллионов марок.

В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производст-

во капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего

социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов. Но

в этой своей форме эксплуатация становится настолько осязательной, что должна рухнуть.

Ни один народ не согласился бы долго мириться с производством, руководимым трестами с

их неприкрытой эксплуатацией всего общества небольшой шайкой лиц, живущих стрижкой

купонов.

Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный

представитель капиталистического общества вынуждено* взять на себя руководство

*

Я говорю «вынуждено», так как лишь в том случае, когда средства производства или сообщения действи-

тельно перерастут управление акционерных обществ, когда их огосударствление станет экономически неиз-

бежным, только тогда — даже если его совершит современное государство — оно будет экономическим про-

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 222

производством. Эта необходимость превращения в государственную собственность наступа-

ет прежде всего для крупных средств сообщения: почты, телеграфа и железных дорог.

Если кризисы выявили неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современ-

ными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и

средств сообщения в руки акционерных обществ, трестов и в государственную собствен-

ность доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капита-

листа выполняются теперь наемными служащими. Для капиталиста не осталось другой об-

щественной деятельности, кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где

различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Если раньше капиталистический

способ производства вытеснял рабочих, то теперь он вытесняет и капиталистов, правда, пока

еще не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения.

Но ни переход в руки акционерных обществ и трестов, ни превращение в государствен-

ную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил.

Относительно акционерных обществ и трестов это совершенно очевидно. А современное го-

сударство опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество

для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посяга-

тельств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни

была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капитали-

стов, идеальный совокупный капиталист.

грессом, новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы.

Но в последнее время, с тех пор как Бисмарк бросился на путь огосударствления, появился особого рода фаль-

шивый социализм, выродившийся местами в своеобразный вид добровольного лакейства, объявляющий без

околичностей социалистическим всякое огосударствление, даже бисмарковское. Если государственная табач-

ная монополия есть социализм, то Наполеон и Меттерних несомненно должны быть занесены в число основа-

телей социализма. Когда бельгийское государство, из самых обыденных политических и финансовых сообра-

жений, само взялось за постройку главных железных дорог; когда Бисмарк без малейшей экономической необ-

ходимости превратил в государственную собственность главнейшие прусские железнодорожные линии просто

ради удобства приспособления и использования их в случае войны, для того чтобы вышколить железнодорож-

ных чиновников и сделать из них послушно вотирующее за правительство стадо, а главным образом для того,

чтобы иметь новый, независимый от парламента источник дохода, — то все это ни в коем случае не было ша-

гом к социализму, ни прямым, ни косвенным, ни сознательным, ни бессознательным. Иначе должны быть при-

знаны социалистическими учреждениями королевская Seehandlung146, королевская фарфоровая мануфактура и

даже ротные швальни в армии, или даже всерьез предложенное при Фридрихе-Вильгельме III в тридцатых го-

дах каким-то умником огосударствление... домов терпимости.

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его

превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуати-

ровать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отноше-

ния не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей

точке происходит переворот. Государственная собственность на производительные силы не

разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разре-

шения.

Это разрешение может состоять лишь в том, что общественная природа современных

производительных сил будет признана на деле и что, следовательно, способ производства,

присвоения и обмена будет приведен в соответствие с общественным характером средств

производства. А это может произойти только таким путем, что общество открыто и не при-

бегая ни к каким окольным путям возьмет в свое владение производительные силы, пере-

росшие всякий другой способ управления ими, кроме общественного. Тем самым общест-

венный характер средств производства и продуктов, который теперь оборачивается против

самих производителей и периодически потрясает способ производства и обмена, проклады-

вая себе путь только как слепо действующий закон природы, насильственно и разрушитель-

но, — этот общественный характер будет тогда использован производителями с полной соз-

нательностью и превратится из причины расстройств и периодических крахов в сильнейший

рычаг самого производства.

Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разруши-

тельно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их дей-

ствие, направление и влияние, то только от нас самих зависит Подчинять их все более и бо-

лее нашей воле и с их помощью достигать наших целей. Это в особенности относится к со-

временным могучим производительным силам. Пока мы упорно отказываемся понимать их

природу и характер, — а этому пониманию противятся капиталистический способ производ-

ства и его защитники, — до тех пор производительные силы действуют вопреки нам, против

нас, до тех пор они властвуют над нами, как это подробно показано выше. Но раз понята их

природа, они могут превратиться в руках ассоциированных производителей из демонических

повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушительной силой элек-

тричества в грозовой молнии и укрощенным электричеством в телеграфном аппарате и дуго-

вой лампе, та же разница, что между пожаром и огнем, действующим на службе человека.

Когда

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 224

с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их познанной,

наконец, природой, общественная анархия в производстве заменится общественно-

планомерным регулированием производства сообразно потребностям как общества в целом,

так и каждого его члена в отдельности. Тогда капиталистический способ присвоения, при

котором продукт порабощает сперва производителя, а затем и присвоителя, будет заменен

новым способом присвоения продуктов, основанным на самой природе современных средств

производства: с одной стороны, прямым общественным присвоением продуктов в качестве

средств для поддержания и расширения производства, а с другой — прямым индивидуаль-

ным присвоением их в качестве средств к жизни и наслаждению.

Все более и более превращая громадное большинство населения в пролетариев, капитали-

стический способ производства создает силу, которая под угрозой гибели вынуждена совер-

шить этот переворот. Заставляя все более и более превращать в государственную собствен-

ность крупные обобществленные средства производства, капиталистический способ произ-

водства сам указывает путь к совершению этого переворота. Пролетариат берет государ-

ственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную

собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он

уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и госу-

дарство как государство. Существовавшему и существующему до сих пор обществу, которое

движется в классовых противоположностях, было необходимо государство, т. е. организация

эксплуататорского класса для поддержания его внешних условий производства, значит, в

особенности для насильственного удержания эксплуатируемого класса в определяемых дан-

ным способом производства условиях подавления (рабство, крепостничество или феодальная

зависимость, наемный труд). Государство было официальным представителем всего общест-

ва, его сосредоточением в видимой корпорации, но оно было таковым лишь постольку, по-

скольку оно было государством того класса, который для своей эпохи один представлял все

общество: в древности оно было государством рабовладельцев — граждан государства, в

средние века — феодального дворянства, в наше время — буржуазии. Когда государство на-

конец-то становится действительно представителем всего общества, тогда оно само себя де-

лает излишним. С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который

надо бы было держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анар-

хией в производстве, те столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, — с

этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления,

в государстве. Первый акт, в котором государство выступает действительно как представи-

тель всего общества — взятие во владение средств производства от имени общества, — яв-

ляется в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство

государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за

другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управле-

ние вещами и руководство производственными процессами. Государство не «отменяется»,

оно отмирает. На основании этого следует оценивать фразу про «свободное народное госу-

дарство»147, фразу, имевшую до известной поры право на существование в качестве агитаци-

онного средства, но в конечном счете научно несостоятельную. На основании этого следует

оценивать также требование так называемых анархистов, чтобы государство было отменено

с сегодня на завтра.

С тех пор как на историческую сцену выступил капиталистический способ производства,

взятие обществом всех средств производства в свое владение часто представлялось в виде

более или менее туманного идеала будущего как отдельным личностям, так и целым сектам.

Но оно стало возможным, стало исторической необходимостью лишь тогда, когда фактиче-

ские условия его проведения в жизнь оказались налицо. Как и всякий другой общественный

прогресс, оно становится осуществимым не вследствие осознания того, что существование

классов противоречит справедливости, равенству и т. д., не вследствие простого желания от-

менить классы, а в силу известных новых экономических условий. Разделение общества на

классы — эксплуатирующий и эксплуатируемый, господствующий и угнетенный — было

неизбежным следствием прежнего незначительного развития производства. Пока совокуп-

ный общественный труд дает продукцию, едва превышающую самые необходимые средства

существования всех, пока, следовательно, труд отнимает все или почти все время огромного

большинства членов общества, до тех пор это общество Неизбежно делится на классы. Ря-

дом с этим огромным большинством, исключительно занятым подневольным трудом, обра-

зуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий та-

кими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие,

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 226

науки, искусства и т. д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения

труда. Это, однако, отнюдь не исключало применения насилия, хищничества, хитрости и об-

мана при образовании классов и не мешало господствующему классу, захватившему власть,

упрочивать свое положение за счет трудящихся классов и превращать руководство общест-

вом в усиленную эксплуатацию масс.

Но если разделение на классы имеет, таким образом, известное историческое оправдание,

то оно имеет его лишь для известного периода и при известных общественных условиях.

Оно обусловливалось недостаточностью производства и будет уничтожено полным развити-

ем современных производительных сил. И действительно, упразднение общественных клас-

сов предполагает достижение такой ступени исторического развития, на которой является

анахронизмом, выступает как отжившее не только существование того или другого опреде-

ленного господствующего класса, но и какого бы то ни было господствующего класса вооб-

ще, а следовательно, и самое деление на классы. Следовательно, упразднение классов пред-

полагает такую высокую ступень развития производства, на которой присвоение особым

общественным классом средств производства и продуктов, — ас ними и политического гос-

подства, монополии образования и духовного руководства, — не только становится излиш-

ним, но и является препятствием для экономического, политического и интеллектуального

развития. Эта ступень теперь достигнута. Политическое и интеллектуальное банкротство

буржуазии едва ли составляет тайну даже для нее самой, а ее экономическое банкротство по-

вторяется регулярно каждые десять лет. При каждом кризисе общество задыхается под тяже-

стью своих собственных производительных сил и продуктов, которые оно не может исполь-

зовать, и остается беспомощным перед абсурдным противоречием, когда производители не

могут потреблять потому, что недостает потребителей. Свойственная современным средст-

вам производства сила расширения разрывает оковы, наложенные капиталистическим спо-

собом производства. Освобождение средств производства от этих оков есть единственное

предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряющегося развития производи-

тельных сил, а благодаря этому — и практически безграничного роста самого производства.

Но этого недостаточно. Обращение средств производства в общественную собственность

устраняет не только существующее теперь искусственное торможение производства, но так-

же и то прямое расточение и уничтожение производительных сил и продуктов, которое

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

в настоящее время является неизбежным спутником производства и достигает своих высших

размеров в кризисах. Сверх того, оно сберегает для общества массу средств производства и

продуктов путем устранения безумной роскоши и мотовства господствующих теперь клас-

сов и их политических представителей. Возможность обеспечить всем членам общества пу-

тем общественного производства не только вполне достаточные и с каждым днем улучшаю-

щиеся материальные условия существования, но также полное свободное развитие и приме-

нение их физических и духовных способностей, — эта возможность достигнута теперь впер-

вые, но теперь она действительно достигнута* .

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное

производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями. Анархия внутри

общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекра-

щается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь — в известном смыс-

ле окончательно — выделяется из царства животных и из звериных условий существования

переходит в условия действительно человеческие. Условия жизни, окружающие людей и до

сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, кото-

рые впервые становятся действительными и сознательными повелителями природы, потому

что они становятся господами своего собственного объединения в общество. Законы их соб-

ственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господ-

ствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела и

тем самым будут подчинены их господству. То объединение людей в общество, которое про-

тивостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их

собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор

над историей, поступают под контроль самих людей. И только

*

Несколько цифр могут дать приблизительное представление об огромной способности современных

средств производства к расширению даже под капиталистическим гнетом. По новейшим вычислениям Джиф-

фена148, общая сумма всех богатств Великобритании и Ирландии составляла круглым числом:

в 1814 г. — 2 200 млн. ф. ст. = 44 млрд. марок

» 1865 » — 6 100 » » » =122 » »

» 1875 » — 8 500 » » » =170 » »

Что же касается уничтожения средств производства и продуктов во время кризисов, то на втором конгрессе

немецких промышленников (в Берлине, 21 февраля 1878 г.)149 было установлено, что общие убытки одной

только германской железоделательной промышленности достигли во время последнего кризиса 455 млн. ма-

рок.

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 228

с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда

приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и все

возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из

царства необходимости в царство свободы.

В заключение подведем кратко итоги изложенному нами ходу развития:

I. Средневековое общество: Мелкое индивидуальное производство. Средства производст-

ва предназначены для индивидуального употребления и потому примитивно неуклюжи, мел-

ки, с ничтожным действием. Производство с целью непосредственного потребления продук-

тов, — самим ли производителем или его феодальным господином. Лишь там, где сверх это-

го потребления оказывается излишек производства над непосредственным потреблением,

этот излишек предназначается на продажу и поступает в обмен: следовательно, товарное

производство находится лишь в процессе возникновения; но уже и в это время оно заключа-

ет в себе в зародыше анархию общественного производства.

II. Капиталистическая революция: Переворот в промышленности, совершающийся сна-

чала посредством простой кооперации и мануфактуры. Концентрация разбросанных до сих

пор средств производства в больших мастерских и превращение их тем самым из индивиду-

альных средств производства в общественные, — превращение, в общем и целом не коснув-

шееся формы обмена. Старые формы присвоения остаются в силе. Выступает капиталист: в

качестве собственника средств производства он присваивает себе также и продукты и пре-

вращает их в товары. Производство становится общественным актом; обмен же, а с ним и

присвоение продуктов остаются индивидуальными актами, актами отдельных лиц: продукт

общественного труда присваивается отдельным капиталистом. Это и составляет основное

противоречие, откуда вытекают все те противоречия, в которых движется современное об-

щество и которые с особенной ясностью обнаруживаются в крупной промышленности.

a) Отделение производителя от средств производства. Рабочий обречен на пожизненный

наемный труд. Противоположность между пролетариатом и буржуазией.

b) Все большее выявление и усиливающееся действие законов, господствующих над то-

варным производством. Безудержная конкурентная борьба. Противоречие между общест-

 

РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ. — III

венной организацией на каждой отдельной фабрике и общественной анархией в производ-

стве в целом.

c) С одной стороны — усовершенствование машин, обратившееся благодаря конкуренции

в принудительный закон для каждого отдельного фабриканта и означающее в то же время

постоянно усиливающееся вытеснение из фабрик рабочих: возникновение промышленной ре-

зервной армии. С другой стороны — беспредельное расширение производства, что также

стало принудительным законом конкуренции для каждого фабриканта. С обеих сторон —

неслыханное развитие производительных сил, превышение предложения над спросом, пере-

производство, переполнение рынков, кризисы, повторяющиеся каждые десять лет, порочный

круг: здесь — излишек средств производства и продуктов, там — излишек рабочих, лишен-

ных работы и средств существования. Но оба эти рычага производства и общественного бла-

госостояния не могут соединиться, потому что капиталистическая форма производства не

позволяет производительным силам действовать, а продуктам циркулировать иначе, как при

условии предварительного превращения их в капитал, чему именно и препятствует их изли-

шек. Это противоречие возрастает до бессмыслицы: способ производства восстает против

формы обмена. Буржуазия уличается, таким образом, в неспособности к дальнейшему

управлению своими собственными общественными производительными силами.

d) Частичное признание общественного характера производительных сил — признание, к

которому вынуждаются сами капиталисты. Обращение крупных организмов производства и

сообщения — сначала в собственность акционерных компаний, позже — трестов, а затем —

и государства. Буржуазия оказывается излишним классом; все ее общественные функции

выполняются теперь наемными служащими.

III. Пролетарская революция, разрешение противоречий: пролетариат берет обществен-

ную власть и обращает силой этой власти ускользающие из рук буржуазии общественные

средства производства в собственность всего общества. Этим актом он освобождает средства

производства от всего того, что до сих пор было им свойственно в качестве капитала, и дает

полную свободу развитию их общественной природы. Отныне становится возможным обще-

ственное производство по заранее обдуманному плану. Развитие производства делает ана-

хронизмом дальнейшее существование различных общественных классов. В той же мере, в

какой исчезает анархия обществен-ного производства, отмирает политический авторитет го-

сударства. Люди, ставшие, наконец, господами своего собственного

 

Ф. ЭНГЕЛЬС 230

общественного бытия, становятся вследствие этого господами природы, господами самих

себя — свободными.

Совершить этот освобождающий мир подвиг — таково историческое призвание совре-

менного пролетариата. Исследовать исторические условия, а вместе с тем и самое природу

этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетенному классу, призванному совер-

шить этот подвиг, условия и природу его собственного дела — такова задача научного со-

циализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения.